Инженерная философия техники

То, что можно было бы назвать инженерной философией техники, имеет одну характерную черту: она первый по рождению вид философии техники. Это «первородство» имеет явный исторический приоритет в практическом применении понятия «философия техники», которая до недавнего времени была единственной традиционной сферой знания, где это выражение употреблялось. Две первые формы выражения в этой традиции – «механическая философия» и «философия фабрикантов» (т.е. «производственников») – также указывают на временный приоритет инженерной философии техники…

Гуманитарная философия техники

Что же касается гуманитарной философии техники или попыток религии, поэзии и философии (т.е. гуманитарных сфер знания) выработать нетехническое или транстехнические воззрения для интерпретации смысла техники, то эти науки могут, пожалуй, вполне претендовать на приоритет в концептуальном подходе к оценке техники. С самого начала возникновения человеческого общества различные идеи и представления относительно человеческой созидательной деятельности (making activity) систематически находили свое выражение в сакральных мифах, в поэзии и в философских сочинениях. Попытка Фрэнсиса Бэкона повернуть внимание людей в сторону техники и вкладывать человечную энергию в ее исследование, отдав ей, предпочтение перед политикой и философией (не говоря уже о религии и поэзии), сама была предпринята в философских и риторических терминах. И мы можем сказать, что именно гуманитарные науки стремились к постижению смысла и сущности техники, но не техника пыталась понять гуманитарную сферу общественной жизни.

Хотя этот принцип – положение о первичности гуманитарного начала перед техническим – является той основой, на которую опирается гуманитарная философия техники, все же этот принцип в условиях высоко развитой технической культуры не является ни самоочевидным, ни неоспоримым. Для Аристотеля, например, было очевидным, что созидательность, техническая деятельность человека не есть сама по себе цель, «самоцель» и подчинена различным возможным интерпретациям добра, а также политическим структурам, внутри которых эта деятельность материализуется […]. Однако был услышан и в дальнейшем успешно начал реализовываться призыв Бэкона, его вызов традиционному пониманию техники. Становление технически развитых обществ привело к тому, что гуманитарная философия техники начинает систематические попытки защиты своей фундаментальной идеи – принципа приоритета гуманитарного, нетехнического начала над техническим.

Защита гуманитарных начал в технике более интенсивно и настойчиво, чем технического, инженерного начала, выходит на передний план в романтическом движении. Жан-Жак Руссо, например, в «Рассуждении о науках и искусствах» (1750) критикует идею просветителей о том, будто научный и технический прогресс автоматически способствуют культурному развитию общества, соединяя материальное благосостояние с добродетелью. Согласно Руссо, «не только наши души растлевают по мере того, как развива­ются науки и искусство», но, наоборот, «науки и искусства обяза­ны своим рождением нашим порокам» […]. Причем под пороками Руссо подразумевал эгоизм и страх, несомненно, имея здесь в виду сюжет «Басни о пчелах» Бернарда Мандевиля (1714), где доказывается, что частные пороки (просвещенный эгоизм) действительно могут вести к всеобщему благоденствию (материальное благополучие и власть). «Политики древности постоянно рассуждали о морали и добродетели, – говорит Руссо, – наши же современники постоянно толкуют только о торговле и деньгах» […]. Романтики пытались утверждать значимость таких форм человеческой деятельности, которые, по их мнению, способны преодолеть подобную ограниченность. Романтиков вдохновляли идея автономности человеческой личности независимо от структуры цивилизации и представление о возможности существования определенной витальной способности человеческого духа (для более ранних романтиков она сводилась к способности воображения), позволяющая человеку постигать более глубокие истины относительно реальности, чем это доступно рассудочному интеллекту.

Последовавшая за этим романтическая критика технического прогресса Нового времени, притупляющего и подавляющего существенные элементы человеческой жизни, стала богатой и разнообразной традицией. В первой половине XX века экзистенциалисты и близкие к ним философы, такие, как Анри Бергсон (1859 – 1941), Карл Ясперс (1883 – 1969) и Габриэль Марсель (1889 – 1973), использовали концептуальный аппарат философии жизни для того, чтобы показать проблематические аспекты современного технологического общества. Даже теоретики общественной жизни, от Маркса до Маркузе, в той мере, в какой они пускаются в транстехническую (не «изнутри» самой техники) критику техники, несомненно, оказываются заметно близкими к романтизму. Однако для той цели, которую мы ставим перед собой, более полезно, несмотря на ту подоплеку романтической критики, о которой уже шла речь, и на лица, на которые мы ссылались, анализировать идеи и работы четырех современных философов, в целом не имеющих ничего общего с романтической традицией, но все же представляющих именно гуманитарную философию техники: Льюиса Мэмфорда (1895), Хосе Ортеги-и-Гассета (1883 – 1955), Мартина Хайдеггера (1889 – 1976) и Жака Эллюля (1912).