§ 35. Аналитика трансцендентального эпохе. Первое: эпохе в отношении объективной науки

В природном своеобразии возникшей перед нами зада­чи заключено то, что метод доступа к рабочему полю новой науки (с достижением которого только устанавливаются ее рабочие проблемы) подразделяется на несколько шагов, каждому из которых по-новому свойствен характер некого эпохе, воздержания от наивно-естественных и всегда уже реализуемых значимостей. Первое необходимое эпохе, т. е. первый методический шаг, уже обозначилось в поле нашего зрения благодаря предшествующему осмыслению. Нужно,

184

однако, дать ему четкую универсальную формулировку. По всей видимости, прежде всего требуется осуществить эпохе в отношении всех объективных наук. Это означает не про­сто абстрагироваться от них, скажем, переосмысливая в фантазии современное человеческое вот-бытие так, будто в нем не остается ничего от науки. Подразумевается, скорее, эпохе в отношении привлечения любых объективно-науч­ных познаний, эпохе в отношении всех критических пози­ций, интересующихся их истинностью или ложностью, даже по отношению к их ведущей идее объективного по­знания мира. Короче говоря, мы осуществляем эпохе в от­ношении всех объективных теоретических интересов, всех целей и действий, которые свойственны нам как объектив­ным ученым или просто как людям любознательным.

Но в этом эпохе для нас, его осуществляющих, науки и ученые не исчезают. Они остаются тем, чем во всяком слу­чае были раньше, а именно фактами в единой взаимосвязи жизненного мира; разница лишь в том, что в силу эпохе мы не функционируем теперь как соучаствующие в их интере­сах, в их работе. Мы как раз учреждаем в себе особую хаби-туальную направленность интереса, принимаем некото­рую установку, которая похожа на профессиональную и располагает особым «профессиональным временем». Как в других случаях, так и здесь оказывается, что когда мы ак­туализируем один из наших хабитуальных интересов и бы­ваем заняты нашей профессиональной деятельностью (вы­полняем работу), мы находимся в состоянии эпохе в отно­шении других наших жизненных интересов, которые, од­нако, продолжают существовать и остаются нам свойст­венны. У всего есть «свое время», и когда одно сменяет дру­гое, мы говорим, к примеру: «пришло время идти на заседа­ние, на выборы» и т. п.

Хотя в специальном смысле мы называем нашей «про­фессией» науку, искусство, военную службу и т. д., все же, как у обычных людей, у нас постоянно (в расширенном смысле) есть сразу несколько «профессий» (установок на-

185

шего интереса): мы одновременно являемся отцами се­мейств, гражданами государства и т. д. У каждой такой про­фессии есть свое время для актуализирующих ее занятий. Поэтому и тот вновь учрежденный профессиональный ин­терес, универсальная тема которого была определена как «жизненный мир», встраивается в ряд прочих жизненных интересов, или профессий, и тоже имеет «свое время» в рамках единого персонального времени, составляющего форму перемежающихся профессиональных интересов.

Конечно, такое уравнивание новой науки со всеми «гра­жданскими» профессиями, и даже с самими объективными науками, выглядит как своего рода недооценка, как пренеб­режение наибольшим ценностным различием, которое только может существовать между науками. Такое понима­ние позволило современным философам-иррационали-стам приняться за столь любимую ими критику. Ведь при таком способе рассмотрения все выглядит так, будто тут опять-таки должен быть утвержден новый, чисто теорети­ческий интерес, некая новая «наука», обладающая новой профессиональной техникой, которой занимаются либо как строящей из себя некий идеал интеллектуальной игрой, либо как интеллектуальной техникой более высокой ступе­ни, стоящей на службе позитивных наук, полезной для них, в то время как сами они, в свою очередь, свою единствен­ную реальную ценность имеют в полезных для жизни при­способлениях. Против подмен, совершаемых поверхност­ными читателями и слушателями, которые, в конечном счете, слышат только то, что хотят слышать, мы бессильны, но они и составляют массовую публику, к которой философ равнодушен. Те немногие, к кому обращена его речь, впол­не сумеют воздержаться от такого подозрения, тем более после того, что мы уже сказали в предыдущих лекциях. Они по крайней мере подождут, куда приведет их наш путь.

Есть веские основания того, почему я и для установки «феноменолога» столь остро подчеркиваю ее профессио­нальный характер. В описании рассматриваемого здесь

186

эпохе в первую очередь указывается на то, что это эпохе подлежит хабитуальному исполнению, которому отведено свое время, когда оно оказывает свое воздействие в работе, другое же время посвящено каким-либо другим рабочим или игровым интересам; и прежде всего на то, что приоста­новка исполнения ничего не меняет в интересе, который по-прежнему развивается и сохраняет значимость в персо­нальной субъективности как ее хабитуальная направлен­ность на цели, остающиеся у нее как ее значимости,— и именно поэтому исполнение в том же самом смысле всегда может быть вновь актуализировано в другое время. Но в дальнейшем это никоим образом не означает, что эпохе жизненного мира (которому, как мы покажем, присущи еще и другие значительные моменты) в практически-«эк-зистенциальном» аспекте означает для человеческого вот-бытия не больше, чем профессиональное эпохе сапож­ника, и что в сущности все равно, сапожник ты или фено­менолог, а также — феноменолог ты или ученый, занимаю­щийся позитивной наукой. Быть может, выяснится даже, что тотальная феноменологическая установка и соответст­вующее ей эпохе прежде всего по своему существу призва­ны произвести в личности полную перемену, которую мож­но было бы сравнить с религиозным обращением, но в ко­торой помимо этого скрыто значение величайшей экзи­стенциальной перемены, которая в качестве задачи пред­стоит человечеству как таковому.