_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 2

ВЛАДИМИР ВЕЙДЛЕ

БЕРЕГ ИСКИИ

Ни о ком, ни о чем. Синева, синева, синева. Ветерок умиленный и синее, синее море. Выплывают слова, в синеву уплывают слова, Ускользают слова, исчезая в лазурном узоре.

Вэту синюю мглу уплывать, улетать, улететь,

Вэтом синем сиянье серебряной струйкой растаять,

Бормотать, умолкать, улетать, улететь, умереть, В те слова, в те крыла всей душою бескрылой

врастая...

Возвращается ветер на круги свои, а она

Всинеокую даль неподвижной стрелою несется,

Вглубину, в вышину, до бездонного синего дна...

Ни к кому, никуда, ни к тебе, ни в себя не вернется.

1964

К***

Напрасно тень свою ты в зеркале искала; Она была тобой, ты больше не она.

С нездешней легкостью легла на одеяло Жемчужных рук твоих сквозная белизна.

Жемчужных рук. Твоих... Ты плачешь, Каллинира? Каллианасса, плачь! Нам утешенья нет.

К блаженным берегам исчезнувшего мира Нам возвращенья нет. И нам прощенья нет.

Но там, над временем, в кольце возобновлений Над зеленью лугов и синевой морей, В нетленной юности, где тень навстречу тени Летит, как некогда моя вослед твоей,

72

В. Вейдле

Сквозь все отравы, все колючие обиды Летела, мучаясь, любуясь и любя,— Там, на гребне волны, где пляшут Нереиды, Нет ни одной, поверь, жемчужнее тебя.

1965

** *

Зачем, рассудок беспокоя, 1кдать, что ближе, свет иль тьма, Когда от запаха левкоя Мне так легко сойти с ума?

Для несказанного ответа Предвечной Мудростью рожден, Темнее тьмы, светлее света И тишины беззвучней он.

Скорее сладостен, чем сладок, Свежее свежести самой, Он, по ту сторону загадок, Во мне сливается со мной.

Блаженное благоуханье Сполна единый раз вдохну И задохнусь в моем вдыханье, В его дыханье утону—

Как будто машут, веют, тают Там, где душа моя была, 1де будто в небо прорастают Ее незримые крыла.

1965

В. Вейдле

73

RIVA DEGLI SCHIAVONI1

Золотисто здесь стало и розово: Ветерок. Он под осень бывает. Ветерок, ветерок, от которого Сердце ослабевает.

Да и биться зачем ему? Незачем. Заслужило оно благодать Под крыльцом у цирюльника Чёзаре Розовым камнем спать.

НЕТ

Четыреста мостиков и мостов Со ступеньками вверх и вниз. Я по ним до утра ходить готов,

К ним спешу и лечу— зовет их зов — Как лунатик на свой карниз.

А под ними чуть слышный зыбкий плеск, Потускневших огней неверный блеск, Исчерна зеленая муть, 1де мерещится мне затонувший лес

Кораблей, потерявших путь.

Хворый говор домов, воркованье веков, Перебор приглушенный— слышь: Порча пудреных париков, Червоточина челноков, Пришепетывающая тишь.

Разговор-перебор, перегар,— пустоцвет Нескончаемых прошлых лет, Суховей пролетевших дней.

Нет, нет, нет. Нет в домах людей, Нет на площади голубей,

1 Славянская набережная (ит ал.).

74

В. Вейдле

И не я, тень моя С мостика на мост

До предутренних звезд— По ступенькам скользит,

Вдоль каналов летит...

Нет.

Нет меня. Нет меня. Нет.

СТИХИ О СТИХАХ

Неназываемое нечто, Слиянье правды и мечты,

Того, что— тлен, того, что вечно, Того, что— ты и что— не ты.

Почудилось— и вот уж начат Двуличных слов набор, отбор, Тех, что, гляди, да и заплачут Твоим слезам наперекор.

Извилисто, молниеносно, В разбивку, исподволь, навзрыд,

И неспроста, и «ах, как просто»: Шажок— стежок— открыт— прикрыт...

Подшито, выверено, спето.

Ну что ж, зови. Подай им весть. Пусть верят на слово, что это Как раз то самое и есть.

ПЕРИКЛ СТАВРОВ

АФИША

Тот неподвижный, мертвый свет Спиралью скручен до отказа, Чтобы рассказанных побед Не восстанавливать ни разу.

На той стене бледнел рассказ, Больной и выдуманной птицей, И потому ему не раз, Но каждым вечером томиться.

КАФЕ

День ото дня и день за днем Не разглядеть от дыма трубок, За отуманенным стеклом Нерасцветающих улыбок.

А эта тьма газет-газет Так злободневно торжествует. Надежды нет. Исхода нет.

И слово молвлено впустую.

Молчат. Синеет потолок,

Извон сменяется шуршаньем. Того гляди— и скрипнет блок,

Иглянет пустота зияньем.

** *

Еще луна, синева и снег На большом перекрестке пустынных дорог, Еще слова сказал человек,

Слова, что раньше сказать не мог.

76	П. Ставров

Еще, как вчера, настигала беда, В стеклянное небо упирался дымок, Еще, как вчера, никто, никогда Огромного неба вместить не мог.

** *

Часов отбиванье звучит, как отбой (Метаться ль нам дальше— куда и откуда?), И взморьем, и синью, и нашей тоской Сейчас завладеют луна и причуда.

Я знаю, я вижу— полуденный свет За лунную тень отступает не сразу,

Но новый, заоблачный, призрачный бред Внезапно приближен на уровень глаза,

Вплывая в легчайший и радостный пух В высокой волне напряженного света, Пока возглашающий трижды петух Зарвавшийся взлет не притянет к ответу.

РЕКА

Уже запутавшись в сетях, Очередьми перебегая, На запрокинутых огнях

Река плывет, как неживая.

Ей сквозь туман, как легкий бред, Ей, сквозь вуаль недоуменья, Наутро, в пять, чуть брезжит свет Уже шептать про наводненья.

Ей просыпаться, скажем, в пять, Сквозь блеск и всхлип перемогаясь, Ей про ненастье бормотать, Свинцовым холодом вздуваясь.

П. Ставров

77

Ей, спотыкаясь о мосты, Под плеск ночных недоумений Переворачивать листы

Несовершённых преступлений.

На черных сваях наспех, вплавь, Без оправданий, без допросов, Пока пугающая явь Не встанет призраком белесым.

** *

Не озареньем, не событиями Исполосован календарь,

Итот вопрос, как— быть, не быть ему,— Не повторяется, как встарь.

Икак забыть, что эти просини,

На миг взвихренные опять, Когда-то зачерствелой осени Не уставали осенять.

Что дни унылые развесили Дырявый свой иконостас, Что сквозь окно совсем не весело Бщцит тумана желтый глаз,

Что, переваливаясь кочками, По расписанью, не в карьер, Докатывается в одиночку Из моды вышедший премьер.

РОВНО В ВОСЕМЬ

Жизнь начинается в восемь. Полотнища рвет и носит.

Морщит Желтых листьев отчаянный сборщик,

78	П. Ставров

Запинаясь по трубам В усердьи сугубом.

На запинке, Под стрекот,

Под плеск маховичный, Улюлюканье свиста,

В черный плен заключат восковые кабинки Скользящего лифта,

Как в последнюю сказку безумного Свифта.

Ровно в восемь Нас бросили

Коридорами осени.

Чтоб под плеск маховичный Захлебнуться восторгом первичным.

Захлебнулись. Поем. За окном Об одном, Об одном

Желтым медом безумья сочащие соты. Ровно в восемь Холодная осень Рассчитается с каждым

Костяшками счетов.

ДРОБЬ ДЖАЗА

Дверь взметнуть, разъярясь, Точно бритвой царапнуть стекло. Сверху слякоть и грязь, А внизу и тепло и светло.

Эта дробь. Этой дроби раскат Раскаляется жаркой иглой.

Но ни шагу вперед, но ни шагу назад С перерезанным горлом гобой.

П. Ставров

79

На дыбы, на дыбы, и пускается вскачь, Разметая горячий песок, Рассыпая клубок разрешенных задач На столов раскаленный каток.

Пересохшее горло. И пар. Пересохшее горло. Етоток.

И огромный, округлый н вздувшийся шар Подымается кверху и бьет в потолок.

От жары разлетается он, Предлагая любви порцион.

И вот, захлебнувшись в остатках раскаянья, Холодное, злое, глухое отчаяние Забытою вехой в пустой высоте, Раскатистой дробью на звонком листе.

... Эта дробь, этой дроби раскат, Но ни шагу вперед, но ни шагу назад.

Тише, дамы! За стойкою лет Подмигнет вам червонный валет.

** *

...не счесть потерь, И, как на паперти, оттерта

Широким вздохом настежь дверь,

От наступающего ветра.

По стенам стон, по крышам дробь, По окнам беглый, по открытым, И незаконченная скорбь Через мгновенье будет смыта.

Настиг налетом. Что теперь? И вдруг такое обнищанье, Что и поспешный счет потерь Звучит последним подаяньем.

80	П. Ставров

В разноголосье что хватать Вот этот голос, рот иль губы? И вот по-новому звучат Иного мира звон и трубы.

Располагается хаос Так откровенно, так раздольно,

Иперебит, и смят вопрос,

Ив новый мир вступать не больно,

** *

Четыре улицы— раскинутые руки. Скорей беда настала бы.

Под ветром, как на палубе. И этот Непрекращающийся шепот Осенней сырости конца. Что ныне эти жалобы, Какие песни прокляты, Какие руки отняты От мокрого лица? Затертые и смытые,

Мы знаем всё, и считаны Все капли по стеклу. Четыре улицы

омытые, И капли тычутся

забытые, Слепые по стеклу.

И вот— осенние стенания По холоду воспоминаний.

** *

«Кружится, вертится шар голубой...» Над золотистою тенью земной, Солнечной пылью взнесен и пронзен, То как потерянный мечется он,