§ 54. Разрешение парадокса

а) Мы как люди и мы как субъекты последних функций и свершений

Как же обстоит дело с рассматриваемой сейчас субъек­тивностью — субъективностью, сопрягаемой и с консти­туирующим мир человечеством, и, тем не менее, с самим миром? В наивности своих первых шагов мы заинтересова­лись вновь и вновь раскрывающимися горизонтами досто­примечательных открытий и при этом задержались на той направленности взгляда, которая естественным образом оказалась первой; это направленность на корреляцию пер­вой ступени рефлексии: предметный полюс — способ дан­ности (способ явления в наиболее широком смысле). Я, как тема наивысшей ступени рефлексии, хотя и было упомяну­то, однако при том осторожном аналитико-дескриптивном движении, которое естественным образом отдает предпоч­тение ближайшим связям, не обсуждалось в своей полной правомерности. Ведь глубины его функционирования ста­новятся ощутимы лишь позднее. В связи с этим отсутство­вал феномен превращения значения «Я» (как я сейчас про­изношу это Я) в «другое Я», в «Мы все», Мы со многими «Я», где я есмь «одно» Я. Таким образом, отсутствовала про­блема конституции интерсубъективности, этого Мы-все,

244

осуществляемой из меня, и даже «во» мне. На том пути, на который мы дали себя вовлечь и по которому пошли даль­ше, эти проблемы никак себя не проявляли. Теперь они не­избежно привлекут к себе внимание. Ибо необходимость сделать сейчас остановку и углубиться в самоосмысление наиболее острр ощущается нами благодаря всплывающему наконец (и неизбежному) вопросу: кто мы суть как субъек­ты, осуществляющие смысловое и значимостное сверше­ние универсальной конституции, конституирующие в общ­ности друг с другом мир как полюсную систему, т. е. как ин-тенциональное образование нашей обобществленной жиз­ни? Мы — может ли это означать «мы-люди», люди в естест­венно-объективном смысле, т. е. реальности этого мира? Но разве эти реальности сами не являются «феноменами» и, как таковые, предметными полюсами и темами вопро-шания о коррелятивных интенциональностях, полюсами которых они являются, из функционирования которых они получили свой смысл и теперь им обладают?

На этот вопрос нужно, конечно, ответить утвердитель­но. В самом деле, как и для всех региональных мировых категорий, мы можем для всех сущностно оптических ти­пов обнаружить конституирующие их смыслообразова-ния, если только в достаточной мере будет разработан ме­тод постановки соответствующих вопросов. Здесь это во­просы, идущие от реальных людей к их «способам данно­сти», к их способам «явления», прежде всего явления в восприятии, т. е. в модусе изначальной самоданности, спо­собов согласованного подтверждения и корректировки, способов отождествления в узнавании в качестве одной и той же человеческой личности: как «лично» знакомой нам ранее, той самой, о которой говорят другие, которые сами когда-то имели знакомство с ней и т. д. Происходит, стало быть, растворение само собой разумеющегося «вот чело­век этого общественного круга хорошо знакомых друг с другом лиц» в выдвигаемых относительно него трансцен­дентальных вопросах.

245

Но люди ли трансцендентальные субъекты, т. е. субъек­ты, функционирующие при конституировании мира? Ведь эпохе сделало их «феноменами», так что философ, находя­щийся в состоянии эпохе, ни себя, ни других не считает с наивной прямотой значимыми в качестве людей, но имен­но и только в качестве «феноменов», в качестве полюсов трансцендентальных вопрошаний. По всей видимости, здесь, в радикально последовательном эпохе, каждое Я принимается во внимание только как Я-полюс своих ак­тов, хабитуальных черт и способностей, и отсюда — как «сквозь» свои явления, свои способы данности направлен­ное на являющееся в бытийной достоверности, на тот или иной предметный полюс и его полюсный горизонт: мир. Ко всему этому адресуются потом дальнейшие вопросы во всех указанных направлениях рефлексии. Конкретно каж­дое Я — это не только Я-полюс, но Я во всех его свершени­ях и полученных в их результате приобретениях, к которым причисляется и мир, имеющий значимость сущего и так-сущего. Но в эпохе и при взгляде, направленном чисто на функционирующий Я-полюс, а от него — на конкретное целое жизни и ее промежуточных и итоговых интенцио-нальных образований, ео ipso не показывается ничто чело­веческое, не обнаруживается душа и душевная жизнь, ре­альные психофизические люди — все это входит в «фено­мен», принадлежит миру как конституированному полюсу.

Ь) Я как изначальное Я конституирую мой горизонт

трансцендентальных Других как субъектов,

входящих вместе со мной в конституирующую мир

трансцендентальную интерсубъективность

Тем не менее мы не удовлетворены и еще задержимся на этой парадоксальности. Наше наивное продвижение было на самом деле не совсем корректным, потому что мы забыли самих себя, философствующих; если говорить яс-

246

нее: эпохе осуществляю я, и даже если тут существуют многие, даже если они осуществляют эпохе в актуальной общности со мной, то для меня, в моем эпохе, все другие люди со всей их жизнью и ее актами включены в мировой феномен, который в моем эпохе есть исключительно мой феномен. Эпохе порождает единственное в своем роде фи­лософское одиночество, которое является фундаменталь­ным методическим требованием для действительно ради­кальной философии. В этом одиночестве [Einsamkeit] я все же не какой-то одиночка [ein Einzelner], который по како­му-либо собственному, пусть даже теоретически оправдан­ному умыслу (или случайно, например как жертва кораб­лекрушения) выделяется из общности людей, все еще соз­навая свою принадлежность к ней также и после этого. Я не есмь одно Я, которое все еще придает естественную зна­чимость своему Ты, своему Мы и всей общности, в кото­рую он входит наряду с другими субъектами. Все человече­ство, а также все подразделение и весь порядок личных ме­стоимений стало в моем эпохе феноменом, вместе с тем предпочтением, которое отдается Я-человеку среди других людей. Я, которого я достигаю в эпохе, то самое, которым при критическом переистолковании и корректировке де­картовой концепции было бы «ego», называется «Я», соб­ственно, лишь в силу омонимии, хотя эта омонимия и со­размерна его существу, поскольку, когда я пытаюсь как-то назвать его в рефлексии, я не могу сказать ничего иного, кроме как: это я, я, осуществляющий эпохе, я, исследую­щий мир — имеющий сейчас для меня значимость сооб­разно своему бытию и так-бытию, со всеми его людьми, в существовании которых я полностью уверен,—в качестве феномена; стало быть, я, стоящий надо всем естественным вот-бытием, которое имеет для меня смысл, и образую­щий Я-полюс той или иной трансцендентальной жизни, в которой мир сначала имеет для меня смысл чисто как мир: Я, которое в полной конкретности объемлет в себе все это. Это не означает, что наши прежние очевидности, которые

247

уже были изложены как трансцендентальные, обманывали нас и что мы теперь не в праве будем, несмотря на это, го­ворить о трансцендентальной интерсубъективности, кон­ституирующей мир как «мир для всех», в которой снова выступаю я, но уже как «одно» трансцендентальное Я сре­ди других, а также «мы все» как трансцендентально функ­ционирующие.

Нарушена же была методичность, неправильно было сразу вскакивать в трансцендентальную интерсубъектив­ность, перескакивая при этом через изначальное Я [Ur-Ich], ego моего эпохе, всегда остающееся уникальным и по ли­цам не склоняемым. Этому лишь по видимости противоре­чит то, что оно (в особом свойственном ему конститутив­ном свершении) для себя самого делает себя склоняемым трансцендентально; что оно, стало быть, из себя и в себе конституирует трансцендентальную интерсубъективность, к которой затем причисляет и себя, в качестве всего лишь предпочитаемого члена, а именно, в качестве Я трансцен­дентальных других. Этому действительно учит философ­ское самоистолкование в эпохе. Оно может показать, как остающееся всегда единственным Я в своей оригинальной, протекающей в нем конституирующей жизни конституи­рует первую, «примордиальную», предметную сферу, как оно осуществляет отсюда мотивированное конститутивное свершение, посредством которого получает бытийную зна­чимость интенциональная модификация его самого и его примордиальности — под титулом «чужого восприятия», восприятия Другого, другого Я, Я для себя самого, как я сам. Это становится понятным по аналогии, если мы при трансцендентальном истолковании воспоминания уже по­няли, что к припомненному, к прошлому (имеющему смысл некого прошедшего настоящего) принадлежит так­же и прошлое Я того настоящего, тогда как действительное оригинальное Я есть Я актуального присутствия [Prasenz], к которому, помимо того, что явлено в качестве тепереш­ней предметной сферы, принадлежит также и воспомина-

248

ние кдк присутствующее [prasentes] переживание. Таким образом, актуальное Я осуществляет свершение, в котором оно конституирует вариативный модус себя самого как су­щего (в модусе прошедшего). Отсюда можно проследить, как актуальное Я, всегда текуче-настоящее, конституирует себя в собственной временности [Selbstzeitigung] как для­щееся в «своих» прошлых [Vergangenheiten]. Точно так же актуальное Я, уже длящееся в длящейся примордиальной сфере, конституирует в себе Другого как Другого. Приоб­ретение собственной временности [Selbstzeitigung] посред­ством, так сказать, удаления-от-настоящего [Ent-Gegen-wartigung] (в ходе воспоминания) имеет свою аналогию в моем от-чуждении [Ent-Fremdung] (в ходе вчувствования как удаления-от-настоящего на более высокой ступени — удаления от моего изначального присутствия [Urprasenz] во всего лишь приведенное к настоящему изначальное присутствие [vergegenwartigte Urprasenz]). Так во мне полу­чает бытийную значимость «другое» Я, как соприсутствую­щее [komprasent], со своими способами очевидного под­тверждения, по-видимому, совсем иными, нежели спосо­бы «чувственного» восприятия.

Методически трансцендентальная интерсубъективность и формирование ее трансцендентальной общности, в кото­рой на основе функционирующей системы Я-полюсов конституируется «мир для всех» (для каждого субъекта как мир для всех), может быть обнаружена только из ego и из систематики его трансцендентальных функций и сверше­ний. Только на этом пути, в сущностно систематическом продвижении, можно обрести и последнее уразумение того, что каждое принадлежащее интерсубъективности трансцендентальное Я (как участвующее в конституирова-нии мира указанным путем) должно быть с необходимо­стью конституировано как человек в мире, что, следова­тельно, каждый человек «носит в себе трансцендентальное Я»; но не как реальную [reale] часть или слой своей души (что было бы абсурдно), а в той мере, в какой он есть само-

249

объективация соответствующего трансцендентального Я, каковую может обнаружить феноменологическое самоос­мысление. Пожалуй, каждый человек, осуществивший эпохе, смог бы познать свое последнее, функционирующее во всех его человеческих деяниях Я. Наивность первого эпохе имела, как мы сразу увидели, то следствие, что Я, фи­лософствующее «ego», поскольку я схватывал себя как функционирующее Я, как Я-полюс трансцендентальных актов и свершений, сразу же — и необоснованно, а значит, неправомерно — приписывало человечеству, в котором я себя нахожу, то самое превращение в функционирующую трансцендентальную субъективность, которое только я один осуществил в себе. Несмотря на методическую непра­вомерность, в этом все же заключалась некая истина. Но при любых обстоятельствах и из глубочайших философ­ских оснований (не только методических), о которых сей­час нельзя говорить подробнее, нужно отдать должное аб­солютной уникальности ego и его центральному положе­нию во всякой конституции.