ushakin_c_sost_trubina_e_sost_travma_punkty

ФРАНСУАЗА ДАВУАН, ЖАНGМАКС ГОДИЙЕР. ИСТОРИЯ...

анде, состоит в следующем: когда все следы стерты, что может побудить человека продолжать запечатлевать — даже вопреки всем резонам?1 Вопрос, который интересовал Фрейда.

Фрейд, испытавший на себе неблагосклонность двух тоталитар; ных режимов, прекрасно понимал, насколько далеки инструмен; ты классического психоанализа от ответа на этот вопрос, посколь; ку процесс вытеснения и его преодоление предполагают непрерывность цепи означающих. Убийства и разрушения, орга; низованные во имя псевдонауки миллионами преданных людей, включая иногда и хорошо известных ученых, эту цепь разорвали. Во имя первенства коллектива бесчисленные случаи резни на; слаиваются друг на друга. В поисках ответа на этот вопрос Фрейд имел все основания отвергнуть понятие коллективного бессозна; тельного, которое вносит путаницу, способствующую распростра; нению мнимой аргументации тоталитаризмов.

Однако ему было необходимо описать бессознательное, жду; щее своего часа, чтобы запечатлеть историю на руинах речи. «Не; легко перенести концепции психологии личности в групповую психологию; и я не думаю, что мы добьемся чего;нибудь введе; нием понятия “коллективного” бессознательного. Содержание бессознательного действительно является коллективной, всеоб; щей собственностью человечества в любом случае», — пишет он в «Моисее и монотеизме». Что он имеет в виду?

На основе травматических снов и мифа о травматической ис; тории книги Берадт «Третий рейх сновидений» и Фрейда «Моисей и монотеизм» практически и теоретически подтверждают, что, приближаясь к Реальному, два эти поля сливаются в одно; что субъект, созданный аналитическим дискурсом в тисках Реально; го, как и в анализе сумасшествия, есть субъект исторической прав; ды, отсеченной от истории. Другость надежды равна этим ставкам.

То же самое опоздание, что обрекает военные травмы ждать в средоточии возможного запечатления, замораживает голоса, ис; ходящие из тоталитаризмов XX века. Все это время эти вопросы считались коллективными, а потому чужеродными для психо; аналитического дискурса, торопливо помещенного в регистр ин; дивидуальности. Вся клиническая работа, которую мы здесь показываем, все «факты», возникающие из вырезанного бессозна;

1 Mukagasana Y. La mort ne veut pas de moi. Paris: Fixot, 1997.

165

ПАМЯТЬ БОЛИ

тельного, не выдерживают этой итоговой дихотомии. Наш опыт свидетельствует, что такие дихотомии к делу не относятся. Чтобы им подчиняться, психоанализ согласен маршировать под полити; чески корректную мелодию момента.

Военная психиатрия нацистов1

Психиатры Третьего рейха также сильно интересовались психичес; ким здоровьем бойцов и коллективов. Полученным результатам так завидовали некоторые английские психиатры, что они допра; шивали немецких пленных об их методах отбора офицеров и о секретах столь ослепительной психической формы. В этом смыс; ле нацистская военная психология была гротескным контрприме; ром принципов Сэлмона.

В 1936 году, после отъезда еврейских психоаналитиков, Немец; кое психоаналитическое общество «милостиво»2 предложило на; цистским идеологам Психоаналитический институт Берлина, переименованный в Немецкий институт психологических и психо; терапевтических исследований, которым руководил Матиас Геринг, двоюродный брат маршала Геринга. Он лично надзирал за душев; ным здоровьем офицеров Люфтваффе, пока Вернер Кемпер3 разра; батывал директивы в отношении мер по предотвращению военных неврозов у пехоты. Необходимо было также изобрести технику бы; строй терапии, определения и поимки солдат;гомосексуалов и изу; чить воздействие воздушных налетов на население. Короче говоря, институт был провозглашен стратегически важным по причине своей решающей миссии: определить основания и законы разви; тия индивидуальной и коллективной личности.

1 Cм.: Brecht K., Friedrich V., Hermanns L., Kaminer E., Juelich D. Hier geht das Leben auf eine sehr merkwurdige Weise weiter. Zur Geschichte der Psychoanalyse in Deutschland. Hamburg: Kellner, 1985.

2 Colonomos F. L’Institut de Psychanalyse de Berlin avant 1936 // Contribution а l’histoire de la psychanalyse en Allemagne, 1907–1960. Paris: Association

Internationale d’Histoire de la Psychanalyse, 1987. P. 106

3 Он оставался влиятельным в Бразилии (cм.: Besserman V.H. Politique de la psychanalyse face а` la dictature et а` la torture. N’en parlez а personne. Paris:

L’Harmattan, 1997).

166

ФРАНСУАЗА ДАВУАН, ЖАНGМАКС ГОДИЙЕР. ИСТОРИЯ...

В 1944 году Геринг прочел лекцию о вкладе психотерапии в дело войны в целом, где упомянул исследования в области этнопсихо; логии. В этой ситуации, активно насыщенной пропагандой, чем же были заменены принципы Сэлмона на немецком фронте? Бли; зость, понятая здесь как подозрительная интимность, связывалась с опасностью психического заражения. Вот почему было строго рекомендовано, чтобы дефективные индивиды — этот вирус, угро; жающий эффективности группы, — удалялись как можно дальше, без возможности вернуться. Роль психиатра поэтому заключалась в диагностировании слабых, тревожных и истеричных личностей и немедленной их отсылке в тыл. Неотложность была связана со ско; ростью выполнения этих приказов, а также с групповым наказани; ем непокорных солдат, число которых все время увеличивалось. Уве; ренность — то, что их ожидало, — в лучшем случае сводилась к быстрой и эффективной терапии посредством переобучения. В слу; чаях рецидивов или сильных деформаций характера медикам было рекомендовано предпринимать особые меры1.

Когда сумасшествие, в свою очередь, видит психоанализ мило; стиво предложенным идеологией момента, оно знает, что это пред; принято с целью уничтожения открытия Фрейда, точнее говоря, измерения переноса, в котором история родословной аналитика не могла быть устранена.

Передавая секреты

Путешествуя по Аляске2, аналитик регулярно звонил Жозефу3, когда тому становилось совсем плохо. Именно там коллега дал ему статью, озаглавленную «Раскрывая секреты»4 и написанную ант;

1 См.: Shephard B. A War of Nerves: Soldiers and Psychiatrists in the Twentieth

Century. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2000.

2 В 1984 году нас пригласили на конференцию «Процессы усиления влия; ния коренных народов» в рамках Летнего института по кросс;культурным ис; следованиям в Колледже человеческого и сельского развития Университета Аляски, Фэрбенкс. Некоторые материалы конференции опубликованы в кни;

ге: Mohatt G., Eagle E.J. The Price of a Gift. A Lakota Healer’s Story. Lincoln, NB:

University of Nebraska Press, 2000.

3 Один из пациентов, анализ которого лег в основу книги. — Прим. пер.

4 Ridington R. Telling Secrets. Stories of the Vision Quest //Canadian Journal of Native Studies. 1982. № 2. P. 213–219.

167

ПАМЯТЬ БОЛИ

ропологом;индейцем атхапаскан c северо;запада Канады1. В ста; тье тайные ужасы детства осмыслены как испытание для мифов общности, при условии, что они связаны с видениями, пришедши; ми из того, что средневековая литература называет диким про; странством или местом Безрассудства2 , в котором ребенок прово; дит какое;то время в одиночестве. Когда он возвращается, его слова входят в театр сновидения, что снилось о нем старейшине во время его отсутствия. Старейшина рассказывает ему этот сон.

Поддерживаемый этим, взрослеющий молодой человек придаст секретам своего детства форму, позволяющую передать их все более широкому кругу людей. Постепенно он сам станет старейшиной. Однажды, на основе этого момента воссозданного для других ужа; са, ставшего связующей нитью между новыми поколениями и об; щностью, придет его очередь быть призванным на место сновидца, чтобы воспринять тайные видения другого ребенка. В этой социаль; ной связи передачи сновидений, называемой путем передачи сек; ретов, история происхождения переплетена с историей рода.

Этот обычай его народа, описанный антропологом, соединяет; ся с краткими моментами означающих совпадений, в которых ана; литик сталкивается с пациентом, исходя из его собственного зна; комства с неясными зонами на подступах к Реальному. Аналитик тем самым оказывается способным распознать связь, соединяю; щую аналитиков Реального с друг другом в изнурительной пере; даче от поколения к поколению.

В клинической практике такие сны передачи также происходят из пространства чуда — дикого пространства атхапасканов, леса, в который средневековая литература помещала работу сумасше; ствия. Рыцарь входит в лес, встречает там фей, теряет счет дням и сражается с чудовищами. Он рискует жизнью, как и Жозеф, Три; стан, Гильда, Жак, Луиза, Анри, Эдвидж, Огюст, Синий Цветок, Эрнест3 … и их аналитики, чтобы служить табличкой, на которой написаны несчастья века так, чтобы обеспечить возвращение слов

1 Нам сказал об этом Арт Блю, Ph.D., также атхапаскан по происхождению,

работающий на факультете исследований коренных народов в Университете Брэндон (Манитоба).

2 Fritz J.M. Le discours du fou au moyen;âge, XII–XIII°siecles. Etude comparee´ des discours litteraire,´ medical,´ juridique et theologique´ de la folie. Paris: PUF, 1992.

3 Авторы перечисляют здесь пациентов, истории которых легли в основу их книги. — Прим. пер.

168

ФРАНСУАЗА ДАВУАН, ЖАНGМАКС ГОДИЙЕР. ИСТОРИЯ...

в социальную связь, где они, в свою очередь, образуют мифы и истории для передачи будущим поколениям, жизненные ресурсы против возврата Реального. Очень просто.

* * *

Мы говорили о подходах к Реальному и о формах, обнаруженных на его границах. Это связано с рождением субъекта говорения, субъекта рассказа, вырезанного из истории. В рассказанных здесь случаях был воссоздан шанс увидеть эти редкие моменты: это за; дача «жесткой реальности вымысла», о которой говорит блестящий французский клоун Раймон Дево1. Эти истории далеки от того, чтобы быть буквальными стенограммами событий. Эфемерные и временные — подобно произведениям искусства и медицины, со; зданным из песка, — все конструкции, развиваемые в анализе, изнашиваются и разрушаются. Удивительным образом аналитичес; кие ухищрения, что давались с таким трудом, испаряются. Интер; претации, что казались убедительными, в ретроспективе, в отры; ве от момента и вне контекста переноса видятся бесполезными. Verba volant2.

Как если бы остатки Реального, извлеченные из;под камней истории, взывали к аналитику — звуки и слова, схваченные на взлете. Они — прелюдия к парению субъекта. Как только все эти оглушающие молчания становится возможным выразить и запе; чатлеть, аналитик оказывается разжалован до статуса игрока. От; брошенный за ненадобностью, он не ждет ни признания, ни ди; видендов от успеха или вложения. Все, что он может, — рассказать историю. От такого анализа остается что;то подобное следу в небе от перелетной птицы: с его помощью можно следить за временем и временами года и слушать песни, которые, казалось, давно умол; кли. Для некоторых людей, пациентов или аналитиков, что долгое время сохраняют бдительность, привычна чувствительность к око; стеневшим посланиям, утратившим и форму, и следы происхож; дения, — к этим следам исчезнувших миров, вырванных из при;

1 Devos R. А plus d’un titre. Paris: Olivier Orban, 1989.

2 Verba volant (лат.) — «слова улетают», часть поговорки «Verba volant, scripta manent» («Слова улетают, написанное остается»). — Прим. пер.

169

ПАМЯТЬ БОЛИ

вычных и вымышленных вселенных разума1. Их оживление фор; мирует новую социальную связь. Они, в свою очередь, стали вни; мательны к молчаниям здравого смысла и не боятся на лету схва; тить замороженные слова, вырезанные слова без уст или субъекта, что томятся там, где сходятся моря.

1 В прошлом во Франции выражение «livre de raison» («книга разума») от; носилось к тетради, которую получала невеста для записи расходов по дому; разум, от латинского ratio, здесь означает расчет. Но в каких;то крайних ситу; ациях эта тетрадь могла стать и рукописью, в которой запечатлевались увели;

чивающиеся опасности или распространение ужасов войны. Анна Ла Фонтен,

парижский психоаналитик, показала нам тетрадь своего деда, сделавшего ее

собеседницей в войне 1914 года в бессознательной надежде, что его внучка

сможет открыть когда;то эту тетрадь и стать психоаналитиком, вслушиваю;

щимся в сегодняшнее звучание этого текста.

Елена Трубина

Феномен вторичного свидетельства:

Между безразличием и «отказом от недоверчивости»

«Дело» никогда не будет решено — или не перестанет подлежать разреше; нию.

Ж.#Ф. Лиотар

В поисках визуализаций отечественных коллективных травм я на; шла обычный вроде бы сайт, посвященный ГУЛАГу: черный фон заставки, белая колючая проволока, кроваво;красные буквы1 . Однако нейтральное, подробное объяснение того, чем оборачива; лась статья № 58 Уголовного кодекса 1926 года для наших сооте; чественников, здесь соединено с чьей;то личной историей. Эпи;

Заставка на первой странице сайта

1 См.: http://ieie.nsc.ru/gulag/gulag1.html

171

ПАМЯТЬ БОЛИ

зоды лагерной жизни («Избитую до полусмерти и к тому же раз; детую, меня отвели в “холодную”. Сквозь незастекленное окош; ко в камеру намело снега. На улице в тот день было 54 градуса мороза») сопровождаются карандашными зарисовками. Героиня на них изображена хрупкой молодой девушкой, а характер одного рисунка заставляет вспомнить бумажных кукол, каких мы рисова; ли в детстве: огромные глаза, тонкая талия. Узнавая, чем были чреваты для осужденной первый, второй, двенадцатый параграфы знаменитой статьи, можно вглядеться в детали быта («четезухи» —

Рисунок Е. Керсновской

жуткие неподъемные ботинки из автомобильных покрышек, изго; товляемых на Челябинском тракторном заводе), вслушаться в суж; дения о тех, с кем сталкивала рассказчицу лагерная жизнь. Мора; лизирование («И нельзя сваливать вину за все преступления на Петрова, Иванова, Сидорова и т.д. Ведь во всех этих преступлениях есть и наша вина, наша агнецкая покорность и молчание, наша трусость и страх. Мы сами виноваты в том, что с нами произошло в прошлом, и в том, что с нами происходит в настоящем. Мы сами

172

ЕЛЕНА ТРУБИНА. ФЕНОМЕН ВТОРИЧНОГО СВИДЕТЕЛЬСТВА

Рисунок Е. Керсновской

себя наказали») сопровождается все новыми деталями лагерного быта:

Как только из кухни выносили пищевые отходы, группа «доходяг» — человек пятнадцать — застывала в положении «стойка». В числе пер; вых делал «стойку» профессор Николай Николаевич Колчанов — оратор, способный очаровать и увлечь любую аудиторию своими вдохновенными речами. Стоило лишь «кухонным мужикам» уда; литься, как все эти голодные, обезумевшие люди кидались к отли; ву и, отталкивая друг друга, выгребали руками рыбную чешую, пу; зыри и рыбьи кишки, заталкивая все это поспешно в рот.

Согласимся: трудно представить знакомые нам типы «людей Сети» (подростка, проводящего полжизни в чатах и форумах; ус; пешного интеллектуала, периодически сгружающего на свой но; утбук новый технотриллер Клэнси; финансиста, отслеживающего котировки; или индивида, подсевшего на поиск и скачивание «раз; влекательного контента») даже вбивающими в поисковик слово «ГУЛАГ», не только вчитывающимися в отрывки, подобные при; веденному. Школьники, которым задали, политические активис; ты, родственники погибших и сгинувших — такие категории воз; можных посетителей подобных сайтов приходят на ум, и возникает вопрос о неизбежной, наверное, сегодня непредсказуемости рецеп; ции как документов, так и художественных воплощений трагичес; кого опыта.

173

ПАМЯТЬ БОЛИ

Рисунок Е. Керсновской

С этой тенденцией сталкиваются те из сегодняшних художни; ков и авторов, для кого память становится импульсом, источни; ком, предметом, иногда и кошмаром творчества и кто, так или иначе, участвует во «вторичной» репрезентации травматических событий, включая, в качестве одного из существенных моментов, в свои произведения сложность работы памяти, многократно опос; редованной предшествующими ее воплощениями. «Вторичность» современной художественной и интеллектуальной репрезентации истории, прошлого, памяти проистекает, прежде всего, из неиз; бежного поколенческого разрыва между теми, кто катастрофы ХХ века непосредственно претерпевал и вынужден был свидетель; ствовать о своем опыте, и теми, кто, такого опыта не имея, счел его личным вызовом — по семейным, этническим, идеологическим, художественным причинам. В статье и пойдет речь о таких вторич; ных свидетельствах и их рецепции в сегодняшнем интеллектуаль; ном и художественном контексте. Одна составляющая этого кон; текста — то обстоятельство, что живых носителей памяти о ключевых травмах ХХ столетия остается все меньше. Другая — то, что травмы предыдущего столетия сосуществуют, если не конку;

174