Homo institutius - Человек институциональный - Иншаков - 2005 - 854

Российский человек на пути институционализации

Такой характер протекания теневых процессов свидетельствует о том, что они приобрели систематический, воспроиз водимый, длящийся, закономерный и структурный характер. Теневое поведение превратилось в альтернативный норматив ный элемент общественной жизни. Любой процесс, осуществлявши й- ся в советском обществе, реализовывался во «втором измере нии» и, наряду с официально одобряемой, имел диссидентскую, кон - тркультурную, двойную моральную и другие формы.

Первоначально в общественном сознании существование теневой сферы как структурного элемента современной соц иальной реальности фиксировалось применительно к экономике. И до сих пор теневая экономика остается удобной моделью для ис следования феноменов такого рода: для нее, в частности, можно сформулировать системные признаки, характерные для любы х современных форм проявления социальных «теней». В их числ е негативный характер, заключающийся в нарушении установл енных государством норм или их «обходе»; систематичность и закономерность, закрепляющиеся в соответствующих структурн ых комплексах; дополнительность теневых явлений по отношен ию к основной, формальной структуре и др. (Московцев, 1997).

Крушение советского общества и радикальное изменение нормативной системы перевело многие теневые процессы в р азряд официально признанных, но это не стало заметным факто - ром ослабления теневого формообразования. Во-первых, разм е- ры теневого «сектора» современной российской экономики в 2— 3 раза превышают его оценки, сделанные для советского периода. Во-вторых, одной из особенностей советского хозяйство вания было беспрецедентное развитие системы неформальных взаимодействий между субъектами, базирующихся на личных отн о- шениях и непосредственных контактах между ними, дополняю - щих или заменяющих официально установленный порядок орг а- низации и реализации экономических связей. Основным регу лятором при этом выступали акты индивидуального управлени я, господство которых создавало ситуацию произвола, «телеф онного права», а реально — хозяйственного бесправия. Эта специ фика советского строя нашла свое закономерное продолжение в современном российском «дефиците» правосудия (Олейник, 2 002, с. 23—45). Под дефицитом права понимается господство все тех

759

РАЗДЕЛ VI

же «антимодернизаторских практик» использования личных связей для избежания обращения к представителям официальны х институтов или обеспечение правосудия в индивидуальном порядке. В результате действия подобных принципов совокупн ость универсальных и общепризнанных официально зафиксирован - ных норм поведения не находит своего систематического по д- тверждения в повседневных трансакциях российских гражд ан.

В-третьих, «зазор» между оценками действительности институциональными субъектами разного масштаба (индивидо м, обществом и государством) в современных условиях продолжаю т увеличиваться. Не слишком доверчивое отношение граждан к советскому государству усиливалось и в начале XXI в. выразилос ь в почти 90%-м отказе в кредите доверия российским законодател ь- ным и исполнительным институтам (Олейник, 2002, с. 38). Стратегический курс на развитие институтов гражданского общ ества, предполагающих плюрализм мнений, сочетается с преследов анием «инакомыслящих» олигархов, «финансовой цензурой» и т. д.

В-четвертых, пространство теневых практик в российской современности не только расширилось, но и приобрело особу ю институциональную прочность. Многие исследователи сего дня обращают внимание на произошедшую институционализацию те невой экономики, состоящую в закреплении соответствующих н орм хозяйственного поведения в организационно-устойчивых ф ормах, признаваемых всеми участниками данной деятельности и тр анслируемых следующим поколениям занятых ей субъектов (Коса лс, Рывкина, 2002, с. 13). Об этом свидетельствует систематическая регистрация теневых институциональных форм во всех сфер ах бытия российского общества — политической, правовой, культурно й, моральной и др. Теневые институты начинают выполнять системообразующую роль, интегрируя эти сферы в единое целое и способствуя нормальному функционированию социума.

Очевидно, что усиление процессов теневизации в России произошло в результате распада советского государства и закрепилось в ходе рыночных преобразований. Главным фактором т е- невого формообразования является современная модерниза ционная динамика экономики, характеризующаяся неустойчивос тью многих общественных институтов. В этом близком к ирреальн о- му, но вполне реальном экономическом мире, где непрерывно

760

Российский человек на пути институционализации

«свет» пересекается с «тенью», а большая часть отношений «утопает» в трансакционном «сумраке», государство лицемерно самоустранилось от осуществления в статусе институционального агента общества функций «дневного» и «ночного» дозора, делегиро вав их другим агентам, повышая коррупционную и криминальную напряженность.

Аналогичные российской теневизации процессы переживает большинство развивающихся и бывших социалистическ их стран. В качестве объяснения причины их экономической сла бости и беспрецедентного развития теневого «сектора» пред лагается принять правовую необеспеченность частной собстве нности и частного предпринимательства, отсутствие надлежаще го оформления имущественных прав, в результате чего «больша я доля находящихся в частной собственности ресурсов являе тся с финансовой и коммерческой точек зрения не существующей или недейственной. Никому не известно, что, где и кому принадлежит, кто несет ответственность за выполнение обязательств, кто отвечает за убытки и мошенничество, каким образом мож - но принудить к оплате поставленных товаров и услуг. Следо вательно, в этих странах большая часть потенциала активов п ребывает в тени, не используется; объем доступного капитала незначителен, а хозяйственная деятельность отличается в ялостью» (Сото де, 2001, с. 39).

Если для рассматриваемых стран главные источники теневизации их хозяйственных систем заключаются в неустойчи вости и неопределенности политических, правовых и других институтов, то, размышляя о развитии девиантного поведения в будущем, Н. Смелзер устанавливает ряд более фундаментальн ых оснований, способных инициировать теневые процессы (Смел - зер, 1999, с. 238—239). Он отметил действующую «в течение последних десятилетий и, может быть, даже веков... общую тенден - цию к ослаблению многих правил, особенно тех, которые регу - лируют нравственное и индивидуальное (приватное) поведе ние». Вывод ученого однозначен: это будет происходить и в дальн ейшем. Истоки же девиации находятся в повышении степени мно - гообразия, многоаспектности общественной системы, в связ и с чем прежние методы контроля за нравственностью перестал и соответствовать «духу времени».

761

РАЗДЕЛ VI

Гипотетические предположения Н. Смелзера нашли свое систематическое подтверждение в концепции «Великого разр ыва» Ф. Фукуямы, который выявляет и анализирует совокупность феноменов, связанных с быстрым изменением системы социальных норм в большинстве развитых стран мира, начиная с 1965 г. Эти феномены на поверхности общественной жизни проявляются в росте преступности, разводов, внебрачной рожда е- мости, наркомании, недоверия и социальной разобщенности, бедности, низком уровне образования и др. Их развитию способствовали разнообразные факторы — демографические, эк о- номические, технологические и др.

Сущность сдвига ценностей, лежащего в основании «Великого разрыва», по Ф. Фукуяме, заключается в росте моральной индивидуализации и вытекающей из нее миниатюризации общества (Фукуяма, 2003, с. 131). В современных обществах степень свободы выбора для индивидов чрезвычайно возросла, в то в ремя как узы, связывающие их с системой социальных обязательств, заметно ослабли. Принудительные связи и обязател ь- ства, основанные на принадлежности к различным социальны м группам (религии, полу, расе, нации и др.), заменяются добровольно принимаемыми связями, люди стараются поддерживат ь отношения только с теми, кого они выбирают сами. Участие в разнообразной групповой и общественной жизни не ослабев ает, но авторитет самих групп и связанный с ними радиус довери я уменьшается. В то же время общих ценностей, которые бы разд е- лялись всеми членами общества, становится меньше, а сопер ни- чество среди групп — усиливается.

«Проблема большинства современных демократий заключа- ется в том, — пишет Ф. Фукуяма, — что они не могут принять свои предпосылки как нечто незыблемое» (там же, с. 24). В «Вели - ком разрыве» с особой отчетливостью обнаруживается криз ис норм масштабных человеческих сообществ — человечества, н а- ций, классов и других, — которые перестали восприниматься как «свои» и воспроизводятся инерционно и автоматически . Теоретически закономерность возникновения подобного кризи са предвосхищается в модели «трагедии общего», которая демо нстрирует, что проблема человека, эгоистически пользующегос я общественными ресурсами, становится все более острой по мер е

762

Российский человек на пути институционализации

роста размеров сообщества и, соответственно, повышения трансакционных издержек наблюдения и контроля за поведением каж - дого индивида в отдельности.

Эмпирически рассматриваемая закономерность реализуется в интенсивном развитии процессов вторичной теневизац ии (своего рода наложение «теней» на «тени»), которые наблюда - ются практически во всех странах современного мира. Но ес ли в постсоциалистических и развивающихся странах основным феноменом теневизации является нарушение формальных норм (делинквентность, «дефицит права»), то в развитых социальн ых системах таким феноменом выступают формы отклоняющегос я поведения, имеющие моральную направленность (собственно девиантность).

Теоретическую интерпретацию приведенных выше практи- ческих обобщений целесообразно основывать на логике Э. Ги д- денса, рассматривающего общество как сложную совокупнос ть институциональных форм поведения социальных акторов, то есть комплекс устойчиво воспроизводимых, типичных, традицион - ных алгоритмов мышления и действия, ставших общепринятой практикой в данном экономическом пространстве-времени.

Институты являются наиболее прочными формами функционального структурирования общественных процессов, р еализуя тем самым интегральную функцию упорядочения деятель - ности людей за счет формирования устойчивых моделей стат усного поведения. Институты, образно говоря, «программируют » поведение участвующих в совместной деятельности людей, х отя

èне определяют каждое их конкретное действие. В пределе ж изнь состоящих в институтах людей типизирована и стандартизи рована настолько, что превращается в функционирование по зада н- ному шаблону с автоматическими действиями. Такой «инстит у- циональный человек» воспринимает себя и позиционируетс я исключительно как исполнитель общественно значимой функц ии

èноситель определенных статусов, вырождаясь в агента-фун к- ционера. Например, у К. Маркса капиталист — это персонифицированный и одушевленный капитал, наделенный сознанием и волей (Маркс, Энгельс, с. 163, 318—319), каждый конкретный агент которого полностью «захвачен» общественными отно шениями, в которых он участвует (там же, с. 84), так что его бытие

763

РАЗДЕЛ VI

сводится к существованию в качестве фанатика накопления и приращения капитала.

Конечно, подобную чистоту социального поведения можно «наблюдать» разве только в продуктах теоретической абст ракции или в редких, почти исключительных ситуациях. Функциониру ю- щий с максимально возможной эффективностью институт так же представляет собой идеал предельного развития институц ионализации, достижение которого на всем протяжении культурно-и с- торического процесса развития нарушается действием мно гочисленных корректирующих и отклоняющих факторов и импульсо в.

Реальная институционализация создает и непрерывно обно в- ляет пространство социально-функциональных форм и струк тур, находящихся на разных этапах эволюции, в разных фазах жиз - ненного цикла, функционирующих с различной степенью эффективности, являющихся самостоятельными, зависимыми, ин - тегрированными в другие институты и их альянсы или предст ающие своего рода «материалом» становления новых институт ов.

Социальная детерминация и канализация охватывает все виды человеческой деятельности, в том числе биологически е (удовлетворение сексуальных потребностей, питание, сон и др.), составляя сущность институционализации (Бергер, Лукман, 1995, с. 292). Контролирующий характер присущ всем конкретным формам институционализации как таковой, независимо от и еще до того, как созданы какие-либо специальные механизмы санкци - онирования, поддерживающие требуемые формы поведения. Пе р- вичный социальный контроль задан существованием инстит ута как такового (там же, с. 93).

Сделанные теоретические уточнения позволяют предположи ть наличие некой особой, институционализированной не по общ е- принятым стандартам, дисфункциональной по отношению к ни м формы бытия общества. Этим обусловлено возникновение «те невой сферы», в которой хозяйственные субъекты взаимодействую т на основе норм, отклоняющихся от стандартных требований, поп утно продуцируя своеобразный «теневой шум», сопровождающий н ормально протекающие общественные процессы. Он представля ет исходный пункт теневой институционализации и нижнюю грани цу анализа относящихся к ней явлений. Вместе с тем неправоме рно говорить о теневых операциях как не институционализиров анных,

764

Российский человек на пути институционализации

ведь и в них происходит создание, распределение, вменение , кооперация и интеграция определенных функций, присваиваютс я статусы, развиваются нормы и особые правила и т. д.

Элементарными единицами анализа теневых форм, следуя версии представителей Волгоградской школы институциона льных исследований (Иншаков, Фролов, 2002; Лебедева, 2002), будем считать институции, сущность которых состоит в объе ктивации, фиксации и регуляции исполнения отдельных функций , характеризующих социальную специфику человеческих дейс твий. Момент закрепления функции за агентами является решающи м, поскольку он служит условием упрочения и распространени я отдельных типов социального действия, их расширенного во с- производства как особой формы капитала. Институция, будуч и социальной формой типизации, закрепления и воспроизводс тва функций, вводит человека в статус исполнителя социально з на- чимых действий, то есть социального функционера, обусловл и- вая его принадлежность к определенной общности людей.

В юридической и социологической литературе до сих пор не сложилась единая позиция в определении феномена институ - ции, который продолжает инерционно трактоваться, во-первы х, как установление, обычай, порядок, принятый в обществе, сте - реотип поведения; во-вторых, как процесс принятия законод а- тельным органом новых норм (Добреньков, Кравченко, 2000, с. 140—142). Но формально-правовое закрепление, видимо, представляет собой лишь один из возможных способов объектива ции социального действия и придания ему четкой институциона льной формы. Другим механизмом институции является формиро - вание системы социальных ролей на основе постоянного вып олнения и устойчивого закрепления за индивидами, их группам и и сообществами специфических функций. Постоянное выполн е- ние одних и тех же действий, специализация по ним, развиваю т у людей совершенно отличные от других физические и умстве н- ные способности, образ жизни, психологию поведения. Можно сказать, что общественные процессы и институции проникаю т тем самым внутрь человеческого организма. Следовательно , институции могут быть представлены и физическими объектам и, как естественными, так и искусственными, порождающими спе - цифику человеческих действий. Все продукты труда и произв од-

765

РАЗДЕЛ VI

ства (вилка, ложка, станки, автомобили, здания, сооружения и др.) заключают в себе институциональную программу последующего использования, выражающую их функции в конкрет- но-исторических условиях.

Устойчивое закрепление выполняемых индивидами и их коллективами функций включает также общественную оценк у (положительную или отрицательную, так как нейтральность институции свидетельствует о ее непродуктивности, а значит , о безжизненности) результатов их реализации в различных сф ерах жизни: хозяйстве, политике, образовании, семье и др. Непрерывно исчезающая и вновь возникшая теневая реальность ес ть множество негативных институций, выступающих системати чески воспроизводимыми, достаточно устойчивыми социальным и формами типизации функций, ориентированных на неэффективное использование человеческого потенциала, частную эксплуатацию общественного достояния, игнорирование общепр инятых норм и ценностей и т. д.

Обширный набор подобных институций можно составить на основании их словника на русском языке, приведенного в работе (Иншаков, Фролов, т. 2, 2002, с. 523—539): браконьерство, бродяжничество, бомжатничество, взяточничество, вым о- гательство, волокитство, воровство, грабительство, иждиве нче- ство, казнокрадство, лжепредпринимательство, местничест во, мошенничество, обжорство, обывательство, проходимство, пьян - ство, распутство, расточительство, самодурство, стяжатель ство, фальшивомонетничество, хамство, хулиганство и др. Как видим, большинство перечисленных институций прошло длительную эволюцию, сменив многочисленные формы реализации и вновь актуализировавшись в современных условиях. Характер их вос производства подлежит дальнейшему изучению на широкой конк - ретно-эмпирической базе.

Литература

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальност и. М.: «Медиум», 1995.

Гидденс Э. Социальные институты // Социологические исслед о- вания. 1994. ¹ 2.

766

Российский человек на пути институционализации

Добреньков В.И., Кравченко А.М. Социология: В 3 т. Т. 3: Социальные институты и процессы. М.: ИНФРА-М, 2000.

Иншаков О.В., Фролов Д.П. Институционализм в российской экономической мысли (IХ—ХХI вв.): В 2 т. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2002.

Косалс Л.Я., Рывкина Р.В. Становление институтов теневой экономики в постсоветской России // СОЦИС. 2002. ¹ 4.

Лебедева Н.Н. Институциональный механизм экономики: сущность, структура, развитие. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2002.

Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. I. Кн. I. М.,

1951.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23.

Московцев А.Ф. Современные представления о теневой экономике. Волгоград: ВЮИ МВД России, 1997.

Олейник А. Дефицит права (к критике политической экономии частной защиты) // Вопросы экономики. 2002. ¹ 4.

Пигалев А.М. Призрачная реальность культуры. Волгоград: Из д-во ВолГУ, 2003.

Правда. 1989. 26 нояб.

Смелзер Н. Социология. М.: Феникс, 1999.

Сото Э., де. Загадка капитала. Почему капитализм торжествуе т на Западе и терпит поражение в остальном мире. М.: ЗАО «Олим п — Бизнес», 2001.

Фукуяма Ф. Великий разрыв. М.: ООО «Изд-во АСТ», 2003.

à ë à â à 36

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ УГОЛОВНО - ПРАВОВОЙ ОХРАНЫ

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

Российская Федерация на конституционном уровне объявила человека, его права и свободы высшей ценностью и одно - временно провозгласила, что «признание, соблюдение и защи та прав и свобод человека и гражданина — обязанность государ - ства» (ст. 2 Конституции РФ). Формулировка положений Основ-

767

РАЗДЕЛ VI

ного Закона такова, что позволяет предположить, что госуд арство признает себя ответственным за благо человека отнюд ь не как биологического существа, а как носителя социальных св ойств, как члена общества, как представителя различных институц ий последнего 1.

Идея эта, как представляется, четко выражена и в уголовном законодательстве. Так, в качестве задач Уголовного ко декса названы: охрана прав и свобод человека и гражданина, собст венности, общественного порядка и безопасности, окружающей с реды, конституционного строя Российской Федерации от прест упных посягательств, обеспечение мира и безопасности челов ече- ства, а также предупреждение преступлений (ч. 1 ст. 2 УК РФ). Показательна и ч. 2 упомянутой статьи, гласящая: «Для осуществления этих задач настоящий Кодекс устанавливает осно вание и принципы уголовной ответственности, определяет, какие о пасные для личности, общества или государства деяния признаю тся преступлениями, и устанавливает виды наказаний и иные мер ы уголовно-правового характера за совершение преступлени й».

Подобное определение задач уголовного права и методов их решения помогает осознать следующие моменты. Во-первых, в се защищаемые с помощью уголовно-правовых средств блага соц и- альны. Во-вторых, охраняя человека, уголовное право защища ет от общественно опасных посягательств все подверженные в нешнему контролю общественно полезные отношения, которые по д- держивает этот человек как представитель объединений (ин ституций) разного уровня, начиная с межличностных связей и за - вершая межгосударственными контактами. Иными словами, уг о- ловное право защищает человека и как отдельно взятую лич- ность, и как члена мирового сообщества 2, и как представителя населения страны, избирательного корпуса, государственн ого органа, законно действующего политического или обществе нного объединения, и как члена семьи и т. д.

Сказанное не означает, что сохранность и развитие биологических свойств человека не представляет для уголовног о права никакого интереса. Безусловно, они имеют значение, поскол ьку являются важным условием функционирования человека как институционального существа, являющегося «реальным нос ителем общественных отношений» (Общественная практика..., 1989,

768