Внутренний пролетариат

ЭЛЛИНСКИЙ прототип. Переходя от рассмотрения правящих мень­ шинств к пролетариату, вновь обратимся к эмпирическому анализу, чтобы убедиться в том, что разлагающиеся общества неизбежно фор­ мировали пролетариат. Однако мы заметим также, что в сфере духов­ ной внутренний и внешний пролетариат весьма различаются между собой. Обратимся к истории Эллады, начав с периода надлома. Смя­ тение духа, охватившее общество с началом Пелопоннесской войны, продолжало нарастать в течение ста лет сменяющих друг друга войн и революций. Следствием разразившейся катастрофы стал нескончаемый поток беженцев. Во время роста эллинского общества можно найти примеры, когда граждане оказывались оторванными от своих родных корней. Однако для Эллады это было редкостью и воспринималось как нечто ужасное... И вдруг эллинский мир переполнили бездомные из­ гнанники. Великодушная попытка Александра административными мерами помочь беженцам вернуться в свои родные города успеха не имела4. Пожар войны все разгорался, и изгнанники нашли себе дело — они становились наемными солдатами. Увеличение армии только под­ хлестывало военные действия, которые распространялись все шире и шире. Образовался своего рода порочный круг.

Следствием распространения войны и возвышения воинского духа стало резкое падение нравов и разрушение устоявшихся экономических связей.

Например, войны Александра и его последователей в Юго-Западной Азии обеспечили работой многочисленных беженцев, но это под корень, рубило местный хозяйственный уклад. Наемникам платили из персид­ ской государственной казны, что порождало катастрофическую инфля­ цию и делало крестьян и ремесленников греческих городов совершен­ но неконкурентоспособными, что грозило обшеству, у которою были весьма скромные познания в области экономики, полным развалом.

Аналогичными с точки зрения экономики были последствия Пуни­ ческих войн, когда крестьянство, разоренное в ходе опустошительных кампаний, окончательно раскрестьянилось на римской военной служ­ бе, сроки которой были чрезвычайно велики. В результате паулеризированные потомки италийского крестьянства, которое было оконча­ тельно лишено корней насильственным воинским призывом, порва­ ли всякую связь с трудом, исконно кормившим их. В конце концов «новые бедные» стали охотно поступать на воинскую службу, как это раньше случилось в империи Ахеменидов, а несколько позже — с гре­ ческими крестьянами и ремесленниками, присягавшими Александру.

В этом жестоком процессе нетрудно заметить зарождение внутрен­ него пролетариата эллинистического общества. Любопытно отметить

357

и тот подтверждаемый свидетельствами факт, что в этот процесс попа­ дали и бывшие аристократы. Ибо пролетарий — это скорее состояние души, чем нечто обусловленное чисто внешними обстоятельствами. Истинным признаком пролетария является не бедность и не низкое происхождение, а постоянное чувство неудовлетворенности, подогре­ ваемое отсутствием законно унаследованного места в обществе и от­ торжением от своей общины.

Эллинистический внутренний пролетариат формировался прежде всего из числа свободных граждан и даже из аристократов эллинисти­ ческий политической системы. Первые рекруты были прежде всего обделены духовно, но, разумеется, их духовное оскудение, как прави­ ло, сопровождалось и материальным обнищанием. Вскоре эти первые ряды пополнились рекрутами из других источников. Те были пролета­ риями как в духовном, гак и в материальном плане изначально. Ряды эллинистического внутреннего пролетариата быстро росли за счет аг­ рессивности греческого оружия, прошедшего хорошую школу в чере­ де братоубийственных войн. Завоевания Александра и его преемников поглотили сирийское, египетское и вавилонское, а также значительную часть индского общества, превратив земли их во владения эллинисти­ ческого правящего меньшинства. Более поздние завоевания римлян пришлись на варварскую Европу и Северо-Западную Африку. Эти при­ нудительные пополнения эллинистического внутреннего пролетариа­ та, возможно, вначале были более масштабными, чем пополнения за счет коренного греческого населения.

В течение последних двух столетий дохристианской эры крестьян­ ство последовательно вытеснялось рабами-земледельцами и рабамискотоводами. Рабский труд на сицилийских плантациях и фермах, ве­ роятно, покрывал расходы на ведение войн, а вина, масла, шерсти, мяса и кож хватало, чтобы снабжать столицу, и та в свою очередь не щадила даровой человеческий материал, выжимая из него все, что можно. На рабском рынке Средиземноморья можно было встретить представите­ лей самых удаленных районов. Рабская сила стекалась сюда как с За­ пада, так и с Востока.

Таким образом, внутренний пролетариат эллинского общества скла­ дывался из трех различных элементов — обездоленных представителей самого эллинского обшества, насильственно включенных в общество представителей чужих и примитивных обществ, а также рабов, полно­ стью лишенных всех прав и свобод и обреченных работать безвозмез­ дно в нечеловеческих условиях. Мера страданий представителей этих трех групп различна, однако общим, несомненно, являлось то, что все они были ограблены, лишены своего законного наследства, своих кор­ ней и превращены в нещадно эксплуатируемых изгоев. Объединяли их также трущобы Рима, о которых столь красочно поведал нам Ювенал,

358

познавший, видимо, бездну эллинского дна. До нас дошел голос не варвара, не эллинистического жителя Востока, но голос самого элли­ на, представителя правящего меньшинства, лишенного своих корней и наследства.

Если проанализировать типы этих обездоленных, обкраденных лю­ дей, то станет ясно, что этос их соткан из жестокости и ненависти. Они беспощадны к своим палачам, толкающим их на восстание, на прояв­ ление самых низменных порывов и чувств. Вполне естественно, что жертвы беззаконий и произвола должны превзойти в жестокости сво­ их притеснителей.

Это отчетливо проявилось в серии древнее! иаегских восстаний про­ тив гнета птолемеевского режима, начавшихся на рубеже III—II вв. до н.э.5 Эта же нота слышна в череде еврейских восстаний, направлен­ ных против Селевкидов, а также римской политики эллинизации.

Восстание Аристоника (133—129 до н.э.) стало связующей нитью между восстаниями восточных народов в завоеванных провинциях и вос­ станиями рабов и пауперизировамного местного населения в греческих городах эллинистического общества. Ибо рабы и свободные граждане во время восстания Аристоника сражались рука об руку6. Это восстание, возможно, вдохновлялось известиями о первом из двух больших восста­ ний рабов в Сицилии (135—131 и 104—100 до н.э.), бывших, по всей ви­ димости, самыми серьезными и самыми продолжительными бунтами ра­ бов со времен Ганнибала7. Олнако это были не первые и не последние выступления рабов и, возможно, не самые дикие. Цепь восстаний на­ чалась сразу после временного восстановления мира между Римом и Карфагеном в 201 г. до н.э. К 196 г. до н.э. волна восстаний захватила Этрурию, затем она продолжилась в ужасном бунте 185 г. до н.э. в Апулии, а своего апогея достигла в бунте фракийского гладиатора Спарта­ ка, который с 73 по 71 г. до н.э. держал в напряжении весь Италийский полуостров8.

Если под знаменем Аристоника в Малой Азии объединились рабы и свободные граждане, то в Сицилии эти два крыла местных пролета­ риев пошли разными путями. Причем именно пауперы, а не рабы ока­ зались наиболее мстительными и жестокими.

Ненависть к эллинистическому правящему меньшинству исходила не только из этих групп. Римские пролетарии, будучи свободными гражданами самого могущественного во всем эллинистическом мире города-государства, сознавали, что они находятся в весьма уязвимом и двусмысленном положении. Именуя себя «господами мира», они не имели и клочка земли, и их римское гражданство фактически не дава­ ло им ничего, кроме права и обязанности идти на войну и отдавать свои жизни за счастье и процветание софаждан. Таким образом, уделом «свободных граждан» было прозябание в римских трущобах с надеждой

359

на временную работу. Это был весьма благодатный материал для соци­ альных взрывов.

Фактически взрывы насилия редко или почти никогда не бывают реакцией на единичные жертвы отдельных случайных эксцессов. И если одних насилие побуждает к мобилизации своих собственных сил, то другие противопоставляют силе доброту. Даже рабы чудовища Дамофила проявили некоторую человечность, пощадив его молодую дочь, тогда как хозяин и его жена были зверски растерзаны. В полулегендар­ ных еврейских воспоминаниях об испытаниях, выпавших на долю па­ лестинского еврейства, сопротивлявшегося политике Антиоха Епифана, направленной на эллинизацию евреев, пассивное сопротивление под страхом пытки и смерти старого книжника Елеазара, семи брать­ ев Маккавеев9 и их матери предшествует военному сопротивлению Иуды Маккавея. В истории Страстей Иисуса есть два поучения, про­ тивоположных по своему содержанию. Сначала Иисус говорит: «Но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч» (Лука. 22,36), — и сразу же после этого следует: «Они сказали: Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: до­ вольно» (Лука. 22, 38). Таким образом, Иисус и перед лицом ареста отказывается обратиться к мечу. «Бывшие же с Ним, видя, к чему идет дело, сказали Ему: Господи! не ударить ли нам мечом? И один из них ударил раба первосвященника и отсек ему правое ухо. Тогда Иисус ска­ зал: оставьте, довольно; и, коснувшись уха его, исцелил его* (Лука. 22, 49—51). В следующей главе апостолы всячески уклоняются от приме­ нения силы. «Мужи израильские! подумайте сами с собою о людях сих, что вам с ними делать. Ибо незадолго пред сим явился Февда. выдавая себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли. После него во время переписи явился Иуда Галилеянин10 и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались. И ныне говорю я вам: отстаньте от людей сих и оставьте их: ибо если предприятие и это дело от человеков, то оно разрушится; а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками» (Деян. 5, 35—39).

В этом сюжете можно заметить, что на один и тот же вызов следуют два ответа, и эти ответы не только отличаются по своему характеру, но и прямо противоположны и несовместимы. Доброта — это подлинное выражение воли пролетариата отделиться. К этому в конце концов стре­ мится и воинственное крыло, ибо добрые мученики Второй Книги Мак­ кавеев являются непосредственными предшественниками фарисеев, а фарисеи — «те, которые отделяются», — имя, которое они сами себе дали и которое обозначает «уходящие», или «схизматики». Существуют два способа взметнуть пыль на площадях и на исторической арене: это

360

путь насилия и путь добра. Восточный пролетариат эллинистического общества пользовался обоими этими способами, и насилие в конце концов уничтожило само себя. История выбирает доброту.

Однако добро пробивает себе дорогу медленно. Мученики в 167 г. до н.э. были преданы Хасмонеями, а быстрый и прямой успех оружия оказался столь искусителей даже для ближайших сподвижников Иису­ са, что предсказания Учителя сбылись самым трагическим образом. Петр поначалу убеждал Иисуса, что этого не произойдет (Матф. И), 21— 26), но в решающий момент апостол оказался деморализованным и начисто забыл о том, что было завещано ему всего несколько часов назад. «Хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. Подобное говорили и все ученики» (Матф. 26, 35). Однако, как только Иисус приказал Петру убрать меч, «тогда все ученики, оставивши Его, бежали» (Матф. 26, 56). Путь доброты был утвержден распятым Иису­ сом раз и навсегда. «А мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (I Кор. 1, 23). Спустя несколько ме­ сяцев после Распятия Гамалиил11 заметил, что ученики Иисуса не дают повода Богу отвернуться от них; а через несколько лет ученик Гамалиила Павел стал проповедовать распятого Христа.

Это болезненное, но чрезвычайно плодотворное обращение перво­ го поколения христиан от Силы к Доброте было следствием отказа от материальных упований; и то, что Распятие сделало для последовате­ лей Иисуса, для правоверного еврейства сделало разрушение Иеруса­ лима в 70 г. н.э. К тому времени христианство распространилось среди эллинистического пролетариата вне пределов Палестины, так что мо­ лодую церковь уже не подстерегала катастрофа, постигшая ее дома. В 70 г. еврейская христианская церковь в Иерусалиме уже была превзой­ дена греческой христианской церковью в Антиохии, бывшей столице Сслсвкидов. Но предупреждение, вложенное в уста евангельского Иису­ са, предписывающее христианам Иудеи бежать в горы, когда увидят они «мерзость запустения» — вооруженное язычество, — было принято к сведению по меньшей мере одним правоверным еврейским ученым.

Прежде чем петля римского окружения затянулась вокруг Святого Го­ рода, рабби Йоханан бен Заккай принял самостоятельное решение по­ рвать с традицией воинственности, завещанной Иудой Маккавеем. От­ вергая нетерпимость еврейских зелотов, он удалился в ничейную зем­ лю, а затем вновь появился среди римлян, проповедуя свое учение. Волны неизбежной катастрофы в конце концов настигли его в филистимлянском городе Явне, где он основал школу12. И когда ученик его, принесший недобрые вести, в отчаянии воскликнул: «Горе нам, ибо ру­ шится место, где они вершат примирение за грехи Израиля!* — учитель ответил: «Сын мой, не горюй, у нас есть свое примирение; и что может сравниться с даром доброты?» Словом и делом Йоханан бен Заккай учил

1^1

обращению от Силы к Доброте, и его учение легло в основу этоса ново· го еврейства, которое выжило, хотя и как реликт, в чуждом и враждеб­ ном окружении, сохранилось до настоящего времени, не проявляя даже признаков непокорности преследующим их невзгодам.

Если изменение духа ортодоксального еврейства со времени разру­ шения Иерусалима в 70 г. н.э. позволило народу выжить как реликту, соответствующее изменение духа последователей Иисуса, наступившее после Распятия, открыло для христианской церкви возможности но­ вых больших завоеваний. Христиане вышли нетронутыми из местной катастрофы, которая из-за воинственности еврейских зелотов обруши­ лась на само еврейство; и хотя христианская вера вскоре была провоз­ глашена запрещенной религией, официальная политика в отношении христиан в течение первых двух веков н.э. была достаточно мягкой. Во время упадка эллинизма преследования, которым подвергались хрис­ тиане, возникали спорадически и проводились непоследовательно. Церковь не испила горькой чаши до дна и не была крещена в купели своего Основателя и Учителя (Матф. 20, 22).

Так было вплоть до 111 в., когда весь эллинский мир захлестнула сти­ хия анархии наподобие той, что бушевала в течение последних двух сто­ летий до христианской эры. На этот вызов христианская церковь от­ ветила добротой Елеазара и Семи Братьев, а не насилием Иуды Мак­ кавея (Молота); и воздаянием было обращение эллинистического правящего меньшинства в христианство. В следующем испытании, которое пришло на рубеже IV—V вв., когда обращенная Римская им­ перия рухнула, церковь вновь ответила в своей традиционной манере; и на сей раз воздаянием было обращение варваров. В эпоху, когда пу­ стые, безверные снова «Phasti Triumphales»1* были начертаны на камне Капитолия и глубокое военное и политическое банкротство постигло всю государственную римскую систему, церковь явила миру один из наиболее удивительных триумфов христианской доброты. Властью, ко­ торая действовала столь неотразимо просто потому, что противопостав­ ляла Силе явление совсем иного порядка — Доброту, — папа Лев оста­ новил Аттилу на его пути к Риму14. А святой Северин становится осво­ бодителем верхнедунайских провинций, разоренных войной и неумелым упраааением. Мы видим, как он берется за дело без заши­ ты, поддержки, подготовки, и воинственный вождь алеманов дрожит в его присутствии, как никогда не дрожал во время битвы15.

Таким образом, история эллинистического внутреннего пролетари­ ата выступает в двух линиях — насилия и доброты, — линиях, несов­ местимых и пребывающих в постоянном противоборстве. Причем Доб­ рота через трудный и болезненный Опыт постепенно берет верх.

По мере понимания эллинской драмы становится все более очевид­ но, что основное действующее лицо ее — пролетариат. Найдем мы тому

362

подтверждения и в духовной истории эллинского правящего меньшин­ ства. Неприятие Петром сверхчеловеческого смирения Иисуса перед лицом незаслуженной смерти предвосхищается в поколении надлома Афин, в попытке Критона — менее неожиданной, чем Петра, но не менее наивной по своей сути — побудить Сократа к бегству из тюрь­ мы, где он находится в ожидании исполнения несправедливого смер­ тного приговора. Победа Доброты над Насилием в душах Петра, Пав­ ла и Йоханана бен Заккая находит свои параллели в широте взглядов Александра, в милосердии Цезаря и покаянии Августа16.

Эллинистическое правящее меньшинство дало афинянина Сокра­ та, отца греческой философии, и римлянина Августа, основателя уни­ версального государства. Эти два выдающихся творения — памятники деятельности альтруистов, которых правящее меньшинство воспитало на абсолютной крайности той духовной гаммы, противоположный полюс которой давал завоевателей, расточителей и палачей. Если это так, то эллинистический внутренний пролетариат был способен не только к разрушению, протесту, ненависти и вражде. Следует поискать специфические проявления творческих устремлений внутреннего про­ летариата, которые дали бы результаты, сопоставимые с философской школой и универсальным государством. Нам не придется чрезмерно утруждать себя изысканиями, ибо признаки таких достижений перед нами. Результатом творческого труда внутреннего пролетариата, кото­ рый вполне сопоставим с философией, можно считать «высшие рели­ гии», а универсальномугосударству соответствует вселенская церковь.

В эллинистическом варианте вселенской церковью стала христиан­ ская католическая церковь, а победившей высшей религией — хрис­ тианство, которое и оформила христианская католическая церковь. В рамках одного государства не может быть более одной церкви, достиг­ шей значения вселенской. Христианская вера выдержала состязание со мнотми другими религиями Римской империи.

Прямым противником христианства была примитивная религия эл­ линистического общества в ее самой последней форме: идолопоклон­ ство перед эллинистическим универсальным государством в лице це­ заря или абстракции Dea Roma. Хотя официальная религия поддержи­ валась и укреплялась властью, она не владела уже сердцами людей. Формальное уважение, которое римское правительство стало демонст­ рировать по отношению к христианскому ритуалу, было началом кон­ ца официальной государственной религии. Для нехристиан за форма­ ми обряда ничего не стояло, и они не могли понять самоотверженнос­ ти христианских мучеников, отвергавших общепринятые нормы. Кроме примитивной государственной религии, у христианства были соперники и в лице высших религий, также рожденных творческой ак­ тивностью внутреннего пролетариата.

363