motroshilova_n_v_poznanie_i_obshestvo_iz_istorii_filosofii_x

только еще иачали складываться и развертываться. На примере рассматриваемых здесь идей Гоббса можно ви­ деть вполне объективные причины и основания, в силу которых соединение сущности человека с наличными со­ циальными условиями, весьма противоречивыми, превра­ щенными, казалось совершенно немыслимым.

Но в учении Гоббса о необщественной сущности чело­ века можно заметить противоречие, на которое следует обратить особое внимание. Ведь учение Гоббса объектив­ но оказывается размышлением об особых формах пове­ дения человека в специфических социальных условиях. Кроме того, Гоббс признает, что индивиды объединяются в гражданское общество для того, чтобы спасти самих себя, хотя и преодолевая при этом свою антиобществен­ ную природу. Значит, ои не отрицает, что хотя бы одно

из	внутренних	побуждений человека — а			это	желание
жить! — может		быть реализовано только		в	условиях че­
ловеческого общения. Здесь, рассуждает				Гоббс,		вступают
в	силу «естественные		законы» — предписания,			найден­
ные разумом правила,			согласно которым		«человеку за­

прещается делать то, что пагубно для его жизни или что лишает его средств к ее сохранению, и упускать то, что ои считает наилучшим средством для сохранения жизни» (8, 2, 155). Разумность и социальность выступают в тес­ ном единстве. Сам Гоббс считает «хорошими», разумны­ ми такие склонности людей, «которые способствуют сов­ местной жизни людей в условиях государственной орга­ низации» (8, 1, 262). Но поскольку такая совместная жизнь является фактом, отсюда можно заключить о дей­ ствительном существовании «хороших», т. >е. социальных, склонностей человека. Гоббс признает, что нельзя пост? роить науку о морали, если взять человека, «как таково­ го, вне государственной организации»: тогда будет утра­ чен «твердый масштаб», при помощи которого можно оп­ ределить и даже измерить добродетель и порок. А это весьма важно для Гоббса, стремящетооя к позитивному научному исследованию человеческих поступков. Таким образом, естественные законы в толковании Гоббса — это найденные и усвоенные людьми принципы разумного, общения, принципы, следуя которым индивид и общается с другими людьми, якобы столь же необщественными, как и ои сам, и сохраняет свою жизнь. По сути дела Гоббс проводит здесь различие между «объективной разум­

72

ностью» самого исторического процесса, которая дейст­ вует лишь постольку,^ поскольку человек превращает ее в принципы своего поведения и становится благодаря этому социальным человеком, и необщественными чувст­ вами, асоциальной сущностью человека, которая сущест­ вует, но не может помешать (а в конечном счете даже способствует) действию естественных законов.

Ит)ак, Гоббс начинают с того, что сущность человека следует искать вне гражданского общества, а заканчивает неожиданным для данного хода мыслей заключением о частичном совпадении «естественных» законов развития человеческой сущности и гражданского общества и, бо­

лее	того,	«наличного государственного	законодательст­
ва»	(!).	Действительное содержание и	объективный ре­

зультат рассуждений Гоббса о человеке не совпадают с его субъективным замыслом. Гоббс стремился доказать, что природа человека (состояние «войны всех против всех») является иеобществеиной, но па самом деле отчет­ ливо обнаруживает, в какой значительной мере отдель­ ный человек, фещцивид, 'зависит от той общественной си­ стемы, в рамках которой он живет и развивается: обще­ ство, враждебное индивиду, заражает и отдельного чело­ века антисоциальными настроениями и эмоциями.

Из рассмотрения учений о человеческой сущности, характерных для философ™ XVII в., мы можем сделать общий вывод: разумность, которая, по общему убежде­ нию, является отличительным человеческим качеством, так или иначе объединяется с активным, свободным дей­ ствием человека, совершаемым в рамках общества сов­ местно с другими людьми. Отсюда понятно, почему со­ вершенствование разума философы XVII в. единодушно считают «самым полезным в жизни» (определение Спи­ нозы). Благодаря этому философское учение, которое спо­ собствует такому совершенствованию, открывая законы разума, также является в высшей степени полезной для жизни, для практического бытия частью философии. Тео­ рия познания, таким образом, совершенно непосредствен­ но включается в общий комплекс практически важного теоретического философского знания. Из учения о чело­ веке органично вытекает настоятельная задача: помочь человеку использовать, развить присущую ему разум­ ность, проложить пути к истине, дать ему в руки пра­ вильный метод познания закономерностей развития при­

73

роды и принципов человеческой жизни. Однако учение о методе бессильно помочь человеку, пока он сам не заин­ тересован в совершенствовании природной разумности, пока ои не обретет решимость отбросить ложные мнения

и	предрассудки, которыми	опутан с самого детства. Так
и	получается, что учение	о лжи, предрассудках — этих

«призраках», парализующих познание, об освобождении от них, «очищении» разума логически предшествует соб­ ственно методологическому разделу теории познания,

предшествует теории истины.		способов мышле­
Признание	и применение новых
ния — и это	хорошо понимали великие мыслители рас­
сматриваемой	эпохи — не наступает в	ходе и результате

одной только теоретической борьбы. «Совершенно напрас­ но было бы думать,— пишет Галилей,— что можно ввести новую философию, лишь опровергнув того или другого автора: сначала нужно научиться переделывать мозг лю­

дей и делать их способными отличать истину от лжи

(курсив наш.—Н. М .), а это под силу одному богу» (5, 57). И когда Декарт говорит: «Стараться преодолеть все трудности и заблуждения, мешающие нам достигать по­ знания истины,— это в сущности то же, что давать сраже­ ния» (9, 309), то он абсолютно прав применительно к своей, да и не только к своей, эпохе. Но сколь бы труд­ ной и поистине невыполнимой для отдельных людей ни казалась эта задача, Галилей и Бэкон, Декарт и Спиноза, Гоббс и Локк решительно включились в борьбу за «пере­ делку человеческого мозга», стараясь внести посильную для философии лепту в «очищение» разума человека, в его подготовку к восприятию установок и принципов но­ вого общества.

ГЛАВА IV

ТЕОРИИ «ОЧИЩЕНИЯ» РАЗУМА

§ 1. В борьбе против «призраков» (Фрэнсис

Бэкон)

Высший смысл и величай­ шую ценность философии Бэкои усматривает в восста­ новлении гармонии «между Умом и Вещами» (4, 71). Бэкон не случайно говорит о («восстановлении» такой гармонии: в существующем, унаследованном от про­ шлого мышлении эта гармония, по его глубокому убеж­ дению, настолько нарушена, что все наличное знание можно уподобить громаде без фундамента (см. 4, 72). Оно «дурно составлено и построено». Поэтому тщетна была бы надежда на некоторые частные усовершенство­ вания, скажем на улучшение формального аппарата рассуждения. Требуется, по Бэкону, осуществить ре­ шающие, принципиальные преобразования во всей гро­ мадной сфере человеческого мышления и познания: придется «заново обратиться к Вещам с лучшими сред­ ствами и произвести Восстановление наук и искусств и всего человеческого знания вообще, утвержденное на должном основании» (4, 72). Замысел этот, как хорошо понимает Бэкон, необъятен, поистине бесконечен. Но «лучше положить начало тому, что может привести к выходу, чем вечными усилиями и стараниями связы­ вать себя с тем, что никакого выхода не имеет» (4, 72). Бэкону совершенно ясно новаторское значение того «Восстановления наук», которое он и его знаменитые современники, ученые и философы, начинают осуществ­ лять. «Оно ново, и притом вполне, хотя и списано с

75

весьма старого образца, а именно с самого мира и при­ роды вещей и духа» (4, 73).

Итак, Бэкон придерживается того мнения, что ста­ рый, унаследованный от средневековья и идеологически освященный церковью и схоластикой способ мышления переживает глубокий кризис; это знание (и соответст­ вующие ему способы исследования) несовершенно по всем линиям: оно «в практической части бесплодно, пол­ но нерешенных вопросов; в своем росте медлительно и вяло; тщится показать совершенство в целом, но дурно заполнено в своих частях; по содержанию угождает тол­ пе и сомнительно для самих авторов, а потому ищет за­ щиты и показной силы во всевозможных ухищрениях»

(4, 79).

Главные противники Бэкона — воинствующие пред­ ставители схоластики, догматики по убеждению, при­ званию либо догматики по «профессии», по официаль­ ной идеологической функции. Его, однако, совершенно не удовлетворяет и деятельность тех категорий людей, которым ясна неудовлетворительность старого воззре­ ния, но совершенно туманно рисуются цели и содержа­ ние нового способа сознания. Речь идет, во-первых, об ученых, которые обратились к изучению наук о приро­ де, но делают это робко, боязливо, решаясь только на незначительные, непринципиального характера исправ­ ления. Во-вторых, Бэкон имеет в виду тех, кто с боль­

шим	шумом ниспровергает старое,			желая расчистить
путь	для	своего	собственного, часто	вздорного,	мнения.
В-третьих,		сюда	мояшо причислить	людей,	которые

искренне стремились к свободе, не подчинялись ни сво­ им, ни чужим мнениям, но оказались захваченными во­ доворотом хаотических поисков и доказательств. Все эти категории людей, работающих в науке, не имеют, убеж­ ден Бэкон, отношения к действительной науке, посколь­ ку не соприкасаются должным образом с самими вещами и с опытом. И это не удивительно: одного отречения от старого далеко не достаточно.

Труден путь человеческого познания. Здание приро­ ды, в котором приходится прокладывать путь познаю­ щему человеку, подобно лабиринту; дороги здесь раз­ нообразны и обманчивы, сложны «петли и узлы приро­ ды». Познавать приходится при «неверном свете чувств». Да и те, кто ведет людей по этому пути, сами сбива­

76

ются с Дорогй и увеличивают число блужданий и блуж­ дающих. Вот почему требуется внимательнейшим обра­ зом изучить принципы познания. «Надо направить на­ ши шаги путеводной нитью и по определенному прави­ лу обезопасить всю дорогу, начиная уже от первых вос­ приятий чувств» (4, 81). Поэтому великое дело восста­ новления наук Бэкон разбивает на две части: первая, «разрушительная», должна помочь человеку «осущест­

вить совершенный	отказ	от	обычных теорий и понятий
и приложить затем	заново		к частностям	очищенный и
беспристрастный разум»		(4,	165. Курсив	наш.— Н . М .).

Поддерживая впоследствии это великое дело Бэкона, Декарт справедливо заметит, что позитивные успехи, до­ стигнутые им в науке, есть следствия и выводы из пяти­ шести преодоленных «главных трудностей».

«Беспристрастный разум» есть та исходная точка, в которой может и должно быть применено учение о ме­ тоде — положительная, 'собственно «созидательная» часть восстановления наук. Предложенная здесь Бэконом струк­ тура учения о познании по сути дела заимствуется, как мы увидим, Декартом и Стишзой.

Итак, первая задача разрушительная, задача «очи­ щения», освобождения разума, подготовка его к после­ дующей позитивной творческой работе. Эту задачу Бэ­ кон стремится разрешить в своем знаменитом учении о «призраках» или «идолах».

* *

*

«Наше учение об очищении разума для того, чтобы он был способен к истине, заключается в трех изобли­ чениях: изобличении философий, изобличении доказа­ тельств и изобличении прирожденного человеческого ра­ зума»,— пишет Бэкон. Соответственно этому Бэкон, как известно, различает четыре рода «призраков», помех, препятствующих подлинному, истинному познанию:

1) призраки рода, имеющие основание «в самой при­ роде человека, в племени или в самом роде людей»;

2) призраки пещеры, заблуждения отдельного чело­ века или группы людей, обусловленные «малым миром», «пещерой» индивида или группы;

3) призраки рынка, проистекающие из взаимного общения людей, и, наконец,

77

4)призраки театра, «которые вселились в души Лю­

дей им разных догматов философии, а также из преврат­ ных законов доказательств» (4, 117).

Призраки рода, по Бэкону, неотъемлемо присущи человеческому познанию, которому свойственно «приме­ шивать к природе вещей свою природу», из-за чего ве­ щи предстают «в искривленном и обезображенном виде»

(4, ,116).

Каковы же эти призраки? Человеческий разум скло­ нен, по Бэкону, приписывать вещам больше порядка и единообразия, чем способен их действительно отыскать в природе. Разум человека, далее, определенно придер­ живается однажды принятых положений, стремится ис­ кусственно подогнать новые факты и данные под эти свои или общераспространенные убеждения. Человек обычно поддается тем доводам и аргументам, которые сильнее поражают его воображение. Бессилие ума про­ является и в том, что люди, не задерживаясь должным образом на изучении частных причин, устремляются к

всеобщим объяснениям, не выяснив	одного, хватаются
за познание другого. «Жаден разум	человеческий. Он

не может ни остановиться, ни пребывать в покое, а по­ рывается все дальше» (4, 119).

Ум по природе своей склонен рассекать природу на части и текучее мыслить как постоянное.

Разум человека теснейшим образом связан с миром чувств. И отсюда проистекает, по Бэкону, громадная «порча» познания. Во-первых, человек «скорее верит в инстинность того, что предпочитает», оказывается ско­ ванным своими симпатиями и вкусами. Во-вторых, че­ ловек склонен излишне доверять показаниям органов чувств, своим чувственным впечатлениям, между тем как чувства косны, несостоятельны и обманчивы. «Чув­ ство само по себе слабо и заблуждается, и немного стоят орудия для расширения и обострения чувств» (4, 121).

Таковы в изображении Бэкона призраки или идолы, сковывающие познание, препятствующие отысканию ис­ тины. Эти (склонности человеческого ума 'являются свое­ образными константами, порожденными неизменной и постоянной природой человека, т. е. существенными свойствами человеческого индивида и человеческого ро­ да. Пока существуют люди, человеческий .род, познание, будет опираться на чувства, индивиды будут излишне

78

доверять чувствам. Потому постоянное, непреходящее значение имеет осуществляемое философией «предосте­ режение»: доверие к чувствам, к склонностям и пред­ почтениям препятствует познанию истины.

Призраки пещеры возникают потому, что «свойства души» различных людей весьма разнообразны: одни лю­ бят частные науки и занятия, другие больше способны к общим рассуждениям; «одни умы склонны к почита­ нию древности, другие охвачены любовью к восприятию нового» (4, 123) и т. д. Эти различия, проистекающие и из индивидуальных склонностей, и из воспитания и при­ вычек, существенным образом влияют на познание, замутняя и искажая его. Так, сами по себе установки на новое или старое отклоняют человека от познания исти­ ны, ибо последнюю, как убежден Бэкон, «надо искать не в удачливости какого-либо времени, которая непостоян­ на, а в свете опыта природы, который вечен» (4, 123). Перечисление призраков рода и пещеры позволяет Бэко­ ну еще раз сделать общее предостережение: человек дол­ жен в каждый данный момент сомневаться в том, что особенно сильно захватило и пленило его разум; разум должен оставаться «уравновешенным и чистым», откло­ няющее влияние интереса, склонности, предпочтения, привычки, индивидуальных особенностей человека не должно его коснуться.

Призраки рынка порождаются вследствие неправиль­ ного употребления слов и имен: слова могут обратить свою силу против разума. Тогда, подчеркивает Бэкон, науки и философия становятся «софистическими и без­ действенными» (4, 124), «громкие и торжественные» споры вырождаются в чисто словесные диспуты. При этом зло, проистекающее от неправильного употребления слов, бы­ вает двух родов: названия даются несуществующим ве­ щам и по поводу этих фикций, вымыслов создаются целые теории, столь же пустые и ложные. В данной свя­ зи Бэкон упоминает о словах и понятиях, порожденных суеверием или возникших в русле схоластической фило­ софии. Вымыслы на время становятся реальностью, и в этом состоит их парализующее влияние на познание. Но отбросить этот род призраков легче: «для их искоренения достаточно постоянного опровержения и устаревания теорий» (4, 125). «Но другой род призраков сложен и глубоко сидит. Это тот, который происходит из плохих и

79

невежественных абстракций» (4, 125). Здесь Бэкон имеет в виду неопределенность, смутность того смысла, который связывается с целым рядом слов и научных понятий, пущенных в широкий практический и научный обиход.

Отличие призраков театра состоит в том, что они «не врождены и не проникают в разум тайно, а открыто пе­ редаются и воспринимаются из вымышленных теорий и превратных законов доказательств» (4, 126). Здесь Бэкон рассматривает и классифицирует те типы философского мышления, которые ои считает принципиально ошибоч­ ными и вредными, препятствующими формированию не­ предубежденного разума. Речь идет о трех формах оши­ бочного мышления: софистике, эмпиризме и суеверии. Бэкон перечисляет отрицательные последствия для нау­ ки и практики, вызванные догматической, фанатической, «докторальной» приверженностью к метафизическим рас­ суждениям или, наоборот, к сугубому эмпиризму. Корень неудовлетворительности созерцательно-метафизической философии — непонимание или сознательное пренебреже­ ние тем обстоятельством, что «вся польза и пригодность практики заключается в открытии средних истин» (4, 133). Вред крайнего эмпиризма состоит в том, что при помощи ежедневных опытов, порождающих невежествен­ ные суждения, «развращается воображение» людей. Тео­ логия и «философия» суеверий, понятно, признаются главным из всех философских зол. Вред теологии и суе­ верия очевиден: «человеческий разум не менее подвер­ жен впечатлениям от вымысла, чем впечатлениям от обычных понятий» (4, 130). Итак, «философские при­ зраки» рассматриваются здесь Бэконом не столько с точ­ ки зрения их содержательной ложности, сколько в свете отрицательного влияния на формирование познаватель­ ных способностей и устремлений человека.

Перечисление призраков закончено. Бэкон выражает горячую веру и убеждение, что «они должны быть опро­ вергнуты и отброшены твердым и торжественным реше­ нием и разум должен быть совершенно освобожден и очищен от них (курсив наш.— Я. М.)». «Пусть вход в царство человека, основанное на науках,— страстно при­ зывает Бэкон своих современников,— будет почти таким же, как вход в царство небесное, куда никому не дано войти, не уподобившись детям» (4, 135).

Итак, в учении Бэкона о призраках, предельно про­

стом и четком по структуре и исполнению, заключено важное практическое, конкретно-историческое и общетео­ ретическое содержание. Человеческий пафос, пронизыва­ ющий эту концепцию, убежденность и решительность ее автора порождены тем, что подготовка умов к объектив­ ному, непредвзятому исследованию природы, к самостоя­ тельному, инициативному социальному действию была общественной потребностью, четким «социальным зака­ зом». Эта потребность в XVII в. выражалась в необходи­ мости воспитания не только нового племени ученых, соз­ дателей техники, но и вообще в пропаганде нового спо­ соба жизнедеятельности, иного по сравнению со средне­ вековьем отношения к унаследованному знанию — ко всем тем принципам, которые руководили практической деятельностью людей или их научными занятиями.

Общий смысл учения о призраках определяется этой его социальной воспитательной функцией. Перечисление призраков, признает Бэкон, еще не дает гарантии движе­ ния к истине, такой гарантией может быть только тща­ тельно разработанное учение о методе. «Но и перечисле­ ние призраков многому служит»: его цель — «подгото­ вить разум людей для восприятия того, что последует», очистить, пригладить и выровнять площадь ума, «утвер­ дить ум в хорошем положении и благоприятном аспекте» (4, 178). Итак, функция учения о призраках — социаль­ но-воспитательная. Речь идет о создании новых общест­ венных и одновременно индивидуальных установок, но­ вых принципов подхода к изучению и развитию науки, об обеспечении тех социально-психологических условий, которые отнюдь не самодостаточны, но в качестве исходных и предварителышх^ншбходимьГи" желательны. ;

Ж "в этом смысле значение теории призраков Бэкона расширяется далеко за пределы породивших его конкрет­ но-исторических задач. В нем заключено и общесоциаль­ ное содержание. Нам думается, что Бэкоовс правильно перечисляет здесь те опасности, которые угрожали науке во времена массового поклонения авторитетам, в периоды особой догматизации знаний и принципов. Прав Бэкон и в том, что личные, индивидуальные интересы, склонности, весь строй привычек и устремлений могут оказывать и оказывают определенное и часто отрицательное влияние на деятельность данного индивида в науке, а в некото­ рой стеценц — на развитие знания вообще.

81