21-02-2013_19-11-15 / Киричек А.В. Русская философ мысль в PDF / текст_1

Возьмём лишь один недавний пример – убийство гражданином России Виталием Калоевым, потерявшим жену и двоих детей в авиакатастрофе над Боденским озером, швейцарского авиадиспетчера, из-за ошибки которого погибли 70 человек, в основном – дети. Это убийство есть, с одной стороны, отголосок закона талиона, гласящего «око за око, и зуб за зуб»1. Но, с другой стороны, оно произошло именно потому, что был нарушен принцип справедливости (справедливого возмездия), и авиадиспетчер не понёс никакого наказания! Скорей всего, если бы его заключили в тюрьму, то убийство не состоялось бы. Таким образом, получается, что, избегая насилия (заключения в тюрьму авиадиспетчера), мы провоцируем ещё большее насилие (убийство авиадиспетчера, заключение в тюрьму убийцы авиадиспетчера). А этот вывод прямо противоположен тезису Толстого о том, что ненасилие ведёт к искоренению в мире зла.

Толстой также забывает про очень важный феномен, прекрасно изо-

бражённый Достоевским в «Преступлении и наказании» и Эмилем Золя

в романе «Тереза Ракен» (и Достоевский, и Золя были современниками Толстого). Имеется в виду наличие у самого преступника потребности в наказании (т. е. в насилии), которое могло бы его освободить от чувства вины (или хотя бы его ослабить). Таким образом, насилие может быть полезным, благим, нравственным, очищающим даже для самого наказуемого.

Нельзя с позиций Толстого объяснить, почему человек сам себя насилует, т. е. заставляет делать то, чего не хочет. В частности, в христианской практике широко применяется самонаказание в виде «епитимьи», т. е. той или иной неприятной деятельности, либо лишения чего-либо приятного с целью опять-таки облегчения душевных страданий из-за чувства вины по причине того или иного неблаговидного поступка.

Основная ошибка Толстого та же, что и у Канта – абсолютизация конкретного нравственного правила. Жизнь, увы, настолько непредска-

зуема, что её нельзя загнать ни в какие жёсткие, неизменные рамки, будь то формула «непротивления злу насилием» или «золотое правило нравственности» (кантовский «категорический императив»): «Поступай с другими так, как ты хотел, чтобы они поступали с тобой».

Нельзя не отметить и ряд практических и опять-таки весьма сомнительных выводов, которые сделал Толстой из своего учения о непротивлении злу силой. Толстой выступает против собственности, которая неразрывно связана с насилием. Он пишет: «Собственность – корень всего зла и всех страданий, и опасность столкновения лежит между теми, кто обладает

1 Закон талиона (от лат. talio – возмездие, равное по силе преступлению), принцип наказания, сложившийся в родовом обществе и заключающийся в причинении виновному такого же вреда, который нанесен им.

133

ею в избытке, и теми, кто её не имеет. Ибо для того, чтобы сохранить себя, собственность должна обороняться и даже наступать. Насилие необходимо, чтобы добыть имущество, необходимо, чтобы увеличить собственность, необходимо, чтобы её защищать»1.

Поскольку государство выступает покровителем, защитником собственности, то Толстой призывает и к отмене государства. Однако такая отмена видится им не на пути революции, ибо революция есть насилие, а через отказ каждого совестливого человека от участия в государственной жизни. Чем больше людей будет поступать так, тем слабее будет власть государства и тем быстрее оно умрёт.

Толстой выступает также за упразднение науки, искусства, религии, брака, т. е. за уничтожение всей культуры! Он считает, что достаточно од-

ной любви, и если люди только захотят полюбить друг друга, то завтра же наступит Царство Божие на земле, которое понимается писате-

лем как ассоциация общин (артелей) свободных производителей, которые будут обмениваться друг с другом продуктами собственного производства.

Стефан Цвейг так пишет о Толстом-философе: «Толстой, как теоретический, систематический философ, был столь же досадным явлением самообмана, как Ницше – его антипод – в роли композитора». «Без всякой философской подготовки, с ужасающим отсутствием благоговения, он касается в своих трактатах вечных, неразрешимых вопросов, носящихся в недосягаемых звёздных пространствах, и «растворяет» их легко, как желатин». «Толстой проповедует, заткнув уши, проносясь мимо непоследовательностей, и с подозрительной поспешностью доставляет себе исчерпывающее решение». «Он требует, чтобы мы по его религиозному приказу тотчас же отказались от всего, отдали и бросили всё, с чем мы связаны чувством, он требует (в 60 лет) от молодых людей воздержания (не отличавшийся им сам в зрелом возрасте), от культурных людей равнодушия, даже презрения к искусству и интеллектуальности (которым он посвятил всю свою жизнь)…»; «…он оплёвывает всю нашу современную культуру, наших художников, наших поэтов, нашу технику и науку, он прибегает к самым заковыристым преувеличениям, к грубой неправде и всегда сначала срамит и унижает себя самого, чтобы иметь возможность свободно вести атаку на всех остальных».2

Трагедия Толстого-человека состояла в том, что он создал этическое учение, в соответствии с которым он лишь иногда пытался жить, но никогда не жил по-настоящему! Неудивительно, ведь учение Толстого сплошь соткано из противоречий и не может быть воплощено в реальности.

1Цит. по: Цвейг С. Собрание сочинений: В 10 т. – Т. 3. – М.: ТЕРРА, 1992, С. 620.

2Там же. С. 625–629.

134

Толстой выступал против собственности, но сам не только не смог отказаться от своей собственности, но и приумножил её почти в пять раз, порицал искусство, но продолжал писать романы.

К концу жизни даже преданные последователи учения Толстого, которые в 80–90-е годы XX века организовывали так называемые «свободные общины производителей», начинают от него отворачиваться, видя вопиющее расхождение между словом и делом. И тогда Толстой совершает описанное выше бегство из дома…

И всё же этическое учение Толстого, несмотря на отмеченные несуразности и противоречия, шаткость оснований и непоследовательность, идеализм и абсолютизм, приобрело всемирное значение, став источником всей этики ненасилия. Идеи Толстого подхватили по всему земному шару, особенную силу они приобрели в Индии благодаря усилиям Махатмы Ганди, который сумел сделать, казалось бы, невозможное: претворить толстовское учение о непротивлении злу силою в жизнь. В ненасильственных акциях, направленных против британских колонизаторов и организованных Ганди, принимало участие по несколько сотен тысяч, иногда – несколько миллионов человек (например, в сидячих демонстрациях на площадях крупных городов), и именно ненасильственные меры борьбы внесли решающий вклад в освобождении Индии. В наши дни ненасильственные формы сопротивления (в виде голодовок, маршей протеста, перегораживания дорог, приковывания себя к разрушительной технике и т. п.) приобрели массовый характер, их применяют многие организации, стоящие на страже интересов человека или природы (антиглобалисты, «Гринпис» и др.). Не все они одинаково эффективны, отнюдь не всегда приводят к успеху, и, тем не менее, без них нашу жизнь представить уже сложно. И хотя Толстой не изобрёл сами методы ненасильственной борьбы, не пытался их описать и классифицировать, однако именно он придал «философии ненасилия» характер этической доктрины, заявил о ней во весь голос, который оказался услышанным во всём мире.

Завершая разговор о Толстом, следует сказать, что в его лице могущественно соединились великий художник с великим моралистом. Личная жизнь писателя, его стойкость, неутомимость, отзывчивость, одушевление в отстаивании своих идеалов, его попытка отказаться от благ мира сего, жить новою, хорошею жизнью, имеющею в основе своей только высокие, идеальные цели и познание истины – все это доводит обаяние имени Толстого до легендарных размеров.

Сопоставляя фигуры Достоевского и Толстого, мы находим у них как общее, так и различное. Оба писателя были озабочены судьбой человека, вопросами о свободе и смысле жизни, борясь с противоречиями в собственной душе, пламенно искали Бога, оба обладали необузданным

135

темпераментом и порочными наклонностями (например, страстью к игре в карты, рулетку), но, в конце концов, обрели семейное счастье в лице любимых детей и заботливых, преданных жен, оба любили Россию и русский народ, критически относясь к западной культуре. Однако пришли они к Богу разными путями: Достоевский «смиренно» нашёл истину в традиционном православии, Толстой же, «возгордившись», стал религиозным реформатором. Оба мечтали о всемирном братстве людей, где не будет насилия, но будет любовь, но Достоевский полагал, что дорога к этому братству лежит через Православие, тогда как Толстой усматривал этот путь в отказе не только от религии, но от всех благ цивилизации вообще, включая собственность, искусство, семью. И, тем не менее, общего всё же у них намного больше, и лейтмотивом их творчества, их жизни навсегда останется любовь к человеку, проповедь высших ценностей – добра, справедливости, свободы, стремление сделать жизнь людей счастливой и нравственной.

5 . 2 . Философия всеединства ( В. С. Соловьев, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, Л. П. Карсавин и др. )

Философия всеединства не только одно из самых оригинальных, но, без сомнения, также самое глубокое, наиболее русское направление мысли в отечественной культуре конца XIX – начала XX века. Основоположником этого течения был выдающийся русский философ В. С. Соловьёв (1853–1900 гг.), идеи которого при его жизни разделяли только несколько ближайших друзей, в частности, братья Евгений Николаевич и Сергей Николаевич Трубецкие. Только после смерти Соловьева его наследие было оценено по достоинству, и появилась целая плеяда выдающихся последователей, среди которых наиболее заметный вклад в философию внесли

С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, Л. П. Карсавин, В. Ф. Эрн.

В 1906 году названные мыслители (за исключением Карсавина, который присоединился к направлению только в 1918 году) организовали в Москве Религиозно-философское общество памяти В. С. Соловьёва,

число членов которого уже к маю 1907 года составило 300 человек. Общество провело 15 заседаний, его «лидеры» прочитали 16 публичных лекций, на которых присутствовало от 250 до 600 человек. В 1910 г. последователи Соловьева организуют религиозно-философское издательство «Путь», в котором вплоть до его закрытия в 1918 г. публикуют свои основные работы. Однако к 1922 г. группа философов всеединства стала немногочисленной: в 1917 г. скончался В. Ф. Эрн, в 1920 г. в Новороссийске умер от тифа Е. Н. Трубецкой, Л. П. Карсавин был выслан за пределы России,

136

С. Н. Булгаков эмигрировал по собственному желанию, П. А. Флоренский стал работать в системе Главэлектро ВСНХ. Поскольку С. Н. Булгаков ещё

в1918 г. принял монашеский сан, то он закономерно перешёл от философии к теологии; лишь Л. П. Карсавин продолжал разрабатывать идеи всеединства. В условиях эмиграции, в чуждой культурной среде направление закономерно исчезло, и только после 1990 г. идеи философии всеединства стали постепенно возрождаться в нашем Отечестве, а взгляды его представителей оказались в центре внимания философской мысли.

Что же объединяет взгляды отмеченных мыслителей? Какие идеи лежат в основе философии всеединства?

Скажем сразу, что эти идеи довольно сложны для понимания, поскольку разрабатывались не писателями или публицистами, а профессиональными философами, глубоко изучившими как древнюю, в особенности, патристическую, так и современную европейскую мысль. Попытаемся, однако, представить эти идеи в наиболее сжатом, а потому и несколько упрощённом виде.

1.Идея практической, жизнестроительной философии. Уже в пер-

вой крупной своей работе – «Кризис западной философии» (1874 г.)

Владимир Сергеевич Соловьев настаивает, что «философия в смысле отвлеченного, исключительно теоретического познания окончила своё развитие и перешла безвозвратно в мир прошедшего»1. Место отвлечённой философии, как учения о том, что есть, должна занять философия практическая, которую Соловьёв понимает, как учение о том, что должно быть. Иными словами, философия должна быть учением, способствующим человеку решать насущные задачи жизни, помогать ему ориентироваться в мире, отвечая на вопросы, «что делать, во что верить и из-за чего жить». «Философия, чтобы оправдать себя, – утверждал Л. П. Карсавин, – должна стать жизнью».2

2.Идея цельного знания как свободной теософии, объединяющей

вгармоническое целое науку, философию, религию. Без сомнения, эта идея была позаимствована Соловьёвым у славянофилов, однако он придал ей кристальную ясность и последовательность. По мнению Соловьёва, и философия, и религия (теология), и наука дают истинное знание, но это

знание одностороннее, неполное. Полное же знание достижимо в результате их гармонического и свободного объединения под эгидой философии. «Свободная теософия – пишет Соловьев, – есть органический синтез теологии, философии и опытной науки, и только такой синтез может

1Соловьев В. С. Собр. соч. в 10 т. – Т. 1. – СПб. – 1911–1914. – С. 27 // Цит. по:

Акулинин В. Н. Философия всеединства: От В. С. Соловьева к П. А. Флоренскому. – Новосибирск: Наука, 1990, С. 45.

2Цит. по: Акулинин В. Н. Указ. соч. С. 78.

137

заключать в себе цельную истину знания».1 Подобный синтез можно толковать и как объединение мистицизма (веры), рационализма (разума, отвлеченного мышления) и эмпиризма (чувственного опыта).2 Такой синтез как различных форм познания, так и отдельных познавательных способностей человека, и выступает в качестве одного из аспектов всеединства.

3.Идея всеединства как свободного гармонического объединения всех отдельных, частных проявлений бытия. Пожалуй, это самая слож-

ная идея, хотя, в сущности, она очень близка понятию соборности у славянофилов как свободного единения основ Церкви во Христе, где индивид не подавляет коллектив, а коллектив не господствует над личностью. Но «всеединство» отличается от «соборности» большей абстрактностью, а, следовательно, и всеобщностью: соборность связана только с церковью, тогда как всеединство – со всем бытием. «Я называю истинным или положительным всеединством такое, в каком единое существует не за счёт всех или в ущерб им, а в пользу всех, – подчеркивал Владимир Сергеевич Соловьев. – Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы и само оказывается, таким образом, пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает эти элементы, осуществляясь в них как полнота бытия».3 Поскольку «всеединство» оказывается весьма абстрактным понятием – не указывается, что за элементы, во что они объединяются, – открывается возможность для отождествления его и с полнотой знания (единство науки, религии, философии), и с Богом, и с конечным гармоническим состоянием мира, в котором будет достигнуто единство между человеком и природой, между человеком и Творцом, между самими людьми. Но здесь мы уже подходим к четвертой идее.

4.Идея богочеловеческого процесса как движения человека к Богу, в ходе которого злое и разрозненное бытие превращается в «поло-

жительное всеединство». Рассматривая развитие мира от момента сотворения до настоящего времени, теоретики всеединства видели в нём определённое направление, связанное с возрастанием сложности (что убедительно подтверждается данными современной науки), увеличением в мире красоты и, главное, постепенным торжеством духа над материей. Человек – важнейшее звено этого процесса, и его задача, смысл и цель жизни видится в восхождении к Богу, в переходе от зверочеловека к Богочеловеку, или,

1Соловьев В. С. Собр. соч. в 10 т. – Т. 1. – СПб. – 1911–1914. – С. 290 // Цит. по:

Акулинин В. Н. Указ. соч. С. 52.

2Как отмечает В. Н. Акулинин, приверженцам всеединства «импонировала синкретичность мифа», в котором естественное слито со сверхъестественным, знание с верой, мысль с эмоциями, где нет деления на разные виды реальностей, где есть только одна реальность, один мир // Акулинин В. Н. Указ. соч. С. 61.

3Соловьев В. С. Собр. соч. в 10 т. – Т. 1. – СПб. – 1911–1914. – С. 74 // Цит. по:

Акулинин В. Н. Указ. соч. С. 54.

138

иными словами, от природно-человеческого существования к человечеству духовному, т. е. к Богочеловечеству. Достижение же этого идеала возможно лишь в обществе «свободной теократии», т. е. в таком обществе, где все сферы общественной жизни, все интересы будут подчинены, – подчинены свободно, а не насильственно, – церкви. Такое общество толкуется, вслед за Достоевским, как всемирное братство людей, основанное на свободе и любви. По сути, история – это обоюдонаправленное движение человека к Богу, и Бога к человеку. Конечная цель истории – объединение творца и сотворенного, однако такое объединение не неизбежно, его достижение – задача человека. «Христианство – пишет В. С. Соловьев, – как религия богочеловеческая предполагает действие Божие, но вместе с тем требует и действия человеческого».1 Именно от активности человека, от того, куда он направит свою свободу, и зависит судьба мироздания.

5. Идея приоритета духовного над материально-биологическим.

Будущее человечества зависит от того, какие потребности и интересы возобладают среди людей. Если на первое место будут поставлены материальные потребности (что мы видим в современном мире), то неизбежен регресс, т. е. вырождение человечества в «зверечеловечество». Если же будет культивироваться лучшее в человеке, т. е. то, что отличает его от животного, цивилизация достигнет состояния «богочеловечества». Удовлетворение биологических потребностей индивидуализирует жизнь, разделяет людей, обусловливает борьбу и конкуренцию, обостряет эгоизм, и только реализация духовных интересов (познавательных, эстетических, нравственных) социализирует жизнь, т. е. объединяет людей. В этом смысле задача и философии, и религии, и искусства состоит в культивировании, пропаганде приоритета духовного над материальным, в переориентации жизни каждого человека с потребительства на реализацию собственного духовного потенциала в творчестве, на ведение высоконравственного образа жизни, основанного на любви не только к людям, но и ко всему творению. В XX веке дилемма духовное – материальное приобрела первостепенную значимость. Этой теме посвящена, в частности, книга «Иметь или быть?» (1977 г.) американского учёного Эриха Фромма, который перед лицом обострения глобальных проблем также призывает к скорейшему отказу от потребительства в пользу творческой самореализации во всех сферах человеческой жизни.

По мнению В. Н. Акулинина, «высшая установка философии всеединства на интеграцию всех сфер человеческой деятельности в едином мировом процессе с необходимостью подводила к проблемам, ныне

1 Соловьев В. С. Собр. соч. в 10 т. – Т. 1. – СПб. – 1911–1914. – С. 382 // Цит. по:

Акулинин В. Н. Указ. соч. С. 82.

139

приобретшим глобальный характер. Впервые в русской философии философы всеединства сформулировали и предложили пути решения следующих проблем:

1)пути развития человечества (проблема преобладания биологического или духовного в будущей цивилизации);

2)проблемы взаимоотношений различных культур в условиях глобальной интернационализации жизни;

3)проблемы взаимоотношения общества с природой»1.

Если о первой проблеме мы уже говорили выше, то по поводу двух других отметим следующее: во-первых, вопрос о взаимодействии культур понимался философами всеединства как их взаимопроникновение и взаимообогащение, результатом чего должна стать новая общечеловеческая синтетическая культура, гармонически сочетающая различные националь- но-культурные традиции; во-вторых, русские философы призывали человечество осознать свой нравственный долг перед природой, установить с ней «истинно любовное» отношение и на этой основе остановить хищническое истребление окружающей среды.

Завершая рассказ об основных идеях философии всеединства, необходимо отметить, что их появление, с одной стороны, связано с продолжением и развитием философских концепций не только славянофилов, но и многих других русских мыслителей, прежде всего, Ю. Крижанича, Г. С. Сковороды, Ф. М. Достоевского, а, с другой стороны, является ответом на догматизм, застой ортодоксального православного богословия, которое «всеединщики» стремились обновить, поднять на более высокий уровень и приблизить к жизни. И хотя они были именно философами, а не теологами (за исключением С.Н. Булгакова в последний период жизни), все они считали себя не просто религиозными людьми, а людьми истинно православными.

Мы отметили только основные идеи философии всеединства. Но было бы неправильным на этом остановиться и не рассмотреть также особенные воззрения наиболее выдающихся представителей этого направления в контексте их жизненного пути.

Владимир Сергеевич Соловьёв – родоначальник философии всеединства – родился 16 января 1853 г. в семье известного историка, академика, ректора Московского университета (1871–1877 гг.) С. М. Соловьёва (1820– 1879 гг.), автора 29-томной «Истории России с древнейших времен»

(1851–1879 гг.). У Владимира было одиннадцать братьев и сестёр, некоторые из них добились успехов на гуманитарном поприще: старший брат Всеволод (1849–1903 гг.) стал романистом средней руки, младший Михаил

1 Акулинин В. Н. Указ. соч. С. 80–81.

140

(1862–1903 гг.) – филологом и историком (в частности, переводил на русский язык сочинения Платона), сестра Поликсена (1867–1924 гг.) писала стихи, исполненные тонкой грусти, под псевдонимом Allegro.

До 13 лет будущий философ отличался глубокой религиозностью: читал жития святых, совершал аскетические поступки, например, нередко спал без одеяла в зимнее время. У него было развито мистическое отношение к природе, даже личные вещи он называл по именам: ранец – Григорием, карандаш – Андреем и т. п. В десятилетнем возрасте, стоя под сводами церкви, охваченный одновременно нежным пылом первой влюбленности и угнетаемый равнодушием любимого существа, он во время богослужения пережил мистический экстаз, когда всё вдруг внезапно исчезло. Позднее, в стихотворении «Три свидания», он скажет об этом так:

Алтарь открыт… Но где ж священник, дьякон? И где толпа молящихся людей?

Страстей поток, – бесследно вдруг иссяк он. Лазурь кругом, лазурь в душе моей.

Пронизана лазурью золотистой, В руке держа цветок нездешних стран, Стояла ты с улыбкою лучистой Кивнула мне и скрылася в туман1.

С 13 до 18 лет Соловьев пережил кризис, связанный с отходом от религии и увлечением материализмом Бюхнера и нигилизмом Писарева. Лишь чтение Спинозы, Шопенгауэра, Шеллинга, Гегеля позволило ему преодолеть атеизм и снова вернуться (и уже навсегда) к религиознохристианскому идеализму. В 1869 г. Владимир закончил с золотой медалью гимназию и поступил в Московский университет: сначала на физикоматематический факультет, а затем перевёлся на историкофилологический. По окончании университета он с блеском защитил маги-

стерскую диссертацию «Кризис западной философии (против позитиви-

стов)» (1874 г.), в которой на основе реконструкции хода развития всей западноевропейской философии доказывал, что эпоха классической философии безвозвратно закончилась. Уже в это время Соловьев пришёл к своему основному убеждению, гласящему, что «Бог есть всё!» В январе 1875 года его утверждают доцентом Московского университета, и он начинает читать свой первый лекционный курс. Однако уже в июне философ уезжает в научную командировку в Лондон. Здесь он испытывает второе

1 Соловьев В. С. Смысл любви: Избранные произведения. – М.: Современник, 1991. – С. 450.

141

видение Софии, однако оно не было полным, а потому внутренний голос говорит ему: «В Египте будь!». И в конце октября Соловьев отправляется в Египет. По пути из Каира в Фиваиду, к месту древнейших христианских культов, на него нападают грабители из числа бедуинов-кочевников. Всю ночь он провёл в пустыне, лежа ничком на земле, среди воя шакалов, а под утро к нему в третий раз явилась София как образ вечной женственности и премудрости Божией:

Ив пурпуре небесного блистанья Очами полными лазурного огня, Глядела ты, как первое сиянье Всемирного и творческого дня.

Что есть, что было, что грядет вовеки, – Все обнял тут один недвижный взор… Синеют подо мной моря и реки,

Идальний лес, и выси снежных гор.

Все видел я, и все одно лишь было – Один лишь образ женской красоты… Безмерное в его размер входило, – Передо мной, во мне – одна лишь ты.

О лучезарная! Тобой я не обманут: Я всю тебя в пустыне увидал… В моей душе те розы не завянут, Куда бы ни умчал житейский вал.

Один лишь миг! Видение сокрылось –

Исолнца шар всходил на небосклон. В пустыне тишина. Душа молилась,

Ине смолкал в ней благовестный звон1.

Без сомнения, подобные «пиковые переживания» (в терминологии А. Маслоу) не просто остаются в памяти на всю жизнь, но кардинально влияют на всё мировосприятие личности. И Соловьёв, встретившись с Божеством, уже никогда больше не мог сомневаться в его реальности, и не мог созидать иной философии, кроме как христианской. Здесь же, в Египте, Соловьев написал небольшой диалог «Sophie», в котором София понимается и как «наивысшая область бытия», и как «любовь», и как «вечно

1 Соловьев В. С. Смысл любви: Избранные произведения. – М.: Современник, 1991. – С. 454.

142