С.Л.Ария Жизнь адвоката

“Вы тоже давали Кшесинской деньги? Нам нужно спасать свои деньги и деньги людей, которых мы знакомили”». Что это, игра актрисы? Нет, я убежден, что Пузырева не обладает такими театральными способностями. Это не игра, а поведение женщины, потрясенной гнусностью обмана, в котором она была использована как орудие преступления.

И с этого момента Пузырева становится ожесточенным врагом Кшесинской. Первым делом в тот же день, 23 ноября, она рассказывает мужу о своих отношениях с Кшесинской, о том, что она давала за нее расписки и что все это оказалось липой. Она добивается вместе с мужем от Кшесинской возврата денег не только тем людям, которых она знакомила, но и вообще всем тем людям, обманутым Кшесинской, которые оказались в поле ее зрения. Так, например, подполковник Жданов, благодаря ее уведомлению, забирает у Кшесинской свои деньги.

Приехав вместе с Киселевой к Кшесинской, она публично бросает ей в лицо: «Ты не та, за кого себя выдаешь: ты аферистка, ты грабишь честных людей». Что это, поведение двух сообщниц, поссорившихся при дележе добычи? Но ведь здесь присутствуют Киселева и Колесова, которых сама Пузырева знакомила с Кшесинской.

С самого начала следствия и по настоящий день Пузырева является не столько объектом следствия, сколько его орудием. Из тех лиц, обман которых вменен в вину Пузыревой, добрая половина признала эти факты под настойчивым давлением Пузыревой.

Итак, из этой третьей части анализа мы тоже можем сделать определенный вывод, что поведение Пузыревой — это не поведение сообщницы, а поведение женщины, самозабвенно верящей в Кшесинскую, затем сомневающейся в своем кумире и, наконец, прозревшей, возмущенной обманом, гневно обличающей обманщицу и стремящейся ликвидировать тот вред, за который она тоже несет моральную ответственность. Этот анализ создает железную и неразрывную цепь доказательств, свидетельствующих, что Пузырева должна быть отнесена к категории потерпевших по делу. Немыслимо, чтобы весь этот объективный материал был создан

81

искусственно Пузыревой как театральная пантомима веры, сомнения и прозрения. Такого не бывает!

Как же объяснить, что Пузырева, человек, имеющий за плечами 38 лет жизни, сталкивавшаяся на своем пути и с хорошими, и с плохими людьми, так слепо поверила Кшесинской и в течение длительного времени следовала в ее кильватере? Для объяснения этого не совсем ясного момента нужно отвлечься от Пузыревой и говорить о других участниках этого дела. Относительно них нас поражает общее для них всех обстоятельство: все они с первого знакомства с Кшесинской питают к ней полнейшее доверие, степень которого настолько велика, что превышает наше понимание.

Приведу несколько примеров.

Шофер такси Бисиркин. К нему в машину в качестве клиента садится Кшесинская. Раньше он ее никогда не видел. Кшесинская спрашивает, не может ли он ей занять денег. Он отвечает: «Пожалуйста, едемте ко мне домой». Едут к нему домой, и он дает ей без расписки 5 тыс. рублей. Мы спрашивали здесь у Бисиркина: «Через сколько минут после начала знакомства вы дали Кшесинской деньги без расписки?» Он отвечает: «Через 15–20 минут. Я вижу, женщина хорошая, заслуживает доверия».

Свидетель Голод случайно познакомился с Кшесинской в магазине. «Кшесинская объяснила мне так просто и так естественно, что она может “достать” жилплощадь, что это предложение не вызвало у меня никаких подозрений, и я дал ей 15 тысяч рублей без расписки. Жена же моя, втайне от меня, дала ей еще 10 тысяч рублей».

Спрашивается, в какие рамки нашего представления о доверии людей это укладывается?

Московские таксисты — уж на что тертые калачи — не видя документов на машину, не видя самих машин, как слепое стадо, тесня друг друга, идут к Кшесинской десятками и несут свои деньги в ее мошну. С расписками, без расписок, на любой срок ей несут деньги. Это же массовый психоз!

Красочно изобразил нам здесь работник МИДа Колесов, как общественные организации одного из отделов Министерства иностранных дел по предложению Кшесинской обсужда-

82

ли наиболее достойную кандидатуру для получения жилья в Моссовете.

Нужно сказать, что это доверие, внезапно поселившееся в сознании людей, укореняется там настолько глубоко, что, когда этим людям прямо заявляют, что Кшесинская мошенница, они отвечают: «Мы не верим». Так, например, Матюшов дал Кшесинской 18 тыс. руб. на автомашину без расписки. Потом встречает своего приятеля Иваницкого, который говорит ему, что он знает Кшесинскую, вместе с ней находился в лагере, она была осуждена по статье 169 как мошенница. «Нет, — говорит Матюшов, — не поверю»,— и дает Кшесинской по ее просьбе еще 14 тыс. руб. в долг без расписки!

Свидетель Киселева дала Кшесинской 20 тыс. руб. на получение квартиры, затем еще 20 тыс. руб., и в течение года Кшесинская не выполняет своего обещания. Казалось бы, срок достаточный, чтобы возникло сомнение. К концу этого года Киселева приезжает к Кшесинской и застает там Пузыреву. Она слышит, как Пузырева кричит Кшесинской: «Ты обманщица, ты грабишь людей, ты не та, за кого выдаешь себя!» У Киселевой возникает тревога. Но достаточно было Кшесинской произнести несколько успокоительных фраз, как Киселева успокаивается и через три месяца после этого дает Кшесинской еще 40 тыс. руб. на машину.

Все это почти не укладывается в нашем сознании. Вот насколько укоренилось это странное доверие к Кшесинской у тех людей, с которыми она знакомилась.

Когда слушаешь эти поразительные показания обманутых Кшесинской людей, невольно хочется заглянуть в ее глаза и посмотреть, какая сила таится в них. Я думаю, граждане судьи, что если бы дело Кшесинской слушалось не в цивилизованном XX веке, а где-нибудь в средневековой Испании, — не избежать ей обвинения в связях с сатаной и костра инквизиции!

Но трезвый взгляд на вещи диктует иное объяснение: Кшесинская обладает поразительным, редчайшим личным обаянием и огромной способностью убеждать людей.

Нужно сказать, что это свойство, это огромное личное обаяние, которое Черников назвал здесь «магнетизмом», до-

83

вольно своеобразно проявляется и в личной жизни Кшесинской: я имею в виду ее отношения с Черниковым, мужем.

Товарищ прокурор сказал, что Черников пытался, как шут, потешать публику в судебном заседании. На меня его выступление не произвело такого впечатления. Горький смех, с которым он здесь выступал, — за ним скрыты тяжелые слезы. Вдумайтесь, как должен был любить Черников Кшесинскую, чтобы всего за три года жизни с ней безропотно бросить к ее ногам все, что имел этот старый человек. Он имел свой дом — он продал его, чтобы отдать ей деньги. Он отдал ей все свои сбережения, он сознательно пожертвовал ради нее полной обеспеченностью в старости, которую давал ему высокий оклад протоиерея, он затоптал по ее воле свое доброе имя и свою свободу. И после всего этого он находит в себе силы и чувства для того, чтобы говорить вам о том, что она добрая, она хорошая, она просто запуталась, она ни в чем не виновата. Это же сцена поразительной драматической напряженности! Оцените в этом плане ту надпись, которая оказалась на фотографии Кшесинской, изъятой при обыске у Черникова: «Дурак, полюбил до тюрьмы и смерти». Вот так огромное личное обаяние Кшесинской, ее способность целиком захватить и подчинить себе человека проявлялись и в ее личной семейной жизни.

Этот фактор неизменного подчинения окружающих поистине магнетическому влиянию Кшесинской действовал особенно сильно и на Пузыреву. Здесь необходимо иметь в виду ее личные качества, психологический склад ее натуры. Мы уже проследили за целым рядом хороших жизненных поступков Пузыревой. Все они проявляются в форме душевного порыва, порой в утрированной, истерической форме. Экспертиза отмечает, что Пузырева — психопатическая личность с истерическими реакциями. Отсюда и повышенная внушаемость, и слепая вера в образ, созданный воображением. Отсюда и активность, с которой она бросилась помогать очаровавшему ее человеку.

Одной из великих трагикомедий человечества является то, что мы стареем, но душа наша, чувства наши еще очень долго остаются юными: те же желания, что и в юности, обуре-

84

вают нас, и мы трезвеем лишь при взгляде в зеркало на свою стареющую оболочку. Но есть люди, у которых в нестареющем состоянии остаются не только чувства, но и черты характера: до седых волос они остаются наивными, доверчивыми, тщеславными и... болтливыми.

И вот Пузырева, мне представляется, в свои 38 лет осталась не только по росту, по миниатюрной фигурке, но и по складу характера той же дерзкой, доверчивой, целиком отдающейся своему порыву девчонкой, какой она была в 18 лет. Она до сих пор в каждое свое увлечение бросается зажмурив глаза, как в омут, отдаваясь ему целиком. Вот так же бро­ силась она в свое увлечение Серафимой Ильиничной Кшесинской.

Теперь я хотел бы доложить коллегии свои соображения относительно улик, которые, по мнению прокурора, доказывают прямой сговор между Пузыревой и Кшесинской.

Действительно, граждане судьи, может быть, есть в деле моменты, которые полностью опровергают выводы защиты о том, что Пузырева слепо верила Кшесинской, была ею обманута, оказалась потерпевшей по делу? Давайте попробуем последовательно разобраться с этими уликами.

Первая ссылка прокурора: Пузырева рекомендовала Кше­ синскую ряду лиц как работника Моссовета.

Но она действительно верила в это. В этом убеждали ее не только слова сестры, представившей ей Кшесинскую как ответственного работника Моссовета, не только персональная машина, на которой ездила Кшесинская, но и самый убедительный из доводов — спокойно-простодушные, западающие в душу слова Кшесинской. Именно так воспринимали Кшесинскую, помимо Пузыревой, Седловский, Щеглова, Нахутина, проф. Баскаков, работники МИДа.

Прокурор говорит далее: «Пузырева давала расписки за полученные Кшесинской деньги». Но именно это как раз и убеждает в беззаветной вере Пузыревой в Кшесинскую: если она предлагает свое имущество в залог добросовестности Кшесинской, значит, она абсолютно верит, что Кшесинская сделает обещанное и что обладателям расписок не придется обращать свои претензии на имущество Пузыревой. Было бы

85

бессмысленно предполагать, что Пузырева вместе с Кшесинской присваивала полученную сумму, а отвечать за всю сумму соглашалась одна.

Прокурор говорит далее: «Поскольку Кшесинская длительное время не выполняла своих обещаний, Пузырева не могла не понять, что это сплошной обман». Известно, что совместная деятельность Пузыревой с Кшесинской продолжалась с января по август 1957 года, то есть 8 месяцев. Защита утверждает, что за это время она могла не догадаться, что деятельность Кшесинской — афера. Чтобы доказать такую возможность, достаточно сослаться на пример потерпевших Доценко

иКиселевой, людей, тяжко потерпевших от Кшесинской всем своим солидным имуществом и потому находящихся вне всяких подозрений: обещанные Кшесинской квартиры они ждали год, квартир не получили, но все-таки, продолжая верить Кшесинской, дают ей еще 40 тыс. руб. на получение через Моссовет машины. Видимо, срок знакомства и взаимоотношений с человеком, умевшим внушать столь безграничное доверие, сам по себе ничего не доказывает.

Наконец, товарищ прокурор ссылается на свидетелей, по­ казавших, что Пузырева сообщала им заведомо ложные сведения о положении дел с квартирами. Таких лиц было трое на предварительном следствии и двое остались в суде.

Давайте разберемся, насколько достоверны показания этих лиц.

Ссамого начала нужно сказать, что многие потерпевшие были остро раздражены не только против Кшесинской, но и против того, кто свел их с нею и поручился за нее. В своем раздражении они отождествляли действия Кшесинской с дей­ ствиями поручителя, вкладывая в уста поручителя зачастую то, что говорила им Кшесинская. Так произошло, например, со Смирновой, которая на предварительном следствии приписала обманные заявления о доме, в котором строится «ее» квартира, Пузыревой. Здесь, в суде, она сумела разобраться

исообщила, что говорила ей об этом только Кшесинская. Весьма ярко это отождествление поручителя и афериста

проявилось в ситуации с Доценко. Буданов, которого Доценко познакомил с Кшесинской, приписал все обманные заявления

86

и даже полученные деньги не Кшесинской, а Доценко и его жене. Но кто усомнится в том, что Доценко не мог сознательно обманывать Буданова, кто усомнится в его добросовестности, если его самого Кшесинская ограбила на 61 тыс. руб.?

Поэтому первый момент, который нужно учитывать при оценке доказательств относительно Пузыревой, это возможность добросовестного заблуждения свидетелей.

Есть и вторая причина, которая настораживает. Причина эта относится к характеру Пузыревой. Все те, кого она в период своего ожесточения против Кшесинской встречала на своем пути, все они в той или иной степени испытывали на себе ее вспыльчивый, безалаберный, резкий характер. Она устраивала клиентам Кшесинской бурные сцены. Интересно, что оба свидетеля, Щеглова и Кузина, на показания которых теперь ссылается прокурор, столкнулись с Пузыревой именно в этот период, и обеим им она устроила сцены, которыми можно было надолго озлобить человека против себя. В квартире портнихи Щегловой она устроила форменный дебош за то, что Щеглова присвоила ее отрез. В квартире Кузиной она устроила грандиозный скандал и коснулась во время этого скандала самого больного для Кузиной места: распространялась о темном источнике средств, которыми Кузина снабдила Кшесинскую.

Кузина — торговый работник, поэтому публичное заявление о наличии у нее крупных сумм может чрезвычайно травмировать ее. Стоит ли удивляться после этого, что все свои показания в суде Кузина провела под девизом «давила и давить буду, как блох». Это замечание, вполголоса брошенное Кузиной в сторону подсудимых после допроса, усилиями защиты было выявлено и оказалось в поле зрения суда. Вот в каком настроении давала Кузина свои показания против Пузыревой.

Последнее, на что ссылается прокурор, это показания Кшесинской на предварительном следствии о том, что за каждого клиента она платила Пузыревой от 5 до 10 тыс. руб.

Я должен вам сказать, что показания Кшесинской вообще не могут приниматься всерьез. Анализируя эти показания на предварительном следствии, я составил схему противоречий

87

вних. Я не вижу надобности приводить вам эту схему сейчас, поскольку Кшесинская отказалась от этого оговора в судебном заседании. Достаточно сказать, что относительно общей суммы, уплаченной ею Пузыревой, Кшесинская варьировала цифру в весьма широких пределах: от 60 до 113 тыс. руб.

Важно другое: Кшесинской до привлечения ее к ответственности все верили, и она всех обманывала, и обманывала весьма успешно. Не пора ли кончить верить ей? Ведь не будете же вы стремиться к тому, чтобы перечень поверивших фантастическим россказням Кшесинской пополнить составом коллегии Московского городского суда?

Иных доказательств сознательного участия Пузыревой в обманных операциях Кшесинской нет, а имеющиеся неубедительны и уж во всяком случае не идут ни в какое сравнение с железной цепью доказательств, свидетельствующих о том, что Пузырева сама была обманута и слепо следовала за Кшесинской по ее извилистому пути.

Поэтому обвинение Пузыревой должно быть сформулировано, в отличие от предложения прокуратуры, следующим образом: «Пузырева не находилась в сговоре с Кшесинской об обмане людей для присвоения их денег и не участвовала в этом присвоении; будучи сама обманута Кшесинской, веря в ее возможности, она рекомендовала Кшесинскую как работника Моссовета ряду лиц с целью получения этими людьми за крупную денежную сумму квартир и гарантировала возврат этих денег в случае неудачи. Поскольку эти лица, а равно и сама Пузырева, несомненно, догадывались, что деньги эти неспроста передаются в руки Кшесинской, а не вносятся

вкассу, поскольку они должны были догадываться, что деньги эти передаются тем сильным мира сего, которые, по словам Кшесинской, стояли за ее спиной, действия этих лиц, включая Пузыреву, следует рассматривать как покушение на взятку3.

Поэтому действия Пузыревой, в соответствии с постановлением Пленума Верховного Суда, должны рассматриваться как соучастие в покушении на взятку». Поскольку статья 118

3Исключение из обвинения мошенничества имело для Пузыревой особое морально-этическое значение.

88

УК даже в сочетании со статьей 17 и 19 УК4 может повлечь за собой серьезное наказание, возникает вопрос: как наказать Пузыреву? И здесь я хотел бы привлечь ваше внимание к ряду обстоятельств, которые резко снижают социальную опасность поступка Пузыревой и не могут не быть учтены при вынесении ей приговора.

Прежде всего, все лица, которых познакомила с Кшесинской Пузырева, получили свои деньги обратно. Здесь плакали перед вами несколько тяжело пострадавших от Кшесинской людей. Но те, кого Пузырева свела с Кшесинской, ни одной слезы не пролили. Из них только один человек, Киселева, не получила обратно своих денег, но это уже произошло по вине самой Киселевой: она призналась вам, что, находясь под влиянием Кшесинской и по ее просьбе, сообщила всем своим родным и знакомым, что Кшесинская деньги ей вернула. Так, в частности, на листе дела 93 т. 1 записаны следующие показания Киселевой:

«Я сама затрудняюсь объяснить, почему я верила Кшесинскойи вовсемей подчинялась.Подчиняясьпросьбе Кшесинской, я сообщила всем окружающим, в том числе и Пузыревой, что деньги мне возвращены, хотя в действительности это была неправда».

Все остальные потерпевшие, находившиеся в поле зрения Пузыревой, благодаря ее настояниям получили от Кшесинской свои деньги обратно. Итак, вред устранен.

Второй момент. Вы знаете, что прошлое Пузыревой безупречно. Вспомните при вынесении ей приговора, как эта женщина по-мужски выполняла свой долг перед Родиной, приняв его на себя не по строгому зову государства, а по велению сердца.

Не забудьте также о том, что при особом положении мужа Пузыревой лишение ее свободы может повлечь за собой распад семьи, а эта семья и эта мать нужны ребенку, который уж ни в чем не виноват.

Пузырева тяжело наказана уже своим появлением на позорной скамье подсудимых, и можно не сомневаться, что

4 Ссылки даны на статьи УК РСФСР 1926 года. (Прим. ред.)

89

впредь она будет осторожнее в выборе знакомых и не допустит безрассудных поступков в будущем. Она глубоко осознала свою вину, доказав это своим активным содействием следствию и суду в выяснении истины.

Все перечисленные мной обстоятельства смягчают вину Пузыревой и делают явно нецелесообразным применение к ней лишения свободы. Но есть закон, исключающий наказание Пузыревой: я имею в виду Указ об амнистии от 1 ноября 1957 года. На момент издания этого Указа Пузырева имела семилетнего сына, и потому, в силу пунктов 2 и 5 этого Указа, она подлежит освобождению от наказания независимо от срока лишения свободы.

Я думаю, что нужно все-таки применять действующие законы. Если этого своевременно не сделал следователь, то это еще можно психологически объяснить: следователь хочет, чтобы преступление Пузыревой было доведено до публичного судебного заседания, само участие в котором окажет на Пузыреву оздоровляющее воздействие, а там суд может освободить ее от наказания. Но когда в публичном заседании прокурор требует от суда не применять действующий закон и заключить Пузыреву в лагерь, это выходит за рамки моего понимания и представляется мне отступлением от функции охраны социалистической законности, возложенной на прокурора.

Как же мотивирует прокурор свое странное требование? Он говорит, что после 1 ноября 1957 года Пузырева вместе с Кшесинской, скрывая следы преступления, возвратили полученные ранее деньги Щегловым, Смирновой, Масловой и Колесовым за счет средств, обманно полученных Кшесинской в 1958 году от других лиц. Причем в обвинительном заключении эти действия Пузыревой названы «сокрытием следов преступления», а товарищ прокурор, отступая от этой формулировки, назвал это уже «длящимся преступлением». Мы не готовились к защите от «длящегося преступления» — для нас это новинка. Но это не помешает нам разобраться с этой новинкой.

С самого начала следует сказать, что из четырех перечисленных прокурором потерпевших двое — Щеглова и Смирнова — в судебном заседании сами заявили, что к возврату им

90