Свидетельские показания на судах ведьм в Европе

 

На судах во Франции и Германии свидетельским показаниям придавалось относительно мало значения, и часто свидетелей вообще не вызывали для дачи показаний против обвиняемого. Действительно, как признавал образованнейший юрист Боге, «ведьмы действуют ночью и тайно, и явные доказательства таких деяний... невозможны». Имели значение indicia (признаки), что данная личность является ведьмой. Ряд таких indicia включал и безобразный облик, и уродства, и общественное мнение, и flagrante delictio (поимку на месте преступления), например, во время расплескивания воды, чтобы вызывать бурю.

Аюбой мог способствовать аресту человека по подозрению в колдовстве, более того, в обязанности судей входил поиск и арест подобных подозреваемых. Еще в 1254г. папа Иннокентий IV постановил, чтобы выдвинувший обвинение не сталкивался с обвиняемым, пока того не захочет сам обвинитель. Подозреваемому обычно не разрешалось ни с кем консультироваться, хотя иногда суд назначал адвоката. Не разрешалось никаких показаний в его пользу, хотя любая несообразная и неблагоприятная болтовня принималась к сведению, чтобы, как говорится в «Malleus Maleficanim», вызывать подозрение. Не было перекрестного допроса свидетелей, если даже кого-нибудь и вызывали, а, следовательно, и оценки достоверности обвинений.

Подозреваемого, даже если он признавался сразу, всегда подвергали пытке, чтобы подтвердить его собственное признание вины. Более того, под пыткой, он должен был назвать имена предполагаемых сообщников, замешанных в колдовстве, которых затем, на основании его признания, могли обвинить по подозрению в колдовстве, подвергнуть пытке до признания и получить новые имена. Подобным образом суды разрастались, как снежный ком, и никогда не испытывали недостатка в подозреваемых.

«Дующие ведьмы наиболее отвратительные и глупые в окружении Дьявола. Если бы они обладали хоть крупицей разума, то не дули бы». — Гойя (1799).

Таким образом, признание было фактически единственным необходимым доказательством, но даже признание считалось менее существенным, чем indicia. Обвиненный единожды, «не мог спастись, будь он даже графом», — говорил бургомистр Юниус. Стенографический отчет о его суде является поистине разоблачающим документом.

В «Commentarius» (1622) Бинсфельда, известного демонолога, в доступной форме представлены типичные основания, узаконивающие арест по подозрению в колдовстве, некоторые из которых восходят к Приериасу (1521). Подобные indicia могли быть легкими (remote), серьезными (propinqua) или изобличающими (propinquissima), но основными правами обладал судья. Самыми серьезными показаниями для обвинения были:

1. Обвинение сообщником.

2. Договор с Дьяволом.

3. Связь с уличенным в колдовстве.

4. Общественное мнение.

5. Причинение зла, сопровождаемое угрозами (damnum minatum).

6. Владение колдовскими принадлежностями, особенно летательной мазью.

Кроме того, весомыми аргументами были бегство во избежание ареста, неоднократное богохульство и игнорирование общественного мнения о колдовстве. Менее серьезными считались отметки дьявола, происхождение от ведьмы, смущение или страх во время допроса. Боге так характеризует обычную судебную процедуру: «Считалось законным возбуждение преследования за преступное колдовство на основании этих бесспорных показаний и предположений, более или менее применимых к другим ужасным преступлениям, совершаемым тайно». — «Discours des sorciers» (1602). Такое же беззаконное отношение подтверждал и Жан Боден в 1580г.:

«Поскольку доказательство подобных преступлений так затруднено и затемнено, ни одна ведьма из миллиона не была бы обвинена или наказана, если бы процедура определялась обычными правилами».

Свидетельство покойника

Один из видов доказательств, иногда представлявшихся на судах ведьм, основанный на первобытных народных верованиях. Задолго до изобретения колдовской ереси для изобличения преступников применялись различные виды «судов Божьих», некоторые из которых сохранились в общественной памяти и были вновь введены в практику, прежде всего, духовенством. Свидетельство покойника было воссоздано в конце ХНв. Испытание свидетельством покойника — способностью трупа кровоточить при приближении убийцы — считалось особенно ценным, когда все другие способы доказательства вины оказывались неэффективными. Оно применялось, например, на суде 1628г. по делу об убийстве, на сессии в Хартфорде. Как писал Яков I в «Demonology» (1597), кровь убитого хлынула струей, «будто взывая о мщении к небесам». В «Ричарде III» (1597) леди Анна выражает похожие чувства, когда выступает против прерывания герцогом Глочестерским похоронной процессии ее мужа, которого он заколол:

«О посмотрите, джентльмены, раны, Застылые, открылись, кровь течет!»

(Шекспир В., «Ричард III». Пер. А.Радловой).

Впоследствии это испытание иногда использовалось и на судах за колдовство, когда кто-нибудь обвинялся в околдовывании до смерти. Свидетельство покойника признавали такие известные демонологи как дель Рио, де Ланкр, Бинсфельд и Лафатер. /(ель Рио объяснял данное явление ненавистью убитого к убийце, что якобы приводило к выявлению скрытых свойств в трупе. Это достаточно спорное мнение приводит в «P/iysio/ogia» (Лондон, 1654) Уолтер Чарлтон, врач короля Карла I, назвавший свидетельство покойника «благороднейшей из антипатий».

В описании далкейтского суда, происшедшего в Шотландии в 1661г., рукопись которого принадлежит (шотландскому) Национальному музею древностей, говорится, как некая Кристина Вильсон, заявлявшая о своей невиновности,

«отказывалась приблизиться к трупу или дотронуться до него, заявляя, что она никогда в жизни не дотрагивалась до мертвых. Но, поскольку священник и бейлиф очень хотели.., чтобы она сделала это, она... очень нежно дотронулась до раны. Как только ее палец оказался на ране мертвеца, до этого очень белой и чистой, без всякого пятнышка крови или чего-то подобного, так тотчас кровь хлынула из раны к [удивлению] всех очевидцев, воспринявших это как доказательство убийства».