motroshilova_n_v_poznanie_i_obshestvo_iz_istorii_filosofii_x

Н.В.МОТРОШИЛОВА

ПОЗНАНИЕ

И

ОБЩЕСТВО

ИЗ ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

XVII—XVIII ВЕКОВ

ИЗДАТЕЛЬСТВО «МЫСЛЬ» МОСКВА 1969

иь ^

М85

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Мотрошилова Нелли Васильевна (р. в 1934 г.) — канди­ дат философских наук, старший научный сотрудник Инсти­ тута философии Академии наук СССР. Слециализкруется в области социологических проблем истории философии и кри­ тики современной зарубежной философии. Автор книги «Принципы и противоречия феноменологической философии»

(М., 1968).

1-5-1

63-69

Введение

Вопрос о социальной обус­ ловленности и социальной сущности познания и знания стал живым нервом современных философских исследо­ ваний, предметом горячих дискуссий.

На первый взгляд решение представляется ясным и определенным: ведь никому не придет в голову отрицать

тот вполне тривиальный факт, что				познание (и		его ре­
зультат — знание,	взятое также и			в	«ослепительной»
форме научной истины) возникает,				существует		и разви­
вается в обществе,	в	ходе	совокупной		социальной дея­
тельности людей.
Но от признания		самого	факта	социальной		обуслов­

ленности познания до развитого, всестороннего теорети­ ческого выведения общественной сущности познаватель­ ной деятельности дистанция огромного размера. И путь

этот — со всеми			его трудностями, парадоксами, неожи­
данностями,		прямыми опасностями — до сего дня еще
не	пройден,	не	завершен философской мыслью. Однако
в	современных		исследованиях достаточно определенно

выявились теоретические затруднения, дилеммы, проти­ воречия, требующие настоятельного разрешения в соот­ ветствии с новейшими потребностями и расширившими­ ся возможностями философского поиска и анализа.

Своеобразная ситуация создалась в буржуазной фи­ лософии и социологии XX в.: здесь четко поляризова-

3

лис], дна подхода, две тенденции, две линии, связанные с определением сущности познания, в том числе и в особенности научного, истинного познания. Представи­ тели и выразители первой тенденции — это философы, 1финципиально противопоставляющие «имманентную»

сущность познания и социально-исторический опыт. По их убеждению, общество оказывает на познание внеш­ нее воздействие и поэтому теория познания, изучающая сущность познавательной деятельности, не только мо­ жет, но и должна отвлечься от этого влияния.

Другие философы и социологи, наоборот, горячо ра­ туют за социальный и социологический подход к изу­ чению сущности познания. К этой группе могут быть причислены представители социологии познания, а так­ же философы и социологи, усматривающие сущность знания, в том числе научного, в его зависимости от исто­ рически определенных технических предметных средств, в его функции создавать социально полезный продукт. Они считали и считают своей главной целью не просто доказательство социальной обусловленности, но выявле­ ние общественной природы, общественной сущности че­ ловеческого познания. И это их намерение теоретически оправдано; оно совпадает с основными установками марксистской традиции, тем более что именно из пос­ ледней, как свидетельствуют исторические факты, сам

замысел — обнаружить социальную сущность	позна­
ния — был представителями социологии познания	заим­
ствован.

Тем не менее при попытке дать развернутое исследо­

вание социальной природы	познания	они столкнулись
с громадной теоретической	трудностью.	Пока речь шла

о социально-классовой обусловленности тех мыслитель­ ных образований, которые были связаны с социальным действием и классовой борьбой прямо и непосредствен­ но, принятый социологами познания принцип, казалось, мог плодотворно «работать». Но как только предметом объяснения стало научное знание и познание, появился камень преткновения. Сколько ни пытались лишить ис­

тину, науку того таинственного,		«©ечного» ореола, кото­
рым окружила	ее классическая	западная мысль, сколь­
ко ни старались	«приземлить»	ее, приблизив к вполне

реальным, исторически конкретным человеческим отно­ шениям, никак не удавалось раскрыть «сердцевину»,

4

л:ш гпдку» науки, казалось, перешагивающей через все мпримотии социального развития и превратности индииидуального опыта. Пусть были открыты и описаны но- ш.ш факты и обстоятельства, характеризующие условия существования и организации научного познания,— в реторте анализа, предпринятого социологией познания, никак не могла раствориться и постоянно «выпадала в осадок» какая-то неуловимая, «имманентная» сущность иауки.

Казалось, подтверждалась правота тех мыслителей, которые горячо верили в «имманентное», не подвластное обществу и истории, поистине «божественное» царство истин (истин науки и «вечных» норм морально-практи­ ческого действия) и настаивали на автономности процес­ са научного исследования. Они затратили немало уси­ лий на «очищение» разума, на отделение «сердцевины», сущности науки от внешней оболочки, от «шелухи», от наслоений повседневного, исторически-социального и вообще «слишком человеческого» опыта. Истине пред­ стояло пройти — и ее провели — через все «круги ада», где она должна была познать ужасы неадекватного ей мира материального, предметного действия, бурного жи­

тейского	моря поведения, страстей, эмоций индивида,
где она	должна была решительно противопоставить се­

бя человеческим земным и небесным идолам и идеалам, устремлениям и ценностям, а также возвыситься над по­ стоянно сменяющими друг друга социально-классовыми битвами.

И когда в результате такого «очищения» должны бы­ ли наконец получить искомый логический и теоретиче­ ский продукт — вполне автономную, «имманентную» ис­ тину и науку,— совершенно четко выявились два неожи­ данных обстоятельства. Первое из них — теоретического характера. Вычлененные здесь философские объекты — чистое мышление, имманентная сущность науки — при ближайшем рассмотрении оказались вовсе не теми ре­ зультатами, к получению которых сознательно стреми­ лись сторонники анализа науки исключительно как ав­ тономного процесса получения истины. Истина, знание, познавательный процесс предстали в рассматриваемых концепциях не просто внешне обусловленными, но внут­ ренне спаянными с такими факторами «слишком чело­ веческого» бытия, как ценность, переживание, настроен-

5

пость, обязательность, значимость и т. п. Наиболее ра­

дикалы] ыо попытки очищения,	предпринятые в буржуаз­
ной философии конца XIX и	первой четверти XX в.

(неокантианство, феноменология), закончились наиболее явным переходом к социальному и социально-психологи­ ческому описанию познания и знания, что само по себе важно и значительно, сколь бы неудовлетворительным с марксистской точки зрения ни приходилось признать содержание поздней философии Кассирера или Гуссер­ ля.

И второе по порядку, но, пожалуй, более важное по значению обстоятельство — на этот раз практическое, со­ циальное. Ф'илософия, выявляя «сущностные» характе­ ристики (скажем, познания, науки), правда, не претен­ дует на абсолютное совпадение начертанной ею логиче­ ской схемы и полной, многокрасочной картины реаль­ ного опыта, более того, она предполагает их известное расхождение, заставляющее затем, при подключении до­ полнительных координат, специально выводить, объяс­ нять саму действительную ситуацию. «Чистое» знание и познание всегда было и остается в философских уче­ ниях XX в. логической, теоретической моделью, кото­ рую строят для объяснения сущности познавательного процесса, самой природы знания. Тем не менее и теоре- тики-логицисты не могут не быть чувствительными к тем изменениям, к тем сложным и наихарактернейшим процессам, которые происходят в самой действительно­ сти и существенно затрагивают объект их теоретическо­ го моделирования. И если уж касаться здесь реального развития познания, то приходится сказать: никогда прежде концепция автономной науки и «чистой», «им­ манентной» истины не расходилась так принципиально, так резко, так категорически с действительным научно­ познавательным опытом.

В условиях повсеместного превращения науки в ши­ роко разветвленную и организованную в общесоциаль­ ном масштабе отрасль производства, строго подчинен­ ную в своем существовании и развитии конкретным со­ циально-экономическим, историческим законам, концеп­ ция «имманентной» истины, явно идеализировавшая -фигуру независимого в идеологическом и политическом отношении ученого, стала почти мифологическим архаиз­ мом, в лучшем случае — хрупкой, несбыточной мечтой,

G

Сторонники учения о внесоциальной, внеисторической истине не могли не задуматься и над этим обстоятельстиом. Пример тому — работа Эдмунда Гуссерля «Кризис оиро][ейских наук и трансцендентальная феноменология» (1935—1936), своей критикой специфических социаль­ ных условий существования современной науки пред­ ставляющая разительный внешний контраст в отноше­ нии подчеркнуто неисторического анализа написанных им в начале века «Логических исследований».

Любопытно, что учения об «имманентной» сущности познания и истины претерпевали эту трансформацию приблизительно в то же время, когда представители со­ циологии познания начали ограничивать область приме­ нимости принципа социальной обусловленности по-знания, который первоначально был объявлен ими поистине уни­ версальным.

Общдй теоретический итог, к которому приводит за­ падная философия XX в. (в той части и в той степени, в какой она соприкасается с интересующей нас пробле­ мой социальной сущности и социальной обусловленности познания), выглядит весьма неутешительным: механизм

мы и	структура,	обеспечивающие	внутреннее единст­
во — не	внешне	прослеживаемое	взаимовлияние! — со­

циальной деятельности человека и познавательного ас­ пекта этой деятельности, не выяснены, не объяснены в развернутой теоретической системе. С одной стороны, зафиксированы конкретные социальные обстоятельства, прямо или косвенно относящиеся к существованию, функционированию науки и осуществлению познаватель­ ного процесса в современных исторических условиях. Эти факты сами по себе важны: они являются эмпириче­ ской, дотеоретической предпосылкой философско-социо­ логического учения о сущности познания. (Правда, в со­ циологических концепциях, о которых мы говорили вы­ ше, констатация и описание современных особенностей функционирования науки обрастает горькими сожале­ ниями по поводу ее бюрократизации или, наоборот, вос­ торженной оценкой ее неизмеримо расширившихся, по­ истине фантастических возможностей. И эта ценностная констатация непосредственно выдается за теорию во­

проса.) С	другой стороны, выявлены некоторые специ­
фические	характеристики познавательного процесса,	в1
том числе	особенности истинного познания, которые	в

самом доле от него неотъемлемы: результаты познания, сам ход познавательного процесса, его структура, а глав­ ным образом принципы и законы науки не могут быть, конечно, прямо и непосредственно соотнесены с социаль­ ными условиями, тем более с конкретно-историческими событиями и фактами. На этом настаивают сторонники учения об «имманентной» истине.

Познание, знание, наука, истина, с одной стороны, и деятельность, поведение, установки, ориентации, эмоции человека, познающего существа, ученого в частности, общесоциальные процессы и изменения, в том числе не­ посредственно касающиеся познания и науки, с другой стороны, и по сей день остаются двумя разомкнутыми в теории полюсами противоречия. Но ведь в реальном со­ циальном процессе нет науки «с одной стороны» и «с другой стороны» (науки как социального феномена и науки как процесса добывания истины), но есть одна нау-ка, единый процесс социально-исторической деятель­

ности, включающий в качестве неотъемлемого компонен­

та	познавательный опыт.		Четко обозначившаяся					задача
и	проблема философии — последовательно,						системати­
чески,		теоретически	воспроизвести			действительное
противоречивое единство			познавательного			и	социально­
го начал, единство, весьма				сложное	по	своей		струк­
туре.
	Анализируя проблемную			ситуацию,	касающуюся объ­

яснения природы капитала, Маркс зафиксировал зага­ дочное и противоречивое обстоятельство: капитал дол­

жен	возникнуть		в	обращении		и	в то	же время
не в	обращении.		«Таковы условия				проблемы,— писал
Маркс.— Hie		Rhodus,		hie	salta!»	[Здесь Родос, здесь и
прыгай!] (2,		23,	177)	*.	Теория,	призванная		объяснить

природу познания, природу истины, сегодня находится в аналогичном положении, она стоит перед необъяоненным еще, но определенно выявившимся противоречием: позна­ ние (в особенности это относится к истинному познанию) возникает, существует, самой своей сутью -принадлежит к

* Здесь и далее первая цифра соответствует номеру, под кото­ рым цитируемое произведение значится в списке литературы, по­ мещенном в конце книги. Последняя цифра указывает страницу соответствующего произведения. Средняя цифра, выделенная кур­ сивом, означает том.

8

социальному миру		и одновременно, тоже по своей внут-
I юн мой	природе,	развивается в известной	«изолирован-*
постя»	от социальных обстоятельств, как		бы «вне» их.-

«Пдесь Родос, здесь и прыгай!» По нашему глубокому убеждению, единственно возможным трамплином для такого теоретического «прыжка», для постановки про­ блемы познания на современном уровне является по­

дробное изучение наследия Маркса и Ленина, где мно­ гие идеи и (концепции совершенно прямо относятся к поставленной здесь проблеме. Вторым очень важным ус­ ловием можно считать освоение историко-философского опыта в той его части, где реально выявляется, а затем и сознательно разрабатывается интересующая нас проб­ лематика. Одним из главных препятствий на пути раз­ работки концепции общественной сущности и обществен­ ной обусловленности познания является почти повсеме­ стно распространившийся миф, устойчивый предрассу­ док, будто в классической философии мы можем найти разве только распавшиеся осколки концепции «имманен­ тной» истины, автономно-независимой науки, что в ос­ нову философии, по крайней мере докантовской или догегелевской, была положена идея «гносеологического Робинзона», т. е. изолированного от общества, грустно­ одинокого познающего субъекта. Одной из задач настоя­ щей работы является попытка документально опровер­ гнуть этот вредный миф, который противоречит, как мы думаем, самому существу классической философии, а также ее пониманию в работах Маркса и Ленина.

Весьма важно, что исторический анализ в данном случае не уводит нас от актуальных современных теоре­ тических проблем, в частности тех, которые выразились в поляризации «гносеологического» и «социологического» подходов к познанию. Так, если сегодня живым свиде­ тельством противоречия и намеком на взаимопроникно­ вение его сторон является судьба двух тенденций бур­ жуазной философии, то в гносеологии нового времени аналогичная теоретическая трудность приводила к со­ единению разнородных, часто противоречивых элементов в рамках одной и той же концепции. Философские кон­ цепции рассматриваемой эпохи интересны также и тем, что в них можно обнаружить идеи и принципы, пригод­ ные для обеспечения того синтеза, который оказался камнем преткновения для новейшей западной мысли.

9