Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Strategicheskie_riski_Rossii (1)

.pdf
Скачиваний:
9
Добавлен:
24.07.2017
Размер:
17.08 Mб
Скачать

à ë à â à 3

Криминализация властных структур за последнее десятилетие приобрела качественно новые и крайне опасные формы. Так, например, по оценкам работников правоохранительных органов, на долю крупнейших собственников и чиновников высшего ранга приходятся 65 % всех капиталов, обращающихся в сфере теневой экономики, а объем последних составляет, по экспертным оценкам, от 35 до 40 % ВВП.

Целый ряд исследований в современной России фиксирует тревожную тенденцию: значительная доля граждан (до 50 %, причем среди предпринимателей эта доля выше) считают оправданным нарушение несправедливых российских законов [109—111]. Более того, наблюдается возрастание уровня терпимости и солидарности по отношению к теневому экономическому поведению [112].

Коррупция стимулируется сращиванием государственных органов и хозяйствующих субъектов, зависимостью предпринимательства от государственных и муниципальных структур управления; неопределенностью принципов экономического, политического, гражданского строительства, отсутствием целостности и системности в подходе к стратегии взаимодействия государства, бизнеса, гражданского общества.

Среди основных форм криминализации властных отношений, по данным социологических опросов, отмечается рост следующих негативных тенденций: сращивание власти с криминальным бизнесом (34 %); высокий уровень коррупции среди государственных чиновников и представителей силовых ведомств (31 %). Кроме того, захват власти в некоторых регионах и отраслях промышленности преступными группировками (23 %); «государственный рэкет» и беззаконие, которые творит власть (28 %). По разным оценкам, на подкуп представителей государственного аппарата криминальные и коммерче- ские структуры тратят от 20 до 50 % своей прибыли.

К числу возможных ущербов от коррупции, криминализации и некомпетентности властных структур можно отнести следующие:

1.Рост «теневой экономики», «теневого права», «теневой юстиции», размыв институциональных основ деятельности государства, эрозия морали, закона, национальной идеи.

2.Размывание вертикали власти, невозможность эффективного управления государством, рост конфликтов среди элиты.

3.Усиление отчужденности населения от власти, снижение уровня доверия людей к властным структурам, рост социальной напряженности по оси «на- род—власть».

4.Рост политической нестабильности, сепаратизма, экстремизма.

5.Усиление расслоения общества на бедных и богатых, обнищание одних и сверхобогащение других со всеми вытекающими последствиями, проблема социальной идентичности.

6.Срастание бизнеса, криминала и власти, образование криминально-оли- гархического режима, утрата Россией доверия и авторитета со стороны международного сообщества и иностранных инвесторов.

101

à ë à â à 3

Вероятность совершенствования антикоррупционных мер, призванных локализовать и существенно ограничить масштабы явления, начнет возрастать через пять лет. Однако эти меры будут скорее всего половинчатыми и не дадут немедленного результата. Антикоррупционное законодательство эффективно заработает не раньше, чем через 20 лет, к этому же времени произойдет пересмотр полномочий и прерогатив исполнительной власти, образующих сегодня питательную почву для коррупции.

Обеспечение четкого порядка принятия решений и реструктуризация госаппарата, позволяющие минимизировать произвол чиновников, вероятны че- рез 10—20 лет. В то же время уже в ближайшие 5 лет начнут проявляться тенденции улучшения кадрового подбора, а также модернизация судебно-право- вой системы в сторону защиты прав личности от чиновничьего произвола. Этот процесс в основном завершится через 10—20 лет.

Со стороны гражданского общества на пятилетнюю перспективу вероятно развитие массированной кампании по разоблачению крупных коррупционеров. Данная кампания, скорее всего, будет носить конъюнктурный и избирательный характер и сможет реально преодолеть коррупцию. Однако она с высокой степенью вероятности вызовет рост конфликтов и противоречий среди элиты, в том числе обострение взаимоотношений Центра и регионов, усиление сепаратистских тенденций и политической нестабильности.

В ближайшие 5—10 лет, вероятно, не удастся преодолеть или локализовать такие явления, как «теневая экономика», «теневое право», «теневая политика», повысить уровень доверия населения к власти. Минимизация латентных составляющих политического процесса начнется не раньше, чем через 10—20 лет. Однако преодолеть коррупцию как устойчивое социальное явление, вероятнее всего, удастся только в долгосрочной перспективе.

Изменение социальной структуры и снижение качества жизни. Социальная структура обладает той же степенью устойчивости, что и общество в целом. Как правило, параметры социальной структуры, такие, например, как размер классов, слоев, уровень их жизни, изменяются медленно, эволюционируют в соответствии с темпами развития производительных сил общества, его культуры. Поэтому целесообразно говорить главным образом о долговременных рисках, связанных с застоем или деградацией социальной структуры. К числу таковых, безусловно, относится поляризация общества, увеличивающийся разрыв между его богатыми и бедными слоями, малочисленность и медленные темпы формирования «среднего класса», неравномерность развития социаль- но-структурных процессов в различных регионах, межэтнические аспекты социальной стратификации в республиках и ряде регионов России [113].

В последние годы разница между уровнем доходов, получаемых 10 % наиболее и 10 % наименее обеспеченных россиян, была 25-кратной. Воспитанные в эгалитарных ценностях россияне воспринимают поляризацию бедности и богатства как рост социальной несправедливости [113].

Факт высочайшей концентрации денежных средств и существующее неравенство в России подтверждают, например, следующие данные. Доля доходов, получаемых самыми бедными, в пять раз меньше их доли в численности насе-

102

à ë à â à 3

ления. Доля доходов, принадлежащих самым богатым, в 17 раз выше их доли в составе населения, а одному проценту самых обеспеченных принадлежит более 12 % всех получаемых доходов [114].

Кризис социальной структуры усугубляется тем обстоятельствам, что так называемый «средний класс» — основа социальной стабильности — в современной России формируется медленно и противоречиво. По различным оценкам, к «людям среднего класса» можно отнести от 18 до 25 % самодеятельного населения [115].

Структура экономики регионов обусловливает характер социальной стратификации: речь идет не только о богатстве и бедности, но и о соотношении квалифицированного и неквалифицированного труда в целом, различиях в отраслевой занятости, которые обусловливают неравенство в оплате и размере иных материальных благ, в социальном статусе. На современном этапе неравномерность социально-экономического развития российских регионов отражается и на качественных характеристиках региональных социальных структур.

Российскую Федерацию населяют многие национальности и народности. Тип социального взаимодействия русского и нерусского населения, проживающего на одной и той же территории, отражается и на социальной структуре. Материалы, полученные в ходе реализации проекта «Социальное неравенство этнических групп и проблемы интеграции в Российской Федерации» (1999—2001 гг.), свидетельствуют о том, что русские в республиках свое материальное положение оценивают хуже, чем титульные национальности [113]. Этот индикатор обусловлен не только социально-структурным неравенством, но и другими факторами. То же исследование показало, что реального понижения социально-профессионального статуса у русских в республиках не наблюдалось. Имеет место неравенство титульного и нетитульного населения, к примеру, по отношению к управленческому труду, в частности по отношению к участию во власти.

Высокая степень поляризации чревата обострением социальной напряженности, которая в отдельные моменты может привести к социальному протесту

âоткрытой публичной форме. Как правило, такой поворот событий возможен

âтех случаях, когда экономические неурядицы возникают на фоне организованной политической жизни, наличия в обществе политических партий или движений, способных капитализировать массовое недовольство в публичные акции разного рода — от митингов протеста до открытых выступлений, направленных на свержение существующей власти. Следует подчеркнуть, что в отсутствие политических предпосылок фактор поляризации общества не способен спровоцировать массовые беспорядки, однако может существенно повлиять на характер функционирования ключевых институтов демократического общества.

Возможна, например, ситуация, при которой разочарование населения, связанное с материальным расслоением, выльется в форму масштабного протестного голосования. Анализ хода и результатов выборов в регионах России выявляет устойчивую тенденцию роста количества голосующих в знак протес-

103

à ë à â à 3

та или полного уклонения от участия в выборах. В тех случаях, когда власть — местная или федеральная — использует грубые приемы манипуляции результатами выборов, протестное голосование вырастает до критических масштабов, парализуя полностью или частично работу властных структур.

Второй возможной стратегией протестного электорального поведения может стать голосование за маргинальные партии, выходящие на выборы с экстремистскими лозунгами. Как правило, стремясь обезопасить основы общественной системы, власть использует для устранения подобных партий силовые меры. В краткосрочной перспективе они способны снять напряжение или на время нейтрализовать данную угрозу. Однако силовой подход является не более чем паллиативом: насильственным путем невозможно устранить корни социальных проблем.

Серьезный риск, формируемый кризисом социальной структуры, связан с увеличением доли маргинальных слоев населения и, в частности, так называемого андеркласса (underclass). В отличие от других классов и слоев общества андеркласс лишен признаков устойчивого социального положения. В него входят люди, не имеющие стабильного рабочего места, устойчивых семейных отношений, благоустроенного жилья, включенности в информационные потоки. В рядах андеркласса процветают многие социальные пороки — насилие, наркомания, проституция, бродяжничество.

Определенные социальные риски возникают также и в тех случаях, когда изменения социальной структуры отличаются резким, шоковым характером. Следует подчеркнуть, что возможность таких потрясений не исключена полностью даже в том случае, когда ситуация в целом кажется стабильной, лишенной каких-либо очевидных угроз. Неожиданные изменения социальной структуры могут произойти в том случае, когда в силу внешних, привходящих обстоятельств экономика войдет в полосу глубокого кризиса. Логично предположить, что на этом фоне резко увеличивается безработица, обесцениваются сбережения, возникает потребительская паника, нацеленная прежде всего на группу товаров повседневного спроса.

Целый ряд рисков, угрожающих социальной стабильности, связан с интенсивными горизонтальными перемещениями. К примеру, в тех регионах, где мигранты (добровольные или вынужденные) входят в соприкосновение с принимающим (коренным) населением, возникают зоны межнациональной, межгрупповой напряженности, зачастую перерастающей в острый конфликт. Социологами выявлена определенная зависимость: чем более интенсивным и масштабным является приток в город или другой населенный пункт людей из других регионов страны или других стран, тем более напряженными становятся отношения между мигрантами и местным населением, тем более фертильной оказывается почва для экстремистских организаций различного рода.

Можно ожидать, что в ближайшее время во многих городах будет наблюдаться интенсивный приток мигрантов, связанный с крахом реформ в странах Средней Азии, усилением репрессий, направленных на русскоязычное население, проживающее там. Нетрудно предположить, что на фоне экономиче- ского кризиса и обострения конкуренции на рынке труда этот антагонизм мо-

104

à ë à â à 3

жет вылиться в массовые выступления, а возможно, и погромы, способные резко обострить социальную обстановку в России.

Âсреднесрочной (пятилетней) перспективе кризис социальной структуры если не усугубится, то по крайней мере сохранит масштабы и тенденции: поляризация сохранится, «средний класс», возможно, несколько увеличится численно при условии реальной либерализации экономики. Неравенство в социальной структуре населения различных регионов, по нашим оценкам, к концу ближайшего пятилетия начнет смягчаться при условии дальнейшего роста хозяйственной самостоятельности регионов. Будет продолжаться процесс снижения удельного веса русских, занятых в сфере управления, в республиках

èрегионах, где русские не являются титульной нацией.

Âболее отдаленной перспективе (10—15 ëåò) прогноз может быть более оптимистичным в плане формирования «среднего класса» и, как следствие, — снижение остроты антагонизма между богатством и бедностью. По нашим оценкам, при условии роста хозяйственной самостоятельности существенным образом должны снизиться региональные различия качественных характеристик социальной структуры: «перекосы» отраслевой занятости, баланс квалифицированного и неквалифицированного труда, численность средних слоев и др.

Духовный кризис. Совокупность феноменов, характеризующаяся собирательным названием «духовный кризис», связана в первую очередь с изменением жизненных приоритетов и ценностной системы россиян. Риск развития духовного кризиса в нынешних условиях заключается не только во влиянии на внутренний мир людей последствий качественных социально-экономических изменений, но и в актуализирующейся за последние годы проблеме доступа к культурным ценностям.

Определенные перспективы улучшения духовно-нравственной ситуации в России связаны с возрождением влияния традиционных религий. Духовный кризис может привести к целому ряду негативных последствий. В их числе:

снижение уровня толерантности в обществе, рост социальной напряженности и конфликтности;

социальная аномия, распад нормативно-ценностных регуляторов общественной жизни;

конфликт поколений, дискретность духовного развития общества;

рост социальной апатии, усиление социальных фрустраций;

снижение общего уровня духовной культуры, образованности, интеллигентности, засилье массовой культуры;

снижение уровня социальных и духовных инноваций, господство усредненных стандартов и примитивизма мышления.

Вместе с тем духовный кризис может инициировать духовную интеграцию общества на основе национальной идеи, а также привести к усилению консолидирующих тенденций в духовной жизни, росту социальной активности и высвобождению социальной энергии. В настоящее время имеются предпосылки ускорения процесса выработки новой общенациональной идеи, программы стратегического развития общества и определения контуров будуще-

105

à ë à â à 3

го, которые могут положить начало усилению консолидирующих тенденций в духовной жизни общества.

В то же время в среднесрочной перспективе (ближайшее пятилетие) в силу либерализации духовной жизни и ослабления внимания государства к вопросам науки, культуры, искусства не удастся ничего серьезно противопоставить засилью массовой культуры, господству усредненных стандартов и примитивизму мышления. Со стороны институтов гражданского общества весьма вероятно столкновение разнонаправленных векторов духовного развития. На фоне самоустранения государства из сферы духовной жизни, возможно, попытается усилить свои позиции РПЦ. Одновременно усилится экспансия западной культуры, стандартов и образцов поведения.

Однако в более отдаленной перспективе (через 10—15 лет) влияние и православия и западной массовой культуры на духовную жизнь общества начнет заметно ослабевать; будет, по-видимому, усиливаться тенденция роста влияния восточной культуры и философии. Кроме того, в течение ближайшего десятилетия, возможно, произойдут заметные сдвиги в состоянии духовной атмосферы общества: ослабнут социальные фрустрации и апатия, блокируются процессы распада нормативно-ценностных императивов, восстановится непрерывность духовного развития. Однако уровень социальной напряженности и конфликтности, социальной агрессивности останется еще достаточно высоким.

Углубление разрыва в уровнях социально-экономического развития регионов и риск пространственной дезинтеграции страны. Важнейшими факторами угрозы возрастания неравномерности социально-экономического развития регионов являются:

объективные различия в уровне социально-экономического развития регионов, наличие депрессивных, кризисных и отсталых в экономическом отношении районов на фоне структурных сдвигов в промышленном производстве, сопровождающихся резким уменьшением доли обрабатывающих отраслей;

нарушение производственно-технологических связей между предприятиями отдельных регионов России;

увеличение разрыва в уровне производства национального дохода на душу населения между отдельными субъектами Федерации. (См. главу 3.2).

Для социально-экономического развития России характерен исключительно глубокий контраст между регионами. Несмотря на то что за последние несколько лет разрыв в размерах валового регионального продукта (ВРП) между регионами сократился более чем в полтора раза, он остается очень высоким. Значителен межрегиональный разрыв и по сугубо социальным индикаторам. В частности, на конец 2002 г. разница между регионами по уровню регистрируемой безработицы составляет 20 раз; в соотношении среднедушевых доходов и среднедушевого прожиточного минимума — 15 раз. Очень близок к этому значению и показатель обеспеченности амбулаторно-поликлиническими учреждениями — контраст между максимальным и минимальным числом посещений этих учреждений в расчете на 10 тыс. человек в регионах достигает

106

à ë à â à 3

14,8 раза. Разница же по объему инвестиций в основной капитал на душу населения между регионами достигает рекордных 180 раз.

Приведенные показатели многократно превышают соответствующие зна- чения аналогичных индикаторов в Европе. Так, максимальный разрыв ВРП на душу населения между самыми бедными новыми членами ЕС (Болгарией и Румынией) и средним уровнем ЕС не превышает четырех. Что касается разли- чий в десятки и сотни раз, как в России, то в истории еще не было случая, чтобы страна с таким разрывом в уровне жизни регионов и в удельных объемах инвестиций долго сохраняла свою территориальную целостность. Именно поэтому сложившаяся ситуация в сфере уровня регионального развития в долгосрочной перспективе чревата риском дезинтеграции страны и тем самым усилением ее уязвимости к внешним и внутренним угрозам.

Рассматриваемая проблема имеет стратегическое значение не только в со- циально-экономическом, но и в политическом плане. Она несет в себе элементы риска дезинтеграции вначале экономического и, далее, и политического пространства России, конечно, если не будут приняты эффективные меры со стороны государства, прежде всего президента и федерального правительства страны. В то же время большинство российских политических партий не озабочено вопросом выравнивания регионов в должной мере.

Оценка долгосрочной перспективы социально-экономического развития России является предметом исследований в институтах Минэкономразвития РФ, РАН, различных фондах и т.д. Представленные ниже выводы имеют прежде всего качественное значение и основаны на макроэкономическом прогнозе, относящемся к России в целом, и экспертных оценках.

За основу взяты три возможных сценария социально-экономического развития России, которые прогнозирует Минэкономразвития РФ. Два первых сценария можно условно назвать динамическими, предусматривающими структурные изменения и энергичное развитие экономики, тогда как последний сценарий правомерно считать инерционным, при котором Россия будет жить «как обычно».

Согласно первому сценарию, предполагающему существенные изменения в жизни страны, ожидается максимально возможное ускорение экономики, нацеленное на придание ей качеств экономики постиндустриального типа, обеспечение научно-технического прогресса всех сфер хозяйства. Однако развитие при этих условиях сопряжено с огромными капитальными затратами и возможным отказом от реализации ряда социальных программ.

Другой сценарий предполагает более плавный переход на путь постиндустриального развития. Предусматривается менее активная динамика развития экономики с акцентом на ускоренный рост отраслей и производств, ориентированных на потребительский рынок и относительно быструю отдачу инвестиций (в первую очередь, в пищевой и легкой промышленности). Структурные изменения ожидаются менее существенными (по сравнению с первым сценарием). Тем не менее ожидается некоторое увеличение удельного веса машиностроения, легкой, пищевой, химической промышленности и, напротив, снижение ТЭК и металлургии в общей структуре ВВП.

107

à ë à â à 3

Наконец, согласно третьему сценарию, предполагается сохранение в основном сырьевой ориентации экономики, которая сформировалась в последние годы, и сохранение приоритетного развития топливно-энергетиче- ского и металлургического комплексов. Ускорение развития наукоемких отраслей может в таком случае носить лишь очаговый характер.

Естественно, что ни один из описанных сценариев развития не сможет быть реализован «в чистом виде». Развитие по третьему варианту бесперспективно, а для развития по первым двум необходимы огромные средства, которых у страны нет. Скорее всего, сценарий развития экономики нашей страны будет некоторой комбинацией перечисленных вариантов. Как это отразится на межрегиональных различиях, однозначно сказать сложно. Можно лишь предположить, что если комбинированный сценарий будет ближе к инерционному варианту развития, то при отсутствии коренных перемен конкретно в федеральной региональной политике положение регионов, скорее всего, будет ухудшаться.

Это связано, помимо прочего, с сохраняющимся с советских времен наследием централизации в экономике и социальной сфере. Применительно к проблеме региональных диспропорций оно выражается в зависимости регионов от общенациональной системы, которая в России гораздо выше, чем в странах, не находившихся в XX веке под властью авторитарного режима. Безусловно, федерализм во многом необходим российскому обществу и в дальнейшем федеральный фактор будет продолжать оказывать влияние на положение дел в стране. Однако избыточное его давление может увеличить риск углубления межрегиональных разрывов в уровнях социально-экономического развития.

Вероятнее всего, при инерционном варианте развития большинство регионов будет все сильнее отставать, но некоторым удастся улучшить свое положение. Такое улучшение может произойти за счет нескольких факторов, как то: наличие в регионе авторитетного лидера, собственные ресурсы, изменение внешних обстоятельств (особенно в приграничных районах).

Неравномерное социальное развитие регионов приводит к целому ряду негативных последствий, к которым относятся:

рост социального напряжения и конфликтного потенциала в депрессивных регионах: массовые выступления, забастовки, митинги протеста;

усиление центробежных тенденций и сепаратистских настроений среди региональной политической и бизнес-элиты;

«вымывание» трудовых ресурсов, «утечка мозгов» из депрессивных регионов, общее ослабление человеческого потенциала и обреченность на отставание

èдогоняющее развитие;

ухудшение криминогенной ситуации, рост пьянства, алкоголизма, наркомании вследствие нужды, безработицы, безысходности;

сильное миграционное давление трудовых ресурсов из депрессивных регионов на динамично развивающиеся, переизбыток кадров, рост конкуренции на рынке труда, усиление социальной напряженности и борьбы за социальные ресурсы;

108

Ãë à â à 3

обнищание населения и общее резкое ухудшение условий и качества жизни в депрессивных регионах в результате эффекта «транзитной экономики».

Определенного улучшения ситуации можно ожидать уже через пять лет, когда в регионы начнут поступать инвестиции и благодаря госзаказам и новым проектам, возникнут новые «точки роста» и «коридоры развития».

В значительной степени снять остроту сформировавшихся диспропорций и дисбалансов в региональном развитии удастся через 20 лет, когда должны заработать качественно новые финансово-экономические механизмы, аккумулирующие имеющиеся в регионах потенциалы роста.

Рост преступности. Показатели роста преступности в настоящее время находятся в критической области. Уровень преступности (количество преступлений на 100 тыс. населения) составил в 2000 г. с учетом латентной преступности около 6—6,5 тыс. при почти 3 млн. официально зарегистрированных преступлениях. Предельным в мировой практике считается уровень преступности в 5—6 тыс., после чего наступает криминализация общественных отношений. За 2000 г. было выявлено 1,7 млн. лиц, совершивших преступления, среди которых лица, не имеющие постоянного дохода, составляли около 55 %, а ранее уже совершавшие преступления — около 30 %. Связь отдельных показателей массового девиантного поведения (МДП) при этом хорошо иллюстрируется следующим фактом — около 25 % преступников в момент совершения преступления находились в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.

Детальный анализ позволяет выделить следующие особенности современной российской преступности:

постоянный рост криминальной организованности и криминального профессионализма;

рост преступных посягательств, осуществленных с применением холодного и огнестрельного оружия;

рост рецидивизма, в особенности в сфере разбоев, бандитизма и вымогательств;

резкий рост жестокости совершаемых преступлений;

постепенное изменение преступности в сторону большей общественной опасности.

Рост преступности крайне негативно отражается на социально-экономиче- ском развитии страны и регионов и проявляется в виде целого комплекса негативных процессов. В их числе:

криминализация социально-экономических и социально-политических отношений, повышение уровня «повседневной» преступности во всех сферах жизнедеятельности общества, эрозия чувства уважения к закону и праву;

проникновение криминальной субкультуры, стандартов поведения и образа жизни в массовое сознание до масштабов всеобщего социального явления;

рост недоверия населения к органам правопорядка, самостоятельная организация вооруженных формирований для обеспечения своей безопасности, повышение роли и значения самообороны при защите жизни и имущества;

109

à ë à â à 3

появление на территории России криминально опасных территорий, образование своего рода «бандитских республик»;

серьезный разрыв институциональных основ жизнедеятельности общества

èгосударства, девальвация ценности человеческой жизни и неприкосновенности личного имущества и собственности, привыкание общества к насилию и воровству;

деформация мотивационной основы деятельности человека, смещение ценностных ориентаций на честный труд и законное достижение благополучия, усиление криминальной составляющей процесса десоциализации личности, потеря обществом своей социальной идентичности.

Âсреднесрочной перспективе (ближайшие пять лет) весьма вероятны следующие действия властей: усиление уголовной ответственности за преступления против личности и проведение радикальной реформы судебно-правовой системы. В принципе эти действия встретят социальную поддержку со стороны населения и в основном пройдут без серьезного противодействия со стороны политической оппозиции. Реакция мирового сообщества, скорее всего, будет неоднозначной, хотя в целом âñå-òàêè достаточно положительной.

Со стороны общества, возможно, начнут активно выдвигаться требования ужесточения наказаний за преступления, возрастет роль самообороны и самозащиты граждан от преступных посягательств. Эти действия, по-видимому, мало отразятся на общей ситуации с ростом преступности, но явятся заметным фактором ее постепенной локализации и минимизации.

 более отдаленной (10—15-летней) и дальней (20-летней) перспективе â

данном направлении можно ожидать определенного прорыва. Будет завершена реорганизация и укрепление органов охраны правопорядка и приведение их структуры и уровня оснащения в соответствие с новыми вызовами со стороны преступности, а также осуществится реформа судебной системы. Однако локализовать преступность даже в этой перспективе до уровня случайного социального явления, скорее всего, не удастся, и, хотя ее масштабы и последствия заметно снизятся, она будет оставаться устойчивым социальным явлением.

Рост алкоголизма и наркомании. В последнее десятилетие и для России употребление несовершеннолетними и молодежью алкоголя, наркотических и других психоактивных веществ (ПАВ) превратилось в проблему, представляющую серьезную угрозу здоровью населения, экономике страны, социальной сфере и правопорядку, то есть стало фактором стратегического риска. По данным Минздрава России, количество потребителей наркотиков с медицинским диагнозом наркомания в 2003 г. составляло 450 тыс. человек. По мнению экспертов, реальная численность потребителей наркотиков в стране превышает этот показатель в 8—10 раз и составляет не менее 7—8 % от всего населения 1.

1 Анализ наркоситуации в России. Подготовлен специалистами Международной ассоциации по борьбе с наркоманией и наркобизнесом (МАБНН) для Второго Всемирного конгресса антинаркотических сил 26—27 июня 2003 г.

110