§11. Дуализм как основа непостижимости проблем разума,

как предпосылка специализации наук и как основание натуралистической психологии

Конечно, если рациональная в естественнонаучном смысле природа есть по-себе-сущий мир тел (а это считает­ся само собой разумеющимся в данной исторической си­туации), то мир-по-себе должен был особым образом рас­слаиваться в дотоле неведомом смысле: расслаиваться на природу-по-себе и некий отличный от нее бытийный род психически сущего. Отсюда должны были возникать зна­чительные трудности, связанные уже с идеей Бога, заимст­вующей свою значимость в религии и никоим образом не отбрасываемой. Разве не был Бог неизбежен как принцип рациональности? Разве для того, чтобы вообще быть мыс­лимым, рациональное бытие, и уже в качестве природы, не предполагает рациональную теорию и формирующую ее субъективность; разве природа и вообще мир-по-себе не предполагает, таким образом, Бога как абсолютно сущий разум? Разве не отдается здесь предпочтение психическому бытию как в своем по-себе-бытии чисто для себя сущей субъективности? Божественная или человеческая, но это все-таки субъективность.

Всюду, где становились ощутимыми проблемы разума, обособление психического вообще приводило ко все боль­шим затруднениям. Конечно, лишь позднее они делаются настолько безотлагательными, что становятся централь­ной темой философии в «Критиках разума» — великих ис­следованиях человеческого рассудка. Но сила рационали­стических мотивов не была еще сломлена, и всюду с пол­ным доверием к рационалистической философии пред­принималось ее всестороннее проведение. И не совсем

91

безуспешно в отношении несомненно ценных познаний, которые, даже если они «еще не» соответствовали идеалу, все же можно было интерпретировать именно в качестве неких низших ступеней. Отныне учреждение каждой осо­бой науки ео ipso руководствовалось идеей соответствую­щей ей рациональной теории или по себе рациональной об­ласти. Специализация философии, ее разделение на спе­циальные науки имеет поэтому более глубокий смысл, со­отнесенный исключительно с нововременной установкой. Подразделения, проведенные античными исследователя­ми, не могли привести к возникновению специальных наук в нашем смысле слова. Галилеево естествознание возникло не в результате специализации. Напротив, только возник­шие впоследствии новые науки привели к специализации идеи рациональной философии, мотивированной новым естествознанием, а от нее получило свой размах их про­грессирующее развитие и завоевание новых областей: ра­ционально замкнутых особых регионов в рамках рацио­нальной тотальности универсума.

Естественно, уже в самом начале, как только Декартом были провозглашены идея рациональной философии и разделение природы и духа, уже у современника Декарта Гоббса в качестве предмета первой потребности выступила психология. Как мы уже отметили, она сразу же оказалась психологией в совершенно чуждом прежним временам стиле, будучи спроектирована как психофизическая ан­тропология в рационалистическом духе.

Мы не должны поддаваться соблазну обычного проти­вопоставления эмпиризма и рационализма. Натурализм Гоббса непременно оказывается физикализмом и, как вся­кий физикализм, ориентируется как раз на физическую ра­циональность.¹

¹ Если я здесь и далее часто пользуюсь термином «физикализм», то это происходит исключительно во всеобщем, понятном из всего хода на­ших исследований смысле, а именно для обозначения тех философских заблуждений, которые возникли из неправильного толкования смысла

92

То же справедливо и в отношении всех прочих наук Но­вого времени, биологических и т. д. Дуалистическое расще­пление, следствие физикалистской концепции природы, приводит к тому, что дальнейшее их развитие осуществля­ется в виде расщепленных дисциплин. Хотя науки, понача­лу нацеленные только на одну сторону, на телесное, т. е. науки биофизические, призваны прежде всего дескрип­тивно схватывать конкретные предметы, расчленять их в созерцании и классифицировать их, но для физикалист-ского воззрения на природу было само собой разумеющим­ся, что в своем дальнейшем развитии физика «объяснит» наконец все эти конкретности физикалистски-рациональ-ным способом. Поэтому расцвет биофизических дескрип­тивных наук, достигнутый в особенности благодаря приме­нению физикалистских познаний, можно считать успехом естественнонаучного метода, всегда интерпретируемого в физикалистском смысле.

Что же касается другой стороны, душевного, т. е. того, что остается по исключении животного и прежде всего че­ловеческого тела, принадлежащего регионально замкнутой природе, то образцовость физикалистского понимания природы и естественнонаучного метода уже со времен Гоб­бса по понятным причинам ведет к тому, что душе припи­сывается способ бытия, принципиально схожий со спосо­бом бытия природы, а психологии — такое же восхождение от дескрипции к последнему теоретическому «объясне­нию», как и биофизике. И это, несмотря на картезианское учение о телесных и душевных «субстанциях», обладающих в корне различными атрибутами. Через Джона Локка эта натурализация психического передается всему Новому вре­мени вплоть до наших дней. Показательно, что Локк образ­но говорит о white paper, о tabula rasa,¹ на которых появля-

ф изики Нового времени. Стало быть, это наименование не содержит здесь специального указания на «физикалистское движение» («Венский кружок», «логизирующий эмпиризм»).

¹ «Белый лист бумаги» (англ.), «чистая доска» (лат.).— Примеч. ред.

93

ются и исчезают психические данные, регулируемые теми или иными правилами подобно телесным процессам в при­роде. У Локка этот новый, физикалистски ориентирован­ный натурализм еще последовательно не развернут, не про­думан им до конца как позитивистский сенсуализм. Но он сразу же, и притом роковым образом, сказывается на исто­рическом развитии всей философии в целом. Во всяком случае новая натуралистическая психология не осталась пустым обещанием, а стала предметом обширных сочине­ний и с самого начала выступила на первый план с притяза­нием на прочное обоснование универсальной науки.

Все новые науки, ведомые одним и тем же духом, по-ви­димому, развивались успешно, как и главенствующая над ними метафизика. Если где-либо, как в самой метафизике, невозможно было провести физикалистский рационализм всерьез, то его слегка ослабляли, прибегая к варьированию схоластических понятий. Да и сам руководящий смысл но­вой рациональности по большей части не был в точности продуман, хотя он и был двигателем всего научного разви­тия. Уточняющая экспликация этого смысла сама была ча­стью мыслительной философской работы вплоть до Лейб­ница и Христиана Вольфа. С классическим примером того, как новый натуралистический рационализм намеревался «ordine geometrico»¹ создать систематическую филосо­фию — метафизику, науку о высших и последних вопросах, вопросах разума, но вместе с тем и о вопросах факта,— мы встречаемся в «Этике» Спинозы.

Конечно, Спинозу нужно правильно понимать в его историческом смысле. Полным непониманием будет ин­терпретировать Спинозу, руководствуясь поверхностной видимостью его «геометрического» метода демонстра­ции. Начиная как картезианец, он прежде всего, конечно же, полностью убежден в том, что не только природа, но и тотальность бытия вообще должна быть единой рацио-

В геометрическом порядке (лат.).— Примеч. ред

нальной системой. Это само собой разумелось заранее. Тотальная система должна содержать в себе математиче­скую систему природы, но последняя, будучи частью сис­темы, не может быть самостоятельной. Поэтому физику нельзя отдавать на откуп физикам, как если бы она дейст­вительно была завершенной системой, и, с другой сторо­ны (в отношении второго, психологического звена дуали­стической противоположности) — разработку его собст­венной рациональной системы нельзя отдавать на откуп специалистам-психологам. Ведь в единство тотальной рациональной системы должен быть в качестве теорети­ческой темы включен и Бог, абсолютная субстанция. Пе­ред Спинозой стоит задача обнаружить постулируемую тотальную рациональную систему сущего, и прежде всего обнаружить условия, при которых ее можно мыслить в единстве, а затем систематически реализовать действи­тельным конструированием. Только так, на деле, можно было показать действительную возможность помыслить рациональный универсум бытия [Seinsall]. Ведь пока это­го не было сделано, она, несмотря на ту очевидность, ко­торая при этой установке заключалась в образцовом ха­рактере естествознания, оставалась лишь постулатом, и было отнюдь не ясно, как его можно мыслить при дуализ­ме в корне отличных друг от друга «субстанций», над ко­торыми возвышается одна абсолютная и наиподлинная субстанция. Конечно, для Спинозы речь шла только о систематически всеобщем; его «Этика» есть первая уни­версальная онтология. По его мнению, благодаря ей для актуального естествознания и для выстраиваемой парал­лельно ему психологии может быть найден действитель­ный системный смысл, без которого то и другое осталось бы непонятным.

95