Жанна д'Арк

 

Подобно тому, как король Яков Шотландский в 1590г. поверил в ведьмовство Агнесс Семпсон, пересказавшей ему слова, которые он говорил своей жене в первую брачную ночь, король Франции Карл VII в 1429г. поверил Ж., когда она воспроизвела его личную ежедневную молитву. Но суеверный король не был надежным союзником, и, когда Ж. была схвачена, Карл ничего не сделал для того, чтобы освободить или выкупить ее. Напротив, он перенес свою веру в мистического спасителя на юного пастушка, которого быстро поймали англичане и утопили в Сене. Суд над Ж., организованный англичанами и их бургундскими союзниками, носил явно политический характер и был запланирован, чтобы дискредитировать тот успех, который она принесла французскому королю: если Ж. была ведьмой, то он получил свою корону благодаря колдовству. Священники, проводившие суд над Ж., были вследствие этого более, чем обычно, щепетильны в сведении процесса к вопросам религии, т.е. ереси.

 

«Proces de condamination» (обвинительный процесс), по рукописи конца XV в., находящейся в ПНБ. «Во имя Господа, аминь. Здесь начинается процесс, рассматривающий обвинения против некой женщины Жанны, обычно называемой ла Пуселль [Девственница]. Для всех тех, кто может увидеть этот настоящий документ, Пьер, Божьей милостью епископ Бове, и брат Жан Леметр, доминиканский инквизитор, муж величайшей набожности и благочестия, известный знаток Священного Писания...»

Сегодня литература о Ж. насчитывает более 4000 названий. В публичной библиотеке Нью-Йорка имеется почти 700 из них, но лишь в одной журнальной статье упоминается колдовство. Часто предполагалось, что Ж. была осуждена за колдовство. Это неточно. Она была чародейкой, согласно общественной молве, и изначально обвинялась в колдовстве, но официально была осуждена за ересь и сожжена как закоренелая еретичка. Это отражает неразвитость концепции колдовства в 1431г., когда было проще получить обвинение в ереси, чем в чародействе. Уже через столетие вполне мог произойти обратный результат.

Ж. (Жанетта или Иоанна д'Арк) была захвачена в плен во время неудачного штурма Компьена 23 мая 1430г. Вандомским Бастардом, находившимся на службе у Жана де Линьи (из Люксембургского дома). Спустя три дня после взятия ее в плен доминиканец Мартин Биллорини, генеральный викарий инквизиции в Париже, объявил об инквизиторском судопроизводстве в отношении Ж., «как серьезно подозреваемой в зловредной и ошибочной ереси». 14 июля Пьер Кошон, епископ Бове, француз-предатель, воевавший на стороне англичан, провозгласил епископскую юрисдикцию по отношению к Ж. как подозреваемой в чародействе и вызывании дьяволов. За нее он обещал Линьи 10000 наличными, а Вандому — ежегодную ренту в 300 фунтов стерлингов, взятых из налогов в Нормандии. Компьенцы колебались, ожидая ответных действий со стороны французского короля в виде выкупа. Проанглийски настроенный Парижский университет успокоил их совесть, указав, что они должны действовать «во имя Господа, святой церкви и процветания христианского королевства». К середине ноября Ж. была передана епископу Кошону. Иквизитор, вовсе не желавший принимать участия в сделке, должен был согласиться допрашивать ее вместе с епископом.

Ж. была заключена в Руанский замок, поскольку английские оккупационные власти заявили, что епископская тюрьма недостаточно надежна. На время перевозки ее поместили в специально изготовленную железную клетку, где она едва могла встать во весь рост, с цепями на шее, руках и ногах.

9 января 1431г. было проведено неофициальное слушание дела Ж. перед небольшим, специально подобранным судом. Для специального судопроизводства епископом Кошеном из соседней епархии были назначены 9 членов церковного суда, известные своей образованностью и проанглийскими настроениями. Полные достоинства ответы Ж. на 4 заседаниях произвели благоприятное впечатление, усиленное показаниями женщин, назначенных герцогиней Бедфордской, установивших, что Ж. была девственницей (и, следовательно, не ведьмой), и благоприятными показаниями, представленными королевскими нотариусами от ее соседей из Домреми, места ее рождения. «В ней нет ничего такого, чего они не хотели бы видеть в своей собственной сестре». Но епископ Кошон отвел эти свидетельства и выдвинул несколько «пунктов обвинения».

После этого неофициального слушания 21 февраля 1431г. в Руанском замке начались регулярные предварительные допросы [proces d'office] перед 42 священниками (редко собиравшимися вместе в одно и то же время). Епископ из Бове был назначен председательствующим, но передал полномочия своему канонику Жану д'Эстиве. Во время второй сессии, 22 февраля, к суду присоединился руанский инквизитор Жан ле Метр. После шестого заседания епископ Кошон решил проводить последующие слушания за закрытыми дверями перед несколькими надежными следователями, «чтобы не утомлять остальных». Начиная с 10 марта, Ж. допрашивали в ее тюремной камере. Допрос вращался вокруг ее заявления, что божественные голоса, услышанные ею в момент откровения, исходили от святого Михаила, святой Екатерины и святой Маргариты, и вокруг отказа принять мнение церкви по этим вопросам. Обвинение основывалось на том, что эти голоса исходили от Дьявола, и это толкование подкреплялось с помощью вопросов о феях, священном дереве, мандрагоре и ловле бабочек.

Как обычно на подобных судах, судьи мыслили схоластическими терминами и, чтобы проверить религиозность Ж., пытались смутить ее искусными вопросами. Здесь приведено несколько случайно выбранных вопросов шестнадцатого заседания (последнее состоялось 17 марта 1431г.), позже представленных как доказательство ее еретических взглядов:

«В.: Видела ли ты ангелов воочию?

О.: Я видела их своими собственными телесными очами, так же хорошо, как я вижу вас. И когда они ушли, я плакала и хотела, чтобы они взяли меня с собой.

В.: Какое имеется доказательство, что откровения исходили от Бога и что святая Катерина и святая Маргарита действительно вмешивались?

О.: Я повторяла вам достаточно часто, что это были святая Екатерина и святая Маргарита. Верьте мне, если вы хотите верить.

В.: Говорила ли святая Маргарита по-английски?

О.: Почему она должна говорить по-английски, если она не была англичанкой?

В.: Как ты узнала, что святая Екатерина и святая Маргарита ненавидят англичан?

О.: Они любят то, что любит Господь, и ненавидят то, что ненавидит Господь.

В.: Бог ненавидит англичан?

О.: Я ничего не знаю ни о любви ни о ненависти Господа к англичанам, ни о том, что Он будет делать с их душами. Но я знаю, что они будут изгнаны из Франции, за исключением тех, кто умрет здесь.

В.: Были ли у святого Михаила волосы?

О.: Зачем вы об этом спрашиваете? Вы хотите постричь его?

В.: Целовала ли ты святого Михаила и святую Екатерину?

О.: Да

В.: Они приятно пахли?

О.: Разумеется, они пахли приятно.

В.: Обнимая их, чувствовала ли ты какую-нибудь теплоту или что-нибудь подобное?

О.: Я не смогла бы обнимать их, не чувствуя их или не дотрагиваясь до них.

В.: Какую часть ты обнимала, верхнюю или нижнюю?

О.: Более прилично обнимать их выше, чем ниже.

В.: Был ли святой Михаил обнажен? О.: Неужели вы думаете что Господу не во что одеть его?»

Были поставлены специальные, очень трудные вопросы, но Ж. избежала ловушки с изворотливостью, достойной ее инквизиторов.

На вопрос: «Кто является истинным папой?» (подразумевались трое соперничавших пап), она ответила, что «верит в истинного папу в Риме». Один священник выразил протест против того, что ее поставили перед дилеммой: «Испытываешь ли ты благодать Божью?», предвидя затруднительное положение; «нет» стало бы признанием вины; «да» — доказательством ее дьявольской самонадеянности. Она ответила: «Если нет, то, может быть, Господь позволит ввести меня в состояние своей милости, а если я имею его расположение, пусть Господь сохранит меня в этом состоянии».

После предварительного дознания 27 марта Ж. была предана официальному «суду инквизиции» [proces ordinaire or proces de droil inquisitorial] в Руанском замке, состоявшему из 37 духовных судей (включая 2 английских священников, Уильяма Бралбестера и Джона де Хемптона), и снова возглавлявшегося епископом Бове и инквизитором. Против нее было выдвинуто семьдесят пунктов обвинений:

«Явно подозреваемая, о чьей дурной репутации идет молва и доносят добродетельные и достойные граждане... объявляется и признается чародейкой, ведьмой, предсказательницей будущего, ложной пророчицей, вызывательницей злых духов, заклинательницей, верящей в суеверия, применяющей и пользующейся искусством магии, сомневающейся в католической вере, раскольницей... хулительницей Господа и святых, скандалисткой и бунтовщицей, нарушительницей спокойствия, подстрекательницей к войне... неприличной и бесстыдной, соблазнительницей князей и простых людей... еретичкой или, по крайней мере, явно подозреваемой в ереси».

После пространных показаний о ее ранней жизни и колдовских обычаях Домреми основные нападки сосредоточились вокруг ее откровений. Ж. попала в ловушку, когда призналась в том, что не подчинилась своим «голосам», когда пыталась убежать из тюрьмы, спрыгнув с высокой башни в Боревур-ском замке, и когда она приказала штурмовать Париж. Ей подставили логическую дилемму: или у нее не было откровений от Господа, или она не подчинялась откровениям Господа. Более того, она призналась, что чувствовала побуждение прыгнуть с башни; значит, она отказалась от своей воли и подчинилась Дьяволу.

После тщательного исследования показаний, на основании этих первоначальных 70 пунктов обвинения 2 апреля суд вычеркнул все обвинения в чародействе или колдовстве (которые едва ли могли быть подтверждены) и сократил количество обвинений до 12. В одном, связанном с ее верой в призраков, было отмечено: «Повсюду появляются мужчины и женщины, притворяющиеся, будто они имеют сношения с Господом и Его ангелами, и сеют ложь и заблуждения». Два основных обвинения были связаны с ношением мужской одежды и отказом принять воинствующую церковь. «В случае, если бы Церковь захотела, чтобы она поступила вопреки тем распоряжениям, которые якобы были ей от Господа, она не смогла бы этого сделать». В этом отношении Ж. была просто преждевременным протестантом.

Отчеты по этим 12 пунктам были представлены на рассмотрение 16 докторам теологии и 6 лиценциатам права. Через три дня они объявили, что обвинения подтвердились. «Она выдавала себя за авторитет, за доктора, за магистра», — негодовали они. На основании этого заключения капитул Руанского собора объявил Ж. еретичкой.

18 апреля 1431г. епископ и инквизитор убеждали Ж. отречься. Она отказалась. Ж. заболела, но врачи вылечили ее, поскольку герцог Уорвикский заявил: «Король Англии слишком много заплатил за нее, чтобы отказать себе в удовольствии видеть ее сожжение!» Другая возможность отречься была предоставлена Ж. 2 мая в Руанском замке на официальной сессии перед 60 теологами. Ж. настаивала на своем. 9 мая были приготовлены инструменты для пытки, но 12 мая судьи высказались против пытки, на том серьезном основании, что все судебное разбирательство было проведено тщательно, и не стоит давать повода для клеветнических измышлений о том, что ее признание было вынужденным.

Чтобы ускорить казнь, кардинал-епископ Винчестера передал ее дело Парижскому университету. С 29 апреля по 14 мая 4 объединенных факультета Сорбонны обсуждали отчеты о ее суде. Ректор Пьер де Гонда вернул единодушно принятый вердикт: если она не признается в своих заблуждениях, ее следует передать светским властям для казни. Данное решение было провозглашено в Руане 23 мая 1431г. Пьер Морис, руанский каноник, умолял Ж.:

«Предположим, что король Франции своей властью доверяет тебе защиту некоего места, предупредив тебя, что никто ни под каким видом не должен войти. Некто говорит, что он пришел с соизволения короля, не представляя тебе никакого письма или определенного знака. Ну как, должна ли ты поверить ему и пустить его? Подобным образом Господь наставлял святого Петра и его преемников. ...Следовательно, ты не должна была доверять тем, кто, как ты говоришь, появился перед тобой. Подчинись церкви и отдай себя в ее распоряжение».

На все подобные обращения Ж. отвечала:

«Несмотря на то, что я уже говорила о моих поступках и словах на этом суде, я настаиваю на своей позиции и хочу подтвердить ее. Даже если бы я увидела, как зажигают огонь, хворост воспламеняется, и палач готов начать сожжение, и если бы я сама была на этом костре, я не смогла бы сказать ничего другого».

 

Отречение Жанны д'Арк от своих признаний, послужившее поводом осудить ее как закоренелую еретичку и затем сжечь заживо. На правом поле переписчик пометил ее «фатальные слова» — «Responsio mortifera». Из Б.П.

«На вопрос, о чем эти голоса говорили ей, Жанна ответила, что через святую Катерину и святую Маргариту Господь раскрыл ужаснейшую ошибку, которую она совершила своей изменой, согласившись отречься и отвести свое прежнее признание, чтобы спасти свою жизнь. Попытавшись таким образом спасти свою жизнь, она погубила себя. Также она сказала, что эти голоса говорили ей перед прошлым вторником, что она должна делать, и что должны сделать с нею к этому времени. Кроме того, она сказала, что голоса сказали ей, что, когда она будет на эшафоте перед народом, она должна с достоинством отвечать на все, что ей будет говорить капеллан. И Жанна сказала также, что он — лживый проповедник и обвиняет ее в совершении множества вещей, которых она не совершала. Наконец она заявила, что, если она скажет, что Господь не посылал ее, то погубит себя, поскольку правдой было то, что сам Господь направил ее». — Я подтверждаю выше записанное. Буагийом.

24 мая 1431г. на кладбище Сен-Уэн в Руане в присутствии английского кардинал-епископа Винчестера и епископа Норвича, множества признанных клириков и адвокатов, Гильом Эрар, ректор Парижского университета, произнес проповедь, взяв за основу слова евангелиста Иоанна «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Иоанн, 15, 6). Палач был готов воплотить эту метафору в жизнь. Неожиданно Ж. пожелала произнести предсмертное обращение к папе и затем сдалась, пообещав отказаться от своих видений и войти в лоно церкви. Английские солдаты впали в ярость от того, что жертва ускользала от них, и забросали камнями французских священников. Ж. подписала поспешно составленное признание:

«Я, Ж., называемая ла Пуселль [Девственница], раскаявшаяся грешница, после того, как я осознала глубину своего заблуждения, и благодаря милости Господа нашего вернулась в лоно святой церкви, признаюсь, чтобы все могли видеть меня вступающей в ее лоно непритворно и с чистым сердцем, что я раньше грешила, притворяясь, будто я имела откровения от Господа и ангелов, святой Екатерины и святой Маргариты. Я отрекаюсь от всех своих высказываний и поступков, которые не угодны церкви и хочу жить в союзе с церковью. Свидетельствую это собственноручно».

В самом начале ее пожизненного заключения — «На хлебе печали и воде скорби» — не в церковной тюрьме, как она ожидала, английские охранники унесли ее женский наряд, который она сохранила, и заменили его мужским. В «Voces de rehabilitation», ставшем основой обвинительного процесса, говорится, что, возможно, она была принуждена надеть его, чтобы попытаться освободиться. Духовный суд, немедленно проинформированный о перемене ею одежды, осудил ее 28 мая как закоренелую еретичку. Ж. отреклась от своего признания и настояла на том, что ее видения имели божественный характер. 29 мая два странствующих монаха попытались склонить ее отречься. На следующий день, 30 марта 1431г., епископ Бове и инквизитор зачитали постановление об отлучении ее от церкви: «С сего времени изгнать ее и исключить из причастных церкви как отравленное [ересью] отродье и передать гражданскому правосудию».

Однако светский суд так и не состоялся, и, как только священники покинули Старую рыночную площадь, бейлиф Руана приказал начать казнь. 20-летняя девушка в митре с надписью «закоренелая еретичка, вероотступница, идолопоклонница» была поставлена на вершину погребального костра, так, чтобы огонь распространялся постепенно. Когда ее платье сгорело, палач уменьшил огонь, чтобы толпа могла поглазеть на «все тайные места, которые могут или должны быть у женщины»... И когда народ получил удовлетворение, и увидел, что она умирает, привязанная к столбу, палач раздул огромный огонь над бедным телом, которое было вскоре сожжено, и кости и плоть превратились в уголья».

Поскольку суд над Ж. был по сути политическим (чтобы удовлетворить господствовавшую Англию), то и реабилитационный процесс 16 июня 1456г., аннулировавший все его вердикты, был столь же политическим (чтобы умиротворить победившую Францию). В Х1Хв. интерес к Ж. был возрожден клерикальной партией Европы, «как к олицетворению теснейшей связи патриотизма и католической веры» («Британская энциклопедия»). 6 июня 1904г. папа Пий X провозгласил Ж. «преподобной», а 13 декабря 1908г. ее причислили к лику блаженных. 9 мая 1920г. она была канонизирована папой Бенедиктом XV, и 10 июня 1920г. французское правительство объявило день ее рождения национальным праздником.

Заговор

Различие между заговором и молитвой было незначительным. Во времена христианства в 3. нередко включали священные имена, используя латинские фразы, имитирующие литургию, причем эффективность их действия основывалась на вере в Господа Бога.

Широко известен заговор «Белый «Отче наш»:

Марк, Матвей, Лука и Иоанн Matthew, Mark, Luke and John,

Благословите мою кровать Bless the bed that I lie on.

мог служить и молитвой при отходе ко сну, и заговором.

3. на кровь, распространенный и в Англии, и во Франции, и в Германии, отражает подобную двойственность и определяет типичную литературную форму 3.:

1. Упоминание о предшествующем случае успешного излечения порчи или повреждения.

2. Обращение к божеству с просьбой об успешном излечении.

В английской версии ХУв. читаем: «Когда Господь мучился на кресте, Лонгин подошел с копьем и пронзил ему грудь. Из раны полилась кровь и вода. Лонгин вытер глаза и увидел мужа добродетельного. Я заклинаю тебя, кровь, чтобы ты не текла из тела этого христианина».

Просьба подкрепляется повторением: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь».

Ведьмы, якобы обладавшие оккультными знаниями, использовали заклинания для усиления действия своих трав и амулетов. Закономерно, что заклинания иногда фигурируют в показаниях на судах ведьм. Так, заклинание, исцеляющее очарованного человека, было прочитано Джеймсом Девисом на суде над ланкаширскими ведьмами в 1612г.:

«На Светлый пяток я спешил как мог

Пока не услышал к обедне звон

Самих небесных колоколов.

Служит обедню сам Господь,

Сам Господь с апостолами.

Что держит Господь в своей руке?»

Держит малый жезл [небольшая гибкая трость, принадлежность официальных лиц].

«Что держит он в другой руке?

Ключи от небесных врат.

Откройтеся, врата небесные,

Затворись, замкнись дверь адова!

Пусть идет дитя помазанное

К своей матери кроткия,

Кто тот, что испускает свет божественный?

Мой сын, на древе распятый,

Распят он гвоздем железным

Через сердце милосердное.

Пусть тот, кто заклинает святой пяток,

Его дитя, узнает

Синий крест и красный крест,

На котором был распят Господь,

Гавриил пусть уложит его спать

В саду Гефсиманском,

Пусть покроется он росой небесною,

Подойдет к нему наш Господь:

Почему не спишь, почему ты бдишь, Гавриил?

Преследуют меня розги и костер,

Потому не могу я ни спать, ни проснуться.

Встань, Гавриил, и иди за мной

Ни розги, ни костер не достанут тебя.

Слава Господу Иисусу. Аминь».

На основании этих показаний Джеймс Денис был осужден как «самый опасный и зловредный колдун из когда-либо живших в этих местах Ланкашира».

Вкладывание в амулеты записок с заклинаниями было официально разрешено церковью и заслужило одобрение Фомы Аквинского:

«Вешать на шею святые слова, в которых нет ничего фальшивого или ложного, конечно, допустимо, хотя было бы лучше от этого воздерживаться». Протестанты считали заговоры предрассудком. Томас Эйди, например, ссылался на «заговор папы Льва» от поражения в битве, состоявший из трехкратного повторения имени Господа и молитвы «Отче наш». Он писал: «Многие ирландские мятежники, поклонявшиеся идолам, были сражены, несмотря на то, что носили в кармане заговор, составленный папскими прислужниками, этими колдунами нашего времени». Перкинс также осуждал заклинания, использующие имя Иисуса, чтобы отвести дьявола или защититься от колдовства, потому что «невежественные люди думают, что Христос — волшебник, и что совершение таких странных дел его именем является добродетелью».

В ранней редакции «Malleus Maleficarum» (1486) дается семь правил для различения добрых и зловредных заклинаний. Заклинание считалось законным, если оно:

1. Не содержало словесных намеков на любой сговор с Дьяволом.

2. Не включало упоминаний неизвестных имен.

3. Ничего неправдивого.

4. Использовало единственный ритуал — признание креста.

5. Никаких рекомендаций о способе написания, произнесения, ношения и использования заклинания.

6. Содержит только библейские фразы в их оригинальном контексте.

7. Заверение в том, что действенность заклинания всецело зависит от воли Божьей.

В качестве меры предосторожности «Malleus» рекомендовал для заклинаний только стандартные католические молитвы, такие как «Отче наш», «Аве, Мария» или «Помилуймя».

Однако большинство молитв, использовавшихся для изгнания дьявола, при благословении соли для животных, в литании против лигатуры, очень похожи на языческие заговоры.

Ни одна ведьма не освобождалась от ответственности на основании того, что ее заговор мог быть молитвой. Перкинс в «Discourse of Witchcraft» («Рассуждения о колдовстве», 1608) определяет «природу и истинную суть заклинания»: это короткий стихотворный отрывок, «используемый дьяволом как пароль и знак для совершения чудес». Ваиро (1583) пишет, что заговоры были изобретены дьяволами, чтобы удовлетворить их «свирепую ярость» против человечества. В Шотландии использование заговоров означало смерть через сожжение, и в 1678г. известный юрист сэр Джордж Мак-кензи оправдывал такое наказание:

«Хотя сами по себе заклинания не могут произвести тех действий, за которые ведьма несет наказание, но, поскольку эти действия неосуществимы без помощи дьявола, а он не поможет тому, кто всецело ему не подчинится, то вполне справедливо, что заклинатели должны быть наказаны за вероотступничество и ересь».

Переход от якобы религиозных амулетов к дьявольским амулетам и магическим знакам был незаметен. Яков I верил в то, что дьявол учит ведьм, как совершать убийства с помощью восковых подобий.

«Люди верят, что зубы повешенного важны при чародействе, что без них нельзя достигнуть успеха. Какая жалость, что люди верят в подобную чепуху!»

На суде ведьм в Сент-Осайте в 1582г. Урсула Кемп призналась в том, что одна знахарка научила ее лечить артрит, — и была осуждена и казнена за это. Она должна была:

«взять кал и мочу борова, смешать их и держать в левой руке; в другую руку взять нож, проколоть лекарство три раза и затем бросить его в огонь. Названным ножом сделать три укола под столом и оставить его там стоймя.' Затем взять три листа шалфея и столько же иван-чая, положить их в эль и пить перед сном и утром натощак. Принимая это, она получила облегчение своей хромоты» («Правдивое и точное описание...»).

Почти комическое обвинение легло в основу затянувшегося процесса над доктором Джоном Файеном в 1590г. Домогаясь любви сестры одного из своих школяров, Файен пообещал «учить его без порки», если тот принесет ему три волоса «с интимных частей тела своей сестры». Доктор дал мальчику «кусок заговоренной бумаги... чтобы тот завернул их, как только выдернет». Спавший вместе с сестрой мальчик оказался очень неловок. «Однажды ночью, когда она спала, и ее брат был в постели с ней, [она] закричала, что брат не дает ей спать». Крик разбудил ее мать, которая, сама будучи ведьмой, догадалась о проделке, которую собирался предпринять ее сын. Она «жестоко порола его, пока он не рассказал ей правду». Затем мать «пошла к молодой телке, у которой никогда не было теленка, и которая не сходилась с быком, и с помощью ножниц срезала три волоса с вымени телки и завернула их в ту самую бумагу, которую вернула мальчику, велев отдать ее упомянутому господину, что он тотчас и сделал». Файен взял волосы, полагая, что они от юной дамы, и «применил свое искусство к ним». Тотчас телка пришла к дверям церкви и «направилась прямо к школьному учителю, подпрыгивая и танцуя вокруг него». Она ходила за ним по всей церкви и по городу, а люди думали, что это сделано с помощью дьявола, и слава доктора как «великого заклинателем» росла.

Защита от зловредных заговоров и приносящих вред амулетов ведьм могла быть обеспечена встречными заговорами. Гваццо, например, предлагал чтение молитв и использование религиозных символов «для таких молитв, которые станут надежной защитой и оплотом против уловок Князя Тьмы». Мери Гортадо, страдавшая от полтергейста в Саймон-Фоллсе, Массачусетс, в 1638г., получила облегчение, поместив в доме лавровые ветки. «И пока ветки оставались зелеными, все было спокойно». При экзорсизме постоянно использовались травы. Синистрари перечисляет множество составляющих для изгнания демонов, начиная с касторового боба до коралла, гагата и жасмина, менструальной крови. Он упоминает любопытный рецепт курений против инкубов, состоящий из лекарственных трав (большинство из них стимуляторы и афродизиаки!): «Сладкий ирис, семена индийского перца, корни аристоло-хии, большой и малый кардамон, имбирь, перечные стручки, гвоздика, корица, мускатный «цвет», мускатный орех, камедь, ладан, дерево и корень алоэ, ароматный сандал. Эти составляющие должны быть заварены в трех с половиной квартах бренди и воды». В

Беда и сеть, расти, расти

Огонь, гори! Котел, кипи!

Double, double, toil and trouble

- Fire burn, and cauldron bubblе.

Ведьмы за работой. Офорт Ганса Бальдунга Грюна.

1597г. Дженет Лейск из Шотландии добавила в этот список красную нитку и рябиновую щепку, привязываемую изнутри к одежде для защиты от околдовывания. В 1665г. в Йорке была осуждена одна женщина за чары, которые она считала благочестивыми: она якобы освободила человека от одержимости дьяволом, возложив на него серебряное распятие. Генри Хэлиуэл, священник из Кембриджа, однако, использовал более простой способ для защиты от ведьм и дьяволов: «Душа способна подняться на такую высоту и сделаться настолько божественной, что ни колдовство, ни злые демоны не смогут получить власть над телом». Ту же мысль, правда, более простым языком, высказал Перкинс, отметив, что самое верное и законное средство — «обет милосердия, данный на Евангелии и скрепленный святым причастием». Боден, католический демонолог, был согласен с ним в главном: милосердие — это лучшая защита, поскольку ведьма не может принести вреда милосердному, даже если он порочен в другом».

 

Зелье

 

По общему мнению, ведьмы совершают свои maleficia посредством договора с Дьяволом или с помощью колдовских порошков, ядов и мазей. Еще с классических времен травы и экзотические составляющие использовались как яды и афродизиаки. Как заметил в 1678г. известный юрист сэр Джордж Маккензи, «не только ведьмы, но и естествоиспытатели могут предложить снадобья, склоняющие мужчин и женщин к физическому влечению». Вера в магическую силу ведьмин-ских отваров является составляющей частью скорее литературы и фольклора, чем колдовской ереси как таковой. Жители Лестера, обвинившие в 1717г. старую женщину в краже банки с «бальзамом из розмарина и цветов календулы ...с квартой эля», не слишком боялись, что их обвинят в договоре с Дьяволом. В обвинениях иногда упоминаются дьявольские жидкости; так Агнесс Сем-псон, одна из нортбервикских ведьм, призналась, что «взяла черную жабу, повесила ее вверх лапами на три дня и собирала капавший с нее яд в раковину устрицы». Гораздо чаще в обвинениях упоминалась одержимость или изготовление летательной мази, из которых прямо следовало основное обвинение в посещении шабаша. Составляющие этих притираний рассматриваются далее в посвященных им специальных статьях [Летательная мазь, Ядовитая мазь и Заговор].