Тема 5. Народы поволжья и приуралья

5. Мордва, марийцы, удмурты

6. Этнопсихология финно-угорских народов Поволжья и Приуралья.

7. Тюркские народы Поволжья

8. Этнопсихология тюркских народов Поволжья

1. Мордва, марийцы, удмурты

Среднее Поволжье расположено на периферии Восточно-Европейской равнины и соприкасается с другими культурноисторическими провинциями, составляя как бы переход к ним: на юго-востоке—к степным кочевым культурам Средней Азии, на востоке и северо-востоке — к западно-сибирской таежно-охотничьей культурной области, что приводит к взаимовлиянию этих культурных типов. В целом, народы Поволжья характеризуются сочетанием культурных элементов разного происхождения при преобладании оседло-земледельческой восточно-европейской культуры, исторически близкой к культуре славянских народов. Народы Поволжья распадаются по языковому признаку на две основные группы: финно-угорскую и тюркскую. В первую входят три крупных народа, каждый из которых имеет в настоящее время свое государственное образование: 1) мордва, 2) марийцы, 3) удмурты. Тюркская группа состоит также из трех народов: 1) татары казанские, или волжско-камские; 2) башкиры; 3) чуваши. Особняком стоят монголоязычные калмыки в низовьях Волги. Народы Поволжья имеют в значительной части общие исторические судьбы, они — за исключением калмыков — в течение долгого времени жили вместе, и культура их во многом сходна. Народы так называемой финно-угорской (волжские финны) группы составляют более древний этнический слой в Поволжье. Эти три народа: мордва, марийцы (черемисы) и удмурты (вотяки),—по своей культуре и по происхождению образуют довольно однородную группу, которую можно поэтому рассматривать вместе. Здесь необходима, однако, оговорка. Новейшие исследования лингвистов показывают, что с чисто языковой точки зрения три названных народа не составляют четко очерченной группы внутри угро-финской семьи; напротив, удмуртский язык входит вместе с языком коми в пермскую ветвь этой семьи, а марийский и два мордовские языка, которые некоторые причисляют к собственно «поволжским финнам», не обнаруживают между собой особенно близкого родства. Поэтому надо иметь в виду, что, говоря о поволжских этносах, мы имеем перед собой не языковую, а чисто этнографическую общность.

Мордва —самый крупный по численности из этих народов и второй (после татар) из всех народов Поволжья: около 1 млн. 450 тыс.; удмуртов—около 606 тыс. и марийцев свыше 480 тыс. Мордва занимает в основном территорию республики Мордовия. Но в результате всей предшествующей истории расселение мордвы в настоящее время далеко не компактное. Этнос расселен на обширной территории среди русских, а частью и вперемежку с другими национальностями. Занимая издавна очень значительную площадь правобережья Волги, в бассейнах Мокши и Суры, мордва уже в XVII—XVIII вв. проникли и в Заволжье; значительные поселения мордвы появились и в Сибири. Благодаря этой особенности автономная область образована только в 1930 г., Мордовская АССР только в 1934 г., а республика Мордовия – с 1993 г. Мордва не представляет собой в то же время и этнически единой группы. В настоящее время этот народ делится на две подгруппы—мордва-эрзя и мордва-мокша. Географически те и другие не резко разграничены, но мокша расселена в общем западнее—в бассейне р. Мокши, а эрзя восточное, в бассейне р. Суры. Различие между мокшей и эрзя прежде всего языковое: мокшанский и эрзянский—два совершенно особых языка, хотя, конечно, и родственных, но настолько различных, что взаимное понимание друг друга затруднительно. Кроме языка, мокша и эрзя кое в чем различаются и по культуре и обычаям.

Марийцы (мари), прежде называвшиеся черемисами, делятся тоже на две языковые и три географические группы. Они делятся прежде всего на горных и луговых. Те и другие вместе занимают территорию республики Марий Эл. Большая часть этой республики расположена за Волгой на левом низменном ее берегу, между реками Ветлугой и Вяткой; здесь живут луговые марийцы. А меньшая часть занимает небольшой уголок на правом горном берегу Волги в треугольнике между устьем Суры и самой Волгой: это горные марийцы. Между этими двумя группами существует значительное различие в языке. И существует еще третья, географически обособленная, восточная группа марийского населения, в низовьях р. Белой (с XVIII в.). По языку—это те же луговые марийцы, но в культуре и быту они подвергались сильному влиянию своих соседей—татар и башкир.

Третий народ—удмурты (вотяки), коренное население Удмуртской Республики в бассейне Камы и Вятки, между нижними течениями этих рек. В этническом отношении они представляют однородное целое, хотя и сохранились следы деления на две этно-географические группы: северные—«ватка» и южные—«калмез». Но к удмуртам примыкает особая этническая группа—бесермяне, живущие в северной части по р. Чепец и говорящие по-удмуртски, представляют собой, повидимому, смешанную группу, в формировании которой участвовали и татарские элементы. В своей культуре, особенно в костюме, бесермяне проявляют ряд своеобразных, притом архаичных особенностей. О происхождении их имеются разные взгляды; но большинство считает их обудмуртившимися болгарами.

Этногенез и исторические сведения. Вопрос о происхождении финноязычных и других народов ВолгоКамья в настоящее время прояснился благодаря работам археологов и лингвистов, частью и этнографов. Судя по всему, перед нами—потомки древнейших насельников лесостепной и лесной полосы ВосточноЕвропейской равнины. По мнению многих современных лингвистов, именно бассейн Оки, Верхней и Средней Волги был первоначальным ареалом формирования угрофинских языков, откуда они позже распространились более широко на запад и северозапад. На это указывают данные топонимики. Предки угрофиннов были, вероятно, носителями известной неолитической культуры «ямочногребенчатой» керамики. Впоследствии, в эпоху бронзы, на Оке и Средней Волге выделяются волосовская и другие культуры; позже—в эпоху раннего железа — городецкая культура, существовавшая до первых веков н. э. Племена, создававшие эти культуры,—охотничьи, потом скотоводческие и земледельческие—были, видимо, предками позднейшей мордвы либо родственны ей. В течение I тыс. н. э., особенно к концу его, в бассейне Средней и Нижней Оки выделяются уже группы памятников, которые непосредственно связаны с мордвой. Бесспорно, что мордовские племена занимали еще в I тыс. н. э. значительно более широкую область, чем теперь, и область эта особенно далеко простиралась на запад.

В бассейне Камы в эпоху раннего железа известна ананьинская культура (VII—II вв. до н. э.); носителями ее были охотничье-земледельческие лесные племена, по физическому типу—монголоидные. Ананьинская культура была сменена пьяноборской (II в.до н. э.—V в. н. э.), позже—ломоватовской (VII—IX вв.) и родановской (Х—ХIVвв, где постепенно возрастал удельный вес земледелия и постепенно усиливались культурные связи со степным югом. Археологи отмечают интересный факт: примерно с IX в. начинают обнаруживаться, в пределах прежде однородной культурной области в бассейне Камы, локальные особенности в формах культуры. Можно думать, что это связано с обособлением этнических групп—предков мари, удмуртов, коми. Письменные известия о марийцах и мордве появляются в довольно ранних источниках: готский историк Иордан (VI в.) перечисляет племена, платившие дань готскому Эрманариху, и в числе этих племен упоминаются племена Mordens —очевидно, мордва, Меrens—т. е., вероятно, марийцы, Imniscaris илиSremniscans—черемисы. У Константина Порфирогенета упоминается «Мордиа»,очевидно, название мордвы. В известном письме хазарского царя Иосифа (X в.), в перечне племен, платящих ему дань, фигурируют племена црмис (черемисы) и арису(очевидно, мордва эрзя). Однако этот перечень имеется лишь в так называемой пространной редакции письма, которая многими признается не подлинной. В русской Начальной летописи находим упоминание о мордве и о черемисах. У арабских авторов Х—XIII вв. марийцы упоминаются под именем цармис (черемисы). В русских летописях и актах сведения о мордве и о черемисах (мари) идут непрерывной цепью с XI—XII столетий и позже, вплоть до нашего времени. Удмурты до конца XV в. были известны под наименованием «аряне», встречающимся иногда в русских источниках. И позже в XVI в. в летописях упоминаются «Арские князья», а татары и сейчас называют удмуртовсловом «ар». По-видимому, это — один из этнических терминов, связанный с удмуртами. Под названием вотяков удмурты начинают фигурировать с конца XV в.

Хозяйство. Окидывая общим взглядом хозяйственный строй и культуру этих народов, можно отметить общую картину постепенного убывания элементов, связанных с земледелием, по мере продвижения с югозапада на северовосток. Основу хозяйства этих трех народов издавна составляет земледелие, но у мордвы оно является преобладающим занятием, а у других двух народов к нему примешиваются неземледельческие занятия. Земледельческое хозяйство восточных финнов мало отличалось от земледелия восточнославянских народов. Здесь применялись те же орудия и та же техника, выращивались те же культуры. В лесной полосе до XIX в. сохранялась старинная подсечная система. Но уже к этому времени—а у мордвы еще с XVII в.—господствовало трехполье. Пахали русской двузубой сохой; у удмуртов была известна ее разновидность, «вотская соха», с горизонтально расположенными сошниками, наподобие полоза. Помимо земледелия население обращалось и к неземледельческим занятиям. Они особенно распространены были в лесной полосе. Помимо древних лесных промыслов, охоты, бортного пчеловодства, изготовления домашней утвари, здесь развились товарные промыслы: рогожный, лапотный, бондарный, смолокуренный и пр.

Поселения и постройки. Обе традиционные формы хозяйства, и земледелие и лесные промысла, тесно связаны с оседлым образом жизни. Какихнибудь кочевнических элементов у народов финно-угорской группы совершенно нет. Это проявляется и в характерных типах поселений и жилищ. Здесь существуют в основном те же формы поселения и построек, которые характерны для русских. Старые поселения располагались кучевым или беспорядочным планом, без определенного порядка расположения домов. Приблизительно с середины XIX в. деревни начали перестраивать, по требованию властей, по уличному (линейному) плану. Преобладают срубные постройки типа русской избы, но с некоторыми характерными особенностями. У мордвы такой особенностью прежде было, например, расположение жилых и хозяйственных помещений в глубине усадьбы, обнесенной изгородью со всех сторон. У удмуртов—«покоеобразное» (в виде П) расположение построек.

Одежда. Из других элементов материальной культуры особенно самобытен у этих народов костюм. Он до настоящего времени сохранил свои национальные особенности, прежде всего у женщин. Общие особенности женского костюма финно-угорских народов примерно одни и те•же. Мало того, те же основные особенности находим и у чувашей, а отчасти у татар и башкир. Но наряду с этим у каждой народности и даже у отдельных географических и племенных групп имеются свои, неповторимые особенности костюма. Коснемся только основных особенностей костюма волжских народов. В основе женского костюма у всех народов Поволжья лежит рубашка (у мордвы она называется панар, у мари—тувыру у удмуртов—дэрем) классического туникообразного покроя. Эта рубашка являлась не только нижней одеждой, но в то же время и выходной. Она богато орнаментирована вышивкой и аппликациями, причем эта вышивка является у разных народов весьма изменчивым элементом. Обычно поверх рубашки надевались другие части костюма: в частности, у мордвы мокши распашное платье—руця, повторяющее покрой рубашки, но с разрезом спереди. Таков же покрой удмуртского «шортдэрема». У южных удмуртов характерен «зыбью» кафтанообразного покроя с узкой талией и «камзол» такого же покроя, но без рукавов; камзол и другие сходные формы одежды, очевидно, татарского происхождения. Женские штаны бытовали у всех народностей Поволжья, за исключением мордвы эрзи. Женские штаны связаны по происхождению с кочевнической и с северной таежной культурой, земледельческие европейские народы их не знали. Обувью служили лыковые лапти, особого прямого (у мордвы косого, как у великорусов) плетения. Весьма оригинальны головные уборы: у девушек—различные повязки, накосники, в прошлом—также полусферическая шапочка «тахья». Замужние женщины всегда закрывали тщательно всю голову и волосы. Характерной особенностью всех головных уборов и костюмов является обильное применение разных по преимуществу металлических подвесок, монет, блях, а также бисера, раковин и т. д. Мужской костюм не особенно характерен, он мало отличался от русского костюма и, сверх того, в настоящее время вытеснен городской одеждой. Носили туникообразную рубаху, чаще с косым воротом; штаны, с широким шагом; армяк, застегивающийся на левую сторону; затем головной убор в виде войлочной шапки или шляпы; на ногах лапти с онучами.

Исторические особенности общественного быта.

В области социальных отношений, как они сложились к началу XX в., можно отметить характерную неравномерность: ряда архаических общественных форм сохранился у удмуртов, несколько меньше у марийцев и еще меньше у мордвы. У удмуртов почти до недавнего прошлого держались пережитки родовых отношений. В удмуртских деревнях сохранялась традиция селиться большими неразделенными семьями, большими усадьбами, в которых было несколько жилых строений, занятых женатыми братьями, ведущими общее хозяйство. Правда, к середине XX в. таких неразделенных усадеб уже не сохранилось. Родственные семьи, потомки одного родоначальника, составляли род, поудмуртски—«беляк» (слово татарского происхождения); каждый род считает себя единым целым; обычно он состоит из 10—15 хозяйств; до недавних лет соблюдалась экзогамия, взаимопомощь сородичей. Еще в конце XIX в. каждый беляк имел свои родовые земли; родовые кладбища сохраняются и сейчас. Несколько беляков объединялись в более крупную родовую группу—«выжи». Выжи прежде обычно совпадали с деревней, хотя в настоящее время в одной деревне живут члены разных выжи. В отличие от беляка, выжи нетолько не экзогамен, но, напротив, эндогамен, браки заключаются обычно внутри него. Нов основном выжи представлял собой только культовый союз. В области культа роды противопоставляли себя один другому. Например, в МалоПургинском районе Удмуртии в 1929 г. 3 больших рода: Можга, Поска и Салья, которые, по крайней мере в области религиозной жизни, держались друг от друга обособленно. Если выжи составлял лишь культовое объединение, то род—беляк—держался до начала XX в. и как крепкая социальная единица. Во главе рода стоял совет старейших, «кенеш», который деспотически распоряжался всеми делами рода.

У марийцев эти пережитки родовых связей выступают гораздо в более слабой степени. Еще в конце XIX в. у них сохранялись воспоминания о происхождении нескольких территориально близких деревень от одного родоначальника. Сохранился термин «кюмуш» («кюмыш»), означающий дословно большую деревянную чашу для коллективных обрядовых угощений, а в переносном смысле—ту группу людей, которая пользовалась этой чашей, т. е. членов расселившегося по разным деревням рода. Этот кюмуш представлял собой когдато не что иное, как род. Сохранилась память о том, что раньше каждая деревня была населена членами одного рода. Но в настоящее время таких деревень однородового состава нет. Несколько кюмушей объединялось в одну большую группу—«мэр», но это был лишь культовый союз. Большие патриархальные семьи держались местами вплоть до 1930х гг. Феодальные элементы у марийцев были выражены, как н у удмуртов, слабо. Когдато существовала черемисские «мурзы», но после присоединения к России (еще вXVI в.) они вскоре утратили свое влияние, их заменили татарские мурзы или, позже, русские помещики. Наконец, у мордвы почти не сохранилось пережитков родовых отношений.

Общественный быт мордовской деревни ничем не отличался от быта русской деревни. Известные архаические формы сохранились только в узком семейном быту. У мордвы, особенно у мокши, еще в конце XIX в. встречались, например, большие неразделенные семьи—до 25, даже до 40 человек. Такая семья вела общее «многотягольное» хозяйство. Исследователь юридического быта мордвы В. Н. Майнов сообщает один известный ему исключительный случай, когда такая большая семья, состоящая из 50 слишком человек, выезжала пахать в поле с 21 сохой. Во главе большой семьи стоял выборный пожизненно большак «сирэ» (старик) или «кудазыр» (хозяин дома), а рядом с ним его жена в качестве хозяйки. Женщина в семье пользовалась, особенно у мокши, заметным уважением. Никто в семье не имел своей личной собственности, даже заработанные на стороне деньги вносились в общее хозяйство. Внутрисемейные разделы нередко совершались так, что не нарушали общности хозяйства: во дворе усадьбы строились отдельные избы для выделившихся сыновей, но земля оставалась общей, и полевые работы производились совместно. В семейном быту у мордвы еще недавно держались и некоторые другие архаические формы, в числе которых можно отметить браки людей неравного возраста, обычай выдавать девушку за ребенка; фактически супружеская жизнь начиналась, конечно, только тогда, когда этот «муж» подрастет. В мордовском фольклоре это отразилось в виде любопытных колыбельных песен, которые жена поет над колыбелью своего младенцамужа. У мордвы уже в очень раннюю эпоху наметился процесс феодализации. В XII—XIII вв. у мордвы были свои князья, воевавшие с русскими князьями. Наиболее известным из них был мордовский князь Пургас, с которым воевали рязанские и суздальские князья. В летописных известиях говорится о «пургасовой Руси», т. е. о русском населении, подчиненном князю Пургасу. Этот зарождавшаяся мордовская средневековая государственность в своем дальнейшем развитии была прервана монголотатарским нашествием и подчинением Золотой Орде, а позже Российскому государству.

Религиозные верования. Формально подавляющее большинство финно-угорского населения числится православными. Это было результатом христианизации, проводившейся русским государством, начиная с XVIII в. и даже раньше, частью насильственными мерами, часть с помощью миссионерской политики. Число крещеных росло, но при этом фактически сохранялись остатки дохристианских, так называемых языческих форм верований. У мордвин в силу их сравнительно высокого культурного уровня, сильного влияния русских соседей и более глубокой христианизации эти пережитки языческих верований сохранились очень слабо. Но среди марийцев рядом с крещеными была довольно значительная группа «язычников», так называемые «чимари». Особенно много их было у восточных марийцев. Удмурты же, хотя почти все числились крещеными, фактически сохраняли до недавнего времени свои прежние верования. Одной из самых характерных форм старинных религиозных верований и обрядов финно-угорских народов был семейнородовой культ, связанный с культом умерших, как отражение патриархальнородовых отношений. Культ умерших у финно-угорских народов может быть разделен на два заметно между собой различающихся исторических пласта. Один из них прослеживается в погребальной обрядности, другой — в поминальной. Вся совокупность погребальных обрядов по своему духу резко отличается от поминальных обрядов. В погребальных обрядах всех трех народов очень ясно сквозит отношение к умершим, как к чему-то опасному и нечистому. Сохранились такие детали погребального обряда, как обычай вынесения трупа не через двери, а другими способами: у удмуртов и марийцев для того, чтобы вынести тело, прежде разбирали часть стены, либо снимали двери с петель. Это делалось для того, чтобы умерший не нашел дорогу назад. При обмывании тела принимали меры предосторожности, обмывали веником, надетым на деревянную палку, чтобы не прикасаться к трупу. Произносили известные формулы, смысл которых состоял в просьбе к покойнику не возвращаться. В поминальном ритуале совершенно другое. Здесь и следа нет какоголибо страха перед умершим. Напротив, здесь проявляется отношение к покойнику, как к покровителю, защитнику, как к дружественному патрону сородичей. Поминальные обряды были раньше семейные и общеродовые. Первые устраивались по умершим членам семьи, у марийцев в 7й и 40й день (это влияние христианства). Характерная особенность обрядов состояла в приглашении умершего принять в них участие. Для этого производился обряд зазывания: шли на кладбище и произносили формулу призыва прийти и принять участие в поминальных трапезах и обрядах. Приготовлялось угощение, и умерших кормили. При этом разыгрывались настоящие драматические спектакли. Какойнибудь родственник умершего облачался в его одежду и выполнял по возможности добросовестно его роль. Общеродовые или общедеревенские поминки устраивались в определенные дни года, например, в среду на страстной неделе и в семик, а также осенью (у мари). Поминки устраивались в складчину, готовилось обильное угощение, на которое опять приглашали самих покойников. При этом произносились моления и призывания, которые свидетельствовали о том, что здесь перед нами настоящий культ предков. Например, у удмуртов во время этих обрядов обращались к покойникам со следующим призывом: «Эй, вы там, прадедушки, прабабушки, пусть будет это вам! Для вас мы наварили и напекли. Дайте нам удачу в посеянном хлебе и сохраните его. Дайте детям нашим успех, сохраните их!». У марийцев, обращаясь к умершим, говорили: «Старые мари! Темный мир ваш да будет светел, блаженство (вам) да будет. Щи то, яичницу то эту вот ешьте, хлеба и соли довольно было бы. Голодными, холодными не уходите. Пусть дойдет до вас вот эта пища. Дайте (нам) счастье, удачу, богатство. Умножьте число голов нашего скота... Хлеб на поле хорошо уродите. Пошлите хороший, благоприятный ветер; в изобилии жить помогите». Чем же объяснить это характерное противоречие между погребальным и поминальным обрядами? Повидимому, то и другое восходит к разным историческим эпохам. Если погребальный обряд вообще вещь очень архаичная, восходящая к глубокой древности и действительно связанная с первобытным страхом перед умершим, то в поминальном обряде отражается гораздо более поздний культ предков. Культ предков вообще отсталым народам не свойствен: он характерен для патриархальнородового общества. У мордвы к этому, пожалуй, и сводились все пережитки старых родовых культов.

Что касается марийцев и особенно удмуртов, то у них еще недавно отмечались гораздо более мощные пласты родового культа. У удмуртов, например, почти вся религия была связана с родовой организацией. Каждый род имел свое родовое святилище, а каждая семья—семейное. Это «куала», которая была непременной принадлежностью каждой удмуртской усадьбы. В ней находилось святое святых, так называемый «воршуд»—предмет родового или семейного культа. Это небольшой ящичек или берестяной сосуд со священными предметами. Слово «воршуд» обозначает и ящик и пребывающего в нем духа—родового покровителя. Воршуд—это покровитель семьи и рода; можно думать, что он тоже связан с предками. У более крупной общественной группы, у выжи, была своя большая куала («будзым куала»), которая считалась достоянием всего рода. В каждой деревне было столько таких святилищ, сколько в ней родов—выжи. Обряды состояли в принесении жертвы или в куале, или в «луде»—особом, огороженном священном месте недалеко от деревни. У марийцев родовой культ сохранился гораздо слабее. У них встречалась «малая кудо»: в глубине кудо отгораживали небольшую часть, которая считалась местопребыванием семейной святыни—«кудовадыш». Зато у марийцев были очень развиты общинные моления, устраиваемые всей деревней или группой родственных деревень, с ярко выраженной земледельческоскотоводческой направленностью: приносились жертвы и выполнялись известные обряды в сроки, определяемые сезонностью земледельческих работ. Таковы были в прошлом религиозные верования марийцев, удмуртов и мордвы.