2.2. Современные проблемы создания конкурентоспособной экономики в России

Современные проблемы экономики России во многом, как и 20 лет назад, все еще коренятся в социокультурных характеристиках советского периода. Это позволяет некоторым ученым называть наше время переходным периодом к рынку. Следует отметить, что рынок в России есть и функционирует с 1992 г., институционально определен Гражданским кодексом РФ и другими федеральными законами, принятыми за этот же период, но в социокультурном отношении экономическая деятельность российских компаний все еще испытывает влияние старых стереотипов. Они проявляются как в деятельности собственников и менеджмента компаний, так и в неформальных «правилах игры» государства и бизнеса, которые все еще нельзя признать устоявшимися и соответствующими практике «развитых» зарубежных стран. Эта ситуация достаточно болезненно сказывается на состоянии российской экономики и ее конкурентоспособности на мировых рынках.

Известно, что в основе экономического благополучия России лежат запасы углеводородного сырья, являющегося основным предметом экспорта. Единственное лекарство от зависимости благополучия России от цены нефти, сказавшейся, в частности, крайне болезненно во время мирового финансового кризиса 2008-2009 гг., – развитие промышленности, конкурентоспособной на внутренних и мировых товарных рынках не в сырьевой, а в перерабатывающей сфере. Конкурентоспособность требует инноваций в товарной номенклатуре и, главное, в технологиях производства, продаж и управления.

Однако традиции все отдаляющегося прошлого все еще цепко держат экономику в неконкурентоспособном состоянии.

Мало кто сейчас понимает, что советская плановая система перестала быть плановой десятки лет назад. Причина не в политике. Можно подсчитать, что система из 400 элементов может иметь «всего» 10¹²⁰ возможных конфигураций: единичка со ста двадцатью нулями! Для сравнения – средствами современной астрономии можно увидеть ту часть Вселенной, число атомов в которой составляет примерно 10⁸⁰. Никакими средствами вычислительной техники невозможно было просчитать планы для экономики СССР, где только в нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности в начале 80-х насчитывалось 401 предприятие-гигант и свыше 1000 более мелких (НИИ, проектные институты, опытные заводы и пр. с численностью иногда до 1000 чел.). Еще в 60-е годы известный кибернетик акад. В.М.Глушков просчитал: чтобы сбалансировать план выпуска продукции с планом материально-технического снабжения только по Украине, нужно посадить за вычисления все население земного шара от грудных младенцев до глубоких стариков. В.М.Глушков видел выход в создании общегосударственной автоматизированной системы управления, состоящей из вычислительных машин, связанных телетайпными линиями (интернет тогда и не снился!), но этот план был настолько грандиозен, что и сам оказался невыполнимым.

Итак, критика централизованной государственной плановой системы в 20-х гг. (Б.Д.Бруцкус и др.), показывающая ее несостоятельность по существу, со временем дополнилась технической нереализуемостью плановой экономики. Поначалу, в 20-е гг. это не чувствовалось: число видов продукции в СССР составляло порядка 10 тыс., число предприятий – несколько сотен – и народнохозяйственные планы дали серьезный эффект. А в конце 80-х число видов продукции в СССР составило около 25 млн., а число предприятий – десятки тысяч. Век централизованного планирования кончился, причем значительно раньше.

Добавим сюда проблему достоверности исходных данных. Будучи в начале 80-х руководителем разработки системы планирования повышения квалификации и переподготовки руководящих кадров и специалистов советской промышленности (работа выполнялась на базе Министерства нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности СССР), автор этого курса лично убедился в том, что достоверную информацию получить было невозможно. Примеры: в трех отделах управления кадров Министерства нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности СССР были следующие данные о численности инженерно-технических работников отрасли: 120 тыс., 140 тыс., 160 тыс. – разница на 40 тыс. чел. (30%!!!) – и это в трех рядом расположенных комнатах! И это не нефть, не бензин, которые можно украсть и т.п. – это люди, которых в отделах кадров «оформляли», заводили на каждого карточку формы Т-2, т.е. считали «по головам»… На протяжении нескольких лет мы не могли получить из подразделений Министерства и других ведомств данных, сколько же разных должностей и специальностей руководителей и специалистов есть на предприятиях и в организациях отрасли – пока не запросили штатные расписания всех предприятий и организаций отрасли и не пересчитали их сами (12 человек год пересчитывали!) – вышло 9256 позиций. Никто ни в Министерстве, ни в Госкомитете по труду, ни в Госкомитете статистики, не знал, какие же специалисты работают в отрасли и на каких должностях. И еще пример: планируя повышение квалификации руководителей во время опытного внедрения системы, мы получили из Баку за подписью Министра нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности Азербайджанской ССР информацию, что на заводах республиканского Министерства работают 26 директоров – а заводов было всего 25!

Как же существовала в этих условиях «плановая» система? – Планировалось «сверху» немногое, только самое важное, в основном, то, что входило в «контрольные цифры», утверждаемые съездами КПСС, и непосредственно ими определялось (да и то, подготовка «контрольных цифр» предполагала многочисленные согласования с «низами»: будущими исполнителями, регионами, отраслями и т.д.). А остальное строилось на социальных связях: директор ехал в свое министерство, и если у него там были хорошие отношения с соответствующими чиновниками, то ему так «корректировали» план, чтобы предприятие его гарантированно выполнило и немного перевыполнило, т.е. «заработало» себе хорошую премию. Идеология «строительства коммунизма» требовала перевыполнения планов – планы составлялись не для того, чтобы их выполнять, а чтобы перевыполнять, т.е. нарушать баланс, нарушать технологии (работая точно по заданной технологии, повысить производительность невозможно, кроме того, новаторство – т.е. самоуправство в технологической области – прямо поощрялось) – тем самым разрушалась технологическая дисциплина, возникали неразрешимые проблемы качества.

Разумеется, работал НИИ Госплана СССР, институты и лаборатории экономического анализа и планирования «на местах», рассчитывали межотраслевые балансы, агрегированные плановые показатели и т.п. Вопрос, однако, в том, что для конкретных предприятий из этого, в конце концов, получались планы, которые корректировались в соответствии с личными связями исполнителей, но и в этом виде хронически не выполнялись – хотя отклонения могли быть и в меньшую, и в большую сторону. Следует иметь в виду, что перевыполнение плана для хозяйственной системы так же нежелательно, как и недовыполнение: приводя к неизбежному перерасходу ресурсов, оно нарушает баланс и, не покрывая дефицита в одних продуктах производства, создает избыток других (неликвиды на складах).

Итак, в «плановой» экономике главную роль играли социальные, межличностные связи. Управление советской экономикой строилось на социальном капитале. Люди в социокультурном отношении не меняются за год, и за 17 лет тоже не настолько меняются, как хотелось бы, – грянула рыночная экономика, и основным методом бизнеса стала все та же конвертация социального капитала в финансовый капитал. Но с формированием социального капитала стало намного проще: не надо доказывать годами свою преданность нужным людям, в рыночной экономике социальный капитал покупается – развивается коррупция. А конвертация социального капитала в финансовый капитал – это получение госзаказа, муниципального заказа, выполнение которого не требует конкурентоспособности (нет конкурентов!), исключается необходимость инноваций. Может быть и иначе, без госзаказа: компания работает на рынок, у нее есть реальный конкурент, но благодаря социальному капиталу собственника или менеджера конкурент не получает неких разрешительных документов, или чего-то еще, что необходимо для работы, или получает их позже... Конкуренция в данном случае есть, но конкурентоспособность компании создается социальными связями, не требуя маркетинговой работы, технологических инноваций и т.п.

В этой системе работает не схема Маркса «деньги – товар – деньги», а «финансовый капитал – социальный капитал – финансовый капитал».

Как это ни парадоксально, но в России взятки слишком дешевы. Они гораздо дешевле затрат на инновации и конкурентоспособность. Это означает, что экономическая заинтересованность компаний в инновациях и конкурентоспособности отсутствует. Следовательно, сырьевая ориентация экономики сохраняется, так как добиться конкурентоспособности на мировых рынках товаров высоких технологических переделов можно только с помощью инноваций.

К сожалению, это еще не все проблемы.

«Социалистический капитализм», как можно назвать схему конвертации «Финансовый капитал – социальный капитал – финансовый капитал», – это, конечно, огромная беда российской экономики. Но к ней добавляется не меньшая беда российской науки.

Оценка достижений науки невозможна иначе, чем экспертным путем. Но всякая экспертиза по принципу предполагает сопоставление предмета экспертизы с некими установившимися нормами, признанными образцами. Если обязать экспертов ценить только новое – какими критериями они должны руководствоваться, если предмет экспертизы ни на что не похож? И можно ли считать экспертами людей, впервые увидевших нечто, до сих пор неизвестное?

Любая экспертиза консервирует ранее достигнутое. Все, что проходит через человеческую экспертизу, очищается от элементов истинной новизны. Традиция ценить новое и уметь его оценивать российской научной экспертизой еще не выработана.

Итак, экономика «социалистического капитализма» не требует инноваций – система экспертизы научных работ не дает возможности их создавать.

Наконец, проблемы развития экономики кроются в типе мышления управленцев.

Выдающийся мыслитель XX века К.Поппер выделял два типа мышления: догматическое и критическое.

Догматическое мышление склонно к утверждению регулярности, ожидает регулярности повсюду и пытается искать незыблемые законы даже там, где их нет и не может быть.

Регулярность практична – она позволяет строить технологии – последовательности фиксированных действий, в разных ситуациях приводящих к одинаковому полезному результату. Но имеет ли место в реальности такая регулярность? Где границы ее применимости? Догмы не дают ответа на эти вопросы, претендуя на универсальность.

Регулярность экономична – она избавляет от необходимости думать и позволяет без задержек переходить к действиям. Но всегда ли можно действовать, не думая?

Люди, склонные к догматическому мышлению, ищут простых, не обладающих неопределенностью схем и правил. Отсюда, например, множество «конкретных» названий известных управленческих изданий, пытающихся навязать читателю якобы бесспорные рекомендации: «22 закона создания бренда», «Структура в пятерках», «7 нот менеджмента». Создается иллюзия, что автору известны все возможные варианты, других не может быть. Это создает психологический комфорт читателю (неизвестное порождает страх) и, вследствие этого, с удовольствием покупается.

Догматическое мышление особенно характерно для полипредметных областей деятельности, требующих синтеза знаний из разных наук. Такой областью является, прежде всего, управление.

Не случайно слово «гуру» перекочевало из культуры Востока именно в управление. Нет гуру физики, биологии, психологии или социологии. Гуру, задающие и эксплуатирующие догматическое мышление, появились именно в менеджменте и вокруг него (маркетинг и т.п.)

Известен, однако, управленческий афоризм: «Любая сложная проблема имеет простое, всем понятное неправильное решение».

В основе критического мышления лежит готовность изменять, проверять, опровергать, фальсифицировать любое знание. Критическая установка принимает некоторую «схему ожидания» (миф, предположения, гипотезы), однако готова модифицировать, исправлять, отбрасывать эти ожидания. Только критическое мышление способно породить новое, осознанно полезное – то, что может составить основу конкурентоспособности.

К сожалению, в большинстве российских вузов воспитанию критического мышления управленцев не уделяется внимания⁹⁵.

При этом пути разрешения описанной ситуации лежат именно в системе образования. Инновационная деятельность порождается не только экономической целесообразностью. Человеческое творчество – это особое состояние души, интеллекта, совести, которое нельзя стимулировать никакой оплатой, если для этого нет внутренних, глубоко личностных оснований.

Преодоление инерции «социалистического капитализма» произойдет не тогда, когда цена покупки социального капитала станет выше стоимости инноваций (взятки – инструмент гибкий и до уровня самоликвидации не дорастут), но когда для инноваций созреют кадры, которые не могут работать иначе, чем по-новому. В конце концов, человек работает не только за деньги, но и для самореализации, самооценки. И система образования должна создавать таких людей, самооценка которых не будет зависеть от мнения «авторитетов», которые не будут признавать никаких «гуру», для которых мысль будет самоценной.