6.3. История философии

Я не историк философии. Я плохо знаю историю и, что еще хуже, кажется, совершенно лишен чувства историчес­кого. Когда историк читает труд мыслителя прошлого, он принимает во внимание труды его предшественников, ви­дит, как постепенно вызревали те идеи, которые высказы­вает мыслитель. Одновременно он знает, что происходило с этими идеями в более поздние времена: как их критикова­ли, как они трансформировались у других философов, что от них, в конце концов, осталось нашему времени. Он учи­тывает обстоятельства создания труда и культурно-истори­ческий контекст, элементом которого он явился в свое вре­мя. Короче говоря, историк наполняет кровью и жизнью

105

Глава 6

Проблемы философии

останки прошлого. Для меня же история не процесс, для­щийся во времени, а ряд событий, упорядоченных в про­странстве: Платон и Аристотель стоят подальше, Абеляр и Фома Аквинат — поближе, Кант и Гегель — еще ближе, а Рассел или Гадамер — совсем рядом. Все они даны мне од­новременно, и к каждому из них я могу подойти с вопросом или критическим замечанием. Что делать! Нет во мне жи­вотворящей силы историка. Напротив, я умерщвляю фило­софскую систему, подвешивая ее на дыбе собственного инте­реса: как она отвечает на занимающий меня вопрос? Плодо­творен ответ или ведет в тупик?

«... Звуки умертвив,

Музыку я разъял, как труп. Поверил

Я алгеброй гармонию...» ⁵⁷

Боюсь, однако, что этот недостаток присущ не только мне или пушкинскому Сальери. По-видимому, страдал им и Поп-пер, хотя в своем «Открытом обществе» дал обширный ис­торико-философский обзор. Поэтому в отношении истории философии я позволю себе высказать лишь одно несмелое предположение.

Наши курсы по истории философии — это набор философ­ских систем и взглядов тех или иных мыслителей. Экзаме­национные вопросы в большинстве случаев имеют вид: «Фи­лософские воззрения такого-то». Я вовсе не хочу оспаривать ценности подобных курсов и вопросов. Но для работающего философа была бы, может быть, интересна еще и другая ис­тория философии — история философских проблем. Когда и кем была впервые осознана некоторая философская про­блема? Как она решалась теми или иными мыслителями? Какие новые формулировки она получала в разные эпохи? На какие вопросы она расщеплялась? Ответ на такие вопро­сы порой чрезвычайно нужен философу. Меня не интересу­ют все воззрения Декарта или Гоббса, но, если я размыш­ляю над каким-то вопросом, мне было бы интересно и по­лезно знать, как его решали эти выдающиеся мыслители.

Допустим, например, меня интересует вопрос о значении общих понятий, или «универсалий», как говорят филосо­фы, типа «стол», «человек», «растение» и т.п. Что они обо-

⁵⁷ Пушкин А. С. Моцарт и Сальери.

106

значают? К чему относятся? При рассмотрении этого вопро­са мне было бы полезно узнать, что о понятиях впервые заговорил Сократ, что Платон считал их неизменными, веч­ными идеями, существующими в особом мире и порождаю­щими, в некотором смысле, конкретные чувственно воспри­нимаемые вещи. А вот Аристотель полагал, что безуслов­ным существованием обладают лишь конкретные вещи, а общее, воплощенное в понятии, не существует отдельно от них. Я бы с интересом почитал о спорах средневековых схо­ластов по поводу универсалий, о позициях реалистов, номи­налистов, концептуалистов. Наконец, существенную помощь мне оказало бы знакомство с постановкой проблемы универ­салий в первой половине XX в.: что и как обозначают пре­дикатные знаки формальных систем? ⁵⁸Вот такая история философии оказала бы неоценимую помощь любому фило­софу. Кроме того, зная о связи рассматриваемого им вопро­са с фундаментальными философскими проблемами, осоз­навая, ответвлением какой из них является его вопрос, фи­лософ смог бы гораздо лучше оценить свое место в общей сфере философских исследований.

С этой точки зрения мы можем теперь кое-что добавить и относительно развития философии. Выше мы отмечали, что развитие философии — подобно развитию искусства — есть кумулятивный процесс накопления все новых философских систем, новых систем мировоззрения. Но для проблемной истории философии дело обстоит иначе. Ее развитие, по-видимому, лучше всего может быть описано с помощью схе-, мы развития знания Поппера: проблема — ее предположи­тельные решения — критика и отбрасывание предложен-ных решений — новая проблема. Удивительно, но схема Поппера скорее описывает не развитие науки, а именно фи-тософии! Здесь следует лишь добавить, что старые пробле-мы изменяют формулировки и, расщепляясь, порождают новые проблемы. И Лакатос в своей блестящей книжке «До-сазательства и опровержения» на примере решений матема­тической проблемы дал, в сущности, образец написания ис­торико-философских работ.

⁵⁸ См. интереснейшую книгу: Кюнг Г. Онтология и логический анализ языка. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999.

107