Yaroslavskaya_yuridicheskaya_shkola_Uchebnik

ной собственности. И. Ф. Эверс пустил в обращение мысль, что в древние времена в России существовали только семейные и родовые имущества.

Подвергая сомнению правомерность этой точки зрения, Н. А. Гладков, солидаризуясь с К. А. Неволиным, утверждает, что древняя славянская семья никогда совершенно не уничтожала понятия об отдельном самостоятельном лице, признавала за ним право на собственное имущество. «Славянская семья никогда не уничтожала отдельной личности; ибо она была союзом, основаннымненаодномкровномначале, ноинавзаимномсогласии»78.

Окончательное утверждение нового порядка поземельных отношений им связывается с законодательными мерами, до конца XVII в. определившими за вотчиной положение имения служебного, совершенным запретом неслужилым людям приобретать вотчины покупкою или закладом. К несомненным достоинствам исследования нельзя не отнести сопоставление поземельных отношений Московского государства и Новгородской республики, уяснением особого уклада этих отношений в северной республике. Н. А. Гладковым высказывается хорошо аргументированное мнение, что в Новгородских волостях все свободные люди независимо от их сословной принадлежности могли владеть вотчинами.

Эти начала землевладения, сохранявшие свою устойчивость на протяжении многих веков, вполне утверждают в мысли, считает Н. А. Гладков, что и в остальных частях России издревле существовали те же поземельные отношения: «Как Новгород представляет из себя полнейшее, иногда доведенное до крайности развитие тех же начал, которые действовали во всей древней России, то должно принять, что и в прочих ее частях, право обладать поземельной собственностью не принадлежало исключительно и преимущественно некоторым разрядам состояний»79. За свое исследование исторического хода развития поземельных отношений в древней и средневековой России Н. А. Гладков получил степень магистра гражданского права, но следует признать, что его труд имеет главным образом исто- рико-правовое значение.

78Гладков Н. А. О влиянии общественного состояния частных лиц...

С. 14.

79Там же. С. 122.

51

В. Н. Никольский80, о котором уже упоминалось несколько выше, был так же, как Н. А. Гладков, цивилистом. Его сочинение «Обзор главнейших постановлений Петра I в области личного семейного права», представлявшее собою актовую речь, произнесенную в торжественном собрании лицея 10 ноября 1857 г., является основательным научным исследованием. В нем всесторонне анализируются законодательные меры Петра I по преодолению домостроевского уклада русской семейной жизни, по внедрению более цивилизованных форм семейнобрачных отношений. Особое внимание автором уделяется раскрытию исторического значения Указа Петра I от 5 января 1724 г., которым запрещалось под страхом «тяжкого штрафования» принуждение детей к браку по родительскому выбору. Случаи такого рода возводились в разряд преступных и подлежали суждению гражданского суда. Главный результат законодательной деятельности Петра I в этой сфере В. Н. Никольский видит в том, что русское семейство было введено в свои естественные границы и получило гражданское установление.

В другом труде «О началах наследования в древнейшем русском праве», написанном, как уже отмечалось, с позиций теории родового быта, утверждается противоположная защищаемой Н. А. Гладковым точка зрения на общественные порядки древней России, подчеркивается полное отсутствие у человека той эпохи прав и достоинства личности. «Везде человек в первобытную эпоху народной жизни, – пишет Н. А. Никольский, – является не сам по себе, как самостоятельное лицо, как индивид, но как часть известного целого, как член известной массы себе подобных, членов общины. Прав, следовательно, во имя собственного достоинства он не имеет, а имеет их на столько, на сколько может иметь в качестве члена своей общины»81. Подобно А. М. Рейцу и И. Ф. Эверсу В. Н. Никольский считает, что устройство первоначальной жизни наших предков, основанное на твердом сознании родового единства и крепости родственных уз, исключало возможность индивидуального владения недвижимым имуществом.

80См.: Егоров С. А. Научное наследие цивилиста В. Н. Никольского

//Журнал российского права. 2002. № 9. С. 156–164.

81Никольский В. Н. О началах наследования в древнейшем русском праве. М., 1859. С. 36.

52

Но не отстаивание этого взгляда составляет главное содержание сочинения В. Н. Никольского, его основное достоинство во всестороннем исследовании самобытных начал древнерусского наследственного права. Автором довольно убедительно обосновывается мысль о том, что древнерусское право не знало как такового наследования по завещанию, поскольку предсмертная воля древних не выходила за пределы распределения имущества между детьми. Умирающий в те времена, по его мнению, не мог отказать свое имущество стороннему лицу, минуя прямых наследников, поскольку подобное считалось в высшей степени греховным и даже преступным. Сопоставляя византийские законы о наследовании и древнерусские нормы наследственного права, В. Н. Никольский приходит к выводу, что влияние первых на последние было незначительным: «Таким образом, христианство и Византия не изменили, в сущности, ни начал древнего нашего семейного быта, ни его воззрений. Они только смягчили их до известной степени и придали им определенный юридический характер, которого они по патриархальной простоте нравов этого времени не имели»82.

Спереходом Н. А. Гладкова в сферу практической юстиции

иуходом В. Н. Никольского в Московский университет лицей лишился двух профессоров-юристов. Но в 1858 г. начал в лицее свою педагогическую деятельность талантливый криминалист, выпускник юридического факультета Московского университета

Александр Павлович Чебышев-Дмитриев (1835–1877). На торже-

ственном собрании Демидовского лицея 29 апреля 1859 г. прозвучала его актовая речь «О праве наказания». В этом труде молодого профессора отчетливо проводится гуманная мысль о том, что наказание не должно сводиться к «поражению преступника» или быть самоцелью, а преследовать в качестве главной цели достижение определенного общественного блага. «Полная бесцельность наказания, – утверждает он, – оскорбляет наше чувство и несовместимо с мудрыми, благими законами природы. Ко-

нечная цель человека – благо, и все существующее мы должны рассматривать как средство к достижению цели»83. Мысль эта имеет, безусловно, прогрессивную направленность. А. П. Чебы-

82Никольский В. Н. Указ. соч. С. 374.

83Чебышев-Дмитриев А. П. О праве наказания. Речь, произнесенная

вторжественном собрании Демидовского лицея 29 ноября 1859 года. Ярославль, 1859. С. 74.

53

шев-Дмитриев заявляет себя решительным противником теории устрашения: «Принимая, что род и степень наказания должны определяться … внешней посторонней целью устрашения, мы отказываем в уважении личности человека и низводим его на степень материального средства … ни один самый тяжкий преступник не должен быть наказываем для того только, чтобы вид его мучений устрашил толпу»84. Глубоко волновал А. П. Чебы- шева-Дмитриева и вопрос о причинах преступности. Делает честь молодому криминалисту его взгляд на преступность как явление, порождаемое определенными общественными условиями, пороками: «Можно сказать без преувеличения, из числа всех совершенных преступлений, по крайней мере, половина являются не столько позорным клеймом для преступника, сколько скорбным укором обществу»85. Догматическая разработка уголовного права не мыслится А. П. Чебышевым-Дмитриевым вне его исторического исследования.

А. П. Чебышев-Дмитриев является самым ярким представителем историко-философской школы уголовного права, полагающей, что последнее как предмет изучения определяется историческими и философскими началами, которые дают указания для общего направления уголовного законодательства и уголовной политики. А. П. Чебышев-Дмитриев проявляет резко критическое отношение к уголовно-правовым воззрениям исторической школы права: «… господствовавшая доселе историческая школа, которой начало положено Савиньи, скользит более по одной поверхности юридических явлений, не определяя их физиологии, природы. Историческая школа … указала на одни источники права, на одни внешние видимые формы, которыми обозначается процесс юридических идей в пространстве и времени. Но здесь еще не видно внутренней стороны отношений

…Мы видели тело, но не знали духа»86.

Кразрешению проблем, относящихся к философии и догме права, А. П. Чебышев-Дмитриев подходит с гегелианских методологических позиций. Он строго придерживается гегелевского критерия в разграничении «неправды» гражданской от «неправды» уголовной (первая представляет собой добросовестное

84Чебышев-Дмитриев А. П. Указ. соч. С. 50.

85Чебышев-Дмитриев А. П. Вступительная лекция // Юридический журнал. 1860. № 2. С. 69.

86Там же. С. 69.

54

правонарушение, вторая – злонамеренное): в духе учения Г. Ф. Гегеля усматривает в преступном действии проявление единичной воли, противопоставившей себя воле общей. Гегелевская тенденция прослеживается и в лучшей из историкокриминалистических работ А. П. Чебышева-Дмитриева «О преступном действии по русскому допетровскому праву». Однако, несмотря на «гегелевские предпосылки этого труда, – подчеркивает Г. Ф. Фельдштейн, – А. Чебышев продолжает в нем оставаться в большинстве случаев на фундаменте исследования реальной истории институтов уголовного права»87. Это исследование является ценным вкладом в историю уголовного права.

На основе анализа памятников древнерусского права А. П. Чебышев-Дмитриев приходит к выводу, что во времена «Русской правды» понятие преступления определялось субъективной стороной, тогда как сторона внешняя (деяние) «имела значение только в качестве указателя на свойство внутренней стороны». Иной объективно-юридический взгляд на преступление насаждался, по его мнению, духовенством посредством усиления влияния византийского права. «Законодательство в течение времени от Русской Правды до Судебников, – пишет А. П. Чебышев-Дмитриев, – не отказывалось от воззрения на преступные действия, как на материальное зло, начиная видеть

внем сверх того зло формальное и нравственное»88. К сожалению, и этот профессор в 1860 г. покинул лицей. В последующем он широко проявил себя как процессуалист, был профессором Санкт-Петербургского университета, участвовал в подготовке судебной реформы 1864 г.

Преемники этих ученых на юридических кафедрах ярославского лицея уже не блистали научными дарованиями и успехами. Последними преподавателями юридических дисциплин

вэтом учебном заведении были Владимир Сергеевич Власьев и Николай Михайлович Цветаев. Первый исправлял должность профессора энциклопедии законоведения, государственных законов и учреждений, законов казенного управления и финансов, второй – должность профессора законов государственного благоустройства и благочиния (полицейских законов), граждан-

87Фельдштейн Г. Ф. Указ. соч. С. 603.

88Чебышев-Дмитриев А. П. О преступном действии по русскому допетровскому праву. СПб., 1862. С. 241.

55

ских и уголовных законов и гражданского и уголовного судопроизводств. Политическую экономию и статистику в 1860-е гг. в лицее читал сторонний преподаватель, магистр всеобщей по-

литической истории Фердинанд Семенович Лыщинский.

Положение лицейского профессора в целом было незавидным. В 1864 г. профессор лицея имел оклад 856 рублей, тогда как преподаватель гимназии мог получать до 1400 рублей. Профессора университетов, кроме основных окладов, получали гонорары за чтение лекций. Кроме того, падавшая на лицейских преподавателей учебная нагрузка была непомерной. На шесть профессоров лицея приходилось 26 учебных дисциплин. Каждому из них приходилось преподавать около пяти (подчас не родственных) предметов. Юрист В. С. Власьев выступал дополнительно в роли лектора французского языка89. Также нельзя признать серьезным возложение на одного профессора преподавание полицейских, уголовных, гражданских законов и их судопроизводств. Слишком великаспецификакаждойизэтихдисциплин.

Популярность лицея падала и по ряду других причин. Его выпускник, желавший получить университетское образование, дававшее куда больше преимуществ, вынужден был начинать обучение в университете, подобно окончившему гимназию, с первого курса или держать экзамены на правах вольных слушателей. Такое положение складывалось из-за того, что лицей, хотя и формально считался высшим учебным заведением, не имел полного курса наук какого-либо факультета. Поэтому молодые люди предпочитали поступать сразу в университеты и не тратить время на прохождение мало что дающего лицейского курса. Министр народного просвещения барон А. П. Николаи позволил себе шутку по поводу существовавших тогда в России лицеев. Последние, по его мнению, «не принадлежат ни к высшим, ни к средним учебным заведениям, страдают неполнотою, неопределенностью, слабостью научного в них курса, где они создают недоученность, несравненно худшую невежества»90.

К 1862 г. число студентов в лицее сократилось до 34, а в 1864 г. – до 29 (в их числе 20 «казеннокоштных», т. е. таких, которые могли получать образование из-за материальной необеспеченности только благодаря Демидовской стипендии).

89Иностранные языки преподавались не профессорами, а лекторами.

90Цит. по: Щеглов В. Г. Указ. соч. С. 140.

56

Новый попечитель московского учебного округа В. И. Левшин в 1853 г. констатировал, что лицей «в настоящее время сам собой распадается: в нем только три профессора по естественным наукам и ни одного по юридическим»91. Внешне лицей, однако, производил солидное впечатление. Здание и учебные кабинеты содержались в надлежащем порядке. Посетивший лицей в 1866 г. наследник престола, будущий император Александр III, осматривая его учебные помещения, несколько раз восторженно произнес: «Какое прекрасное заведение!». Лицей к тому времени несколько пополнил свою библиотеку, в ее фондах числилось только книг свыше 8 тысяч.

Вопрос о дальнейшей судьбе ярославского, а также других лицеев обсуждался в начале 1860-х гг. на широком форуме, в котором приняли участие многие видные ученые, Советы университетов, государственные деятели. В плане нецелесообразности сохранения учебных заведений подобного типа вполне определенно высказывался министр народного просвещения А. В. Головин. Он отмечал, что количество поступающих в лицеи ничтожно, преподавательский состав слаб и недостаточен. Причины упадка этих лицеев усматривались министром в самих недостатках их устройства: они не имели ни научного, ни практического значения, занимая какое-то среднее место между университетами и гимназиями, не принадлежали вполне ни к разряду средних, ни к разряду высших учебных заведений. Подчеркивалось, что печальным следствием этого является несчастная поверхностность образования, которая всегда вредила нашему обществу92. Некоторые университетские профессора, участвовавшие в этой дискуссии, обосновывали необходимость существования учебных заведений промежуточного типа и возражали против ликвидации лицея. Ряд предложений сводился к тому, чтобы преобразовать его в высшее учебное заведение с юридическим и реальным отделениями. Высказывалась также

91Там же. С. 175.

92См.: Рождественский С. В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. 1802–1902. СПб., 1902. С. 429; Записка о необходимости преобразования лицеев: Демидовского и князя Безбородко. СПб., 1863. С. 1–2; Шпилевский С. М. Столетие училища имени Демидова: Демидовское училище высших наук. Демидовский лицей. Демидовский юридический лицей. 1803–1903. Ярославль, 1903.

С. 16–17.

57

мысль о преобразовании лицея в специальную юридическую школу. Вероятно, первым ее высказал профессор Московского университета К. Д. Кавелин, а поддержали его главноуправляющий II Отделением Собственной его императорского величества канцелярии В. Н. Панин и окружной московский инспектор П. Д. Шестаков. Они указывали на большой недостаток в стране подготовленных юристов, на то, что юридические факультеты университетов и училище правоведения не в состоянии покрыть даже одну треть этой потребности. При этом подчеркивалось, что юридический лицей должен в отличие от университетов готовить юристов-практиков. В учебных планах такого рода учебных заведений должна быть широко представлена юридическая практика по новому судопроизводству93. Решающую роль в преобразовании лицея сыграла позиция нового министра народного просвещения Д. А. Толстого, о чем будет сказано в следующей главе.

Потребность в юридических кадрах, вызванная Судебной реформой 1864 г., и определила судьбу Демидовского лицея: в 1868 г. он был преобразован в высшее чисто юридическое учебное заведение и стал именоваться Демидовским юридическим лицеем94. Но с 1868 по 1870 гг. находился в состоянии реорганизации. Имея директора в лице Каллиника Андреевича Митюкова95 (1823–1885) (проректор Киевского университета им. Св. Владимира), он управлялся исправляющим директорскую должность, старшим профессором бывшего лицея физиком Петром Васильевичем Федоровым. Последний был выпускником Ярославского высших наук училища. Всего в 1835– 1871 гг. Демидовский лицей окончили 550 человек.

В заключение напомним основные вехи развития Ярославского Демидовского лицея.

93См.: Записка о необходимости преобразования лицеев: Демидовского и князя Безбородко. С. 17; Щеглов В. Г. Указ. соч. С. 179.

94Ришельский университет в Одессе в 1862 г. был преобразован в Новороссийский университет. Нежинский лицей с 1875 г. стал историкофилологическим институтом.

95К. А. Митюков был выпускником юридического факультета Киевского университета, известным специалистом по римскому праву. После возвращения в 1870 г. в Киев он был там деканом юридического факультета, а затем и ректором.

58

1. Ярославское училище высших наук и Демидовский лицей внесли свою, хотя и скромную лепту в развитие отечественного юридического образования. Особенно значительна в этом отношении преподавательская деятельность К. Д. Ушинского, который упорядочил систему преподавания юридических дисциплин в лицее, подверг критике министерскую бюрократическую рутину, убивавшую живое дело преподавания, едва ли не первый возвысил голос за право быть честным преподавателем.

2.Бюрократически насаждавшаяся, нацеленная на объятие необъятного система камерального образования обрекала студентов на общую и специальную недоученность. Этот негативный опыт утверждает нас в мысли о том, что искусственное соединение в учебном процессе дисциплин, составляющих основу образования по специальности, с дисциплинами неродственными подрывает его органическое единство, стержневую направленность, ведет к снижению уровня профессиональной подготовки, поскольку потеснение фундаментальных курсов внедрением сторонних предметов преподавания чревато недополучением собственно профессиональных знаний.

3.Вклад Ярославского высших наук училища и камерального лицея в научное правоведение исторически весьма значим. Это прежде всего: речь студента Н. Коковцова «О происхождении законодательства», проникнутая стремлением к выявлению закономерностей правообразования, некоторые речи профессоров Г. Ф. Покровского и Д. М. Семеновского, юридическое наследие К. Д. Ушинского, в котором особо примечательным является развитие концепции «общественного права», историко-

правовые исследования цивилистов Н. А. Гладкова, В. Н. Никольского. Научное восхождение выдающегося русского юриста, криминалиста А. П. Чебышева-Дмитриева имеет своей отправной точкой актовую речь «О праве наказания», произнесенную на лицейском торжестве.

59

Глава 2. Третий в Российской империи

(1870–1917 гг.)

3 июля 1868 г. был утвержден Временный устав Демидовского юридического лицея96. Предполагалось, что он будет действовать три года в виде опыта. Министру просвещения предоставлялось право вносить в него коррективы. На министра же возлагалось в течение этого срока назначить лицейских профессоров. Во Временном Уставе нашли отражение основные принципы университетского устава 1863 г., придававшего всему юридическому образованию энциклопедическую ориентацию97.

Лицею полагалось иметь в штате 10 профессоров и трех доцентов. В соответствии с Уставом на 10 кафедрах преподавались ведущие учебные дисциплины: энциклопедия права, история русского права, римское право, государственное право, гражданское право, уголовное право, судоустройство и судопроизводство, полицейское право, финансовое право, международное право, политическая экономия и статистика, т. е. в основном те же учебные юридические дисциплины, что и на юридических факультетах университетов. На последних сверх того читались: история важнейших иностранных законов, древних и новых, история славянских законодательств, церковное законоведение (для студентов православного вероисповедания), история русской литературы, русская и всеобщая история, языки немецкий и французский.

Наряду с профессорами допускались к преподаванию юридических дисциплин доценты, но лишь на трехлетний срок. Иностранные языки преподавались лекторами. Устанавливался четырехлетний срок обучения. Но пребывать студентом лицея можно было в течение 6 лет. Директор избирался Советом с последующим «высочайшим» утверждением из числа ординарных профессоров98. В уставе подчеркивалось, что на лицей распро-

96ПСЗ: собр. второе. Т. XI III, отд. 2. (1868). СПб, 1873. № 46075.

97См.: Емельянова И. А. Юридический факультет Казанского государственногоуниверситета. 1805–1917 год: Очерки. Казань, 1998. С. 66.

98Кроме ординарных были экстраординарные и заслуженные ординарные профессора. Должность экстраординарного профессора мог исполнять магистр наук (первая из высших ученых степеней, дающая право преподавания в высшем учебном заведении). Ординарным профессором

60