Глава 3. Социальное отражение преступности

Глава 3. Социальное отражение преступности

3.1. Парадигма ресоциализации как основа структурной ассимиляции общественно опасного поведения

3.1. Парадигма ресоциализации как основа структурной ассимиляции

Представление о преступлении как социальном отклонении основано на понятии социальной нормы как правила, нереализованность которого в фактическом поведении и интерпретируется как отклонение. Переход установленных границ может оцениваться как социальное отклонение и в том смысле, что поведение не получает признания в качестве составляющей общественной жизни, в силу чего рассматривается как диссипативный, энтропийный процесс, разрушающий социальную систему и ее базис – природное основание. Поэтому также говорят об асоциальном, антиобщественном поведении, о возвращении к естественному состоянию. Преступник выпадает из общественного договора, дисквалифицирует себя как гражданина и возникает в качестве дикой части природы, неся ее в себе ¹. Homo criminalis объективируется как естественный человек. Следовательно, при ресоциализации, т. е. восстановлении человека из естественного состояния в общественное, ставится задача формирования просоциального поведения.

Таким образом, концепция социально девиантного, асоциального поведения основывается на разработанном в просветительской философии Нового времени натуралистическом понимании человека. Натуралистическая интерпретация общественно опасных деяний осуществляется в рамках абстрактной онтологической модели «общество – природа». Вместе с тем эта натуралистическая интерпретация противоречива в себе. Как отмечал еще Т. Гоббс, где нет общества – нет и преступления (хотя, по его мнению, есть грех). Преступлением (crimen), указывает он, является лишь такое деяние, в котором один человек может обвинять другого, обнаруживая это деяние перед глазами судей ². Иначе говоря, преступление объективно просоциально, так как инициирует специфически социальный правоохранительный процесс.

Об этой парадоксальности социальной природы преступления пишет М. Фуко. Согласно общей теории договора, указывает он, гражданину предлагается принять раз и навсегда и тот закон, в соответствии с которым он может быть наказан. «Тогда преступник оказывается существом парадоксальным с юридической точки зрения. Он нарушил договор и потому является врагом всего общества; но при этом он участвует в применяемом к нему наказании. Малейшее преступление направлено против общества, и все общество – включая преступника – участвует в малейшем наказании. Следовательно, уголовное наказание есть обобщенная функция, сопряженная со всем телом общества и с каждым его элементом» ³. Как наказание есть социальная функция определенного органа общественного тела, так и преступление есть деяние некоторой части этого общественного тела, т. е. социальная функция, интерпретируемая в качестве дисфункции.

Систематически просоциальную природу преступления криминологи стали изучать в связи с анализом виктимогенных факторов и положения жертвы преступления. Так открылось существование связи между преступником и жертвой, например, взаимодействие между мошенником и обманутым. Часть преступности интерпретировалась как процесс, в котором антиобщественные элементы «пожирают» друг друга.

Первоначально криминализация и виктимизация изучались параллельно как процессы самостоятельные, не связанные друг с другом, но обладающие в конечном счете сходимостью. Оказывается, что возможно сопоставление преступника в его социальных связях, в которые также включена и жертва, с жертвой в ее социальных связях, в которые вовлечен и преступник. Тем самым потерпевший и преступник ставятся в зависимости от обстоятельств в субъектно-объектные отношения.

В рамках интеракционистского социально-психологического подхода преступность и виктимность (жертвенность) рассматриваются не только как статичные величины. Криминализация (становление преступника) и виктимизация (становление жертвы) исследуются как процессы социального взаимодействия. Потерпевший и правонарушитель фигурируют в социальных процессах возникновения преступности и контроля за преступностью как субъекты, которые взаимно определяют и интерпретируют себя и свои действия. В этом смысле взаимоотношения «действующего» преступника и «терпящей урон» жертвы интерпретируются как взаимодополняющее партнерство. Жертва формирует, воспитывает преступника и завершает его становление; она молчаливо соглашается стать жертвой, кооперируется с преступником и провоцирует его. «Негласное взаимопонимание преступника и жертвы является основополагающим фактом криминологии. До и в ходе деяния преступник и жертва остаются субъектами, находящимися друг с другом в символическом взаимодействии», – высказывает точку зрения символического интеракционизма Г. Й. Шнайдер ⁴.

Значение этого во многом парадоксального подхода становится наиболее наглядным при изучении основных положений выдвинутой Е. Сатерлендом теории дифференцированной связи, согласно которой:

1) процессы, ведущие к систематическому преступному поведению, по своей форме в основном совпадают с процессами, ведущими к законопослушному поведению;

2) систематическое преступное поведение – это процесс связи с теми, кто совершает преступление, подобно тому, как систематическое законопослушное поведение – это процесс связи с теми, кто не нарушает законов;

3) дифференцированная связь есть особый причинный процесс развития систематического преступного поведения;

4) индивидуальные различия между людьми в плане личностных характеристик или особенностей социальных ситуаций обусловливают преступное поведение лишь в том смысле, что они влияют на характер дифференцированной связи или на частоту и устойчивость контактов с моделями преступного поведения;

6) конфликт культур – основная причина дифференцированной связи и, стало быть, систематического преступного поведения;

7) социальная дезорганизация – главная причина систематического преступного поведения ⁵.

Социальная дезорганизация, распад общества и деление социального организма должны, казалось бы, вести к разделению противоборствующих сторон и понижению конфликтности. Тем не менее, конфликт культур длится, нарастает и обостряется. Как законопослушное, так и преступное поведение становятся систематическими, системными и самообусловленными процессами, интегрирующими социальный организм. Между тем Е. Сатерленд, констатируя очевидным образом кримовиктимогенный параллелизм, доводит его до дуализма и не фиксирует системное взаимодействие совпадающих по форме процессов, ведущих к систематическому преступному поведению, и процессов, ведущих к законопослушному поведению.

Как известно, жертва способна своим образом жизни благоприятствовать совершению преступления в отношении нее, она может создавать (сознательно или бессознательно) объективные и субъективные условия для криминализации: например, пренебрегать мерами предосторожности, подвергать себя особому риску, сильно выделяться в социальном плане или, наоборот, изолироваться от общества, идти против социальных стереотипов. На степень риска влияют такие факторы, как стиль и образ жизни, структура повседневной деятельности, контакты с общественно опасными элементами и др.

Так, виктимность находится в нелинейной зависимости с уровнем жизни. Наиболее виктимны лица с низкими доходами, средний класс наименее виктимен. Виктимность начинает возрастать по мере превышения среднего уровня доходности. Очень богатым лицам не удается снизить высокий уровень виктимности, несмотря на значительные меры предосторожности. Поэтому оптимальный образ жизни, избегание излишеств и опасных сфер деятельности могут стать наиболее надежными способами снижения индивидуального риска. В предотвращении преступности большое место занимают информирование потенциальных жертв о методах совершения преступлений, снижение или ликвидация (нейтрализация) предрасположенности людей к виктимизации, сокращение случаев возникновения виктимогенной ситуации, анализ наиболее интенсивной виктимизации по времени и месту и рассеивание больших скоплений потенциальных жертв.

Концепция разделенной ответственности за общественно опасное деяние между преступником и жертвой в какой-то мере подтверждается данными самоотчетов, согласно которым в США около 25 % опрошенных жертв считали, что они своей небрежностью или поведением способствовали виктимизации ⁶. Согласно результатам нескольких исследований от 20 до 40 % всех убийств можно считать связанными с неосмотрительным поведением потерпевшего ⁷.

Неосмотрительное или даже провокационное поведение жертвы может иметь глубинную культурную детерминацию. Если в конфуцианских обществах принято вуалировать конфликты и противнику позволяется «сохранять лицо», то в западных обществах ничем не сдерживаемая агрессивность отнюдь не пресекается, а способы ее подавления в себе не прививаются детям в процессе воспитания в должной мере.

Виктимология стремится рассматривать жертву преступления как активного участника уголовно наказуемого деяния, считая ее одним из субъектов процесса возникновения преступности. Например, приходится принимать во внимание то обстоятельство, что именно жертвы (и свидетели) преступлений в качестве заявителей дают начало уголовному процессу. Между тем имеется ряд причин, по которым жертвы воздерживаются от подачи заявлений о преступлениях. Г. Й. Шнайдер указывает на следующие возможные причины:

– жертва могла быть согласна с преступлением;

– преступное деяние может касаться жертвы как соучастницы (обоюдное причинение вреда);

– жертва может рассматривать преступление как малозначительное, рутинное событие;

– деяние может не нанести большого ущерба;

– жертве невыгодно или нежелательно ставить преступника в неприятное положение (преступления среди родственников, друзей, знакомых, коллег);

– у жертвы нет времени на уголовный процесс, он кажется слишком обременительным, неприятным или не соответствует ее желаниям;

– жертва ничего не выиграет от сообщения (в случае, например, возвращения украденных у нее вещей и примирения сторон);

– жертва считает, что заявление связано с непомерным расходованием времени, финансов и душевных сил;

– жертва боится возмездия со стороны преступника;

– жертва враждебно настроена по отношению к полиции, системе уголовной юстиции (это бывает, когда преступление совершается в кругу преступников);

– жертва оценивает правоохранительную систему как неэффективную;

– жертва полагает, что доказать вину преступника будет невозможно ⁸.

В результате скрытая сфера невыявленных преступлений вдвое превышает, как можно судить по данным самоотчетов, количество официально зарегистрированных противоправных деяний. По многим международным исследованиям незаявленные гражданами преступления составляют около 60 % и более от фактически совершенных ⁹.

В США, согласно полученным в 1994 г. в результате опросов данным, меньше всего заявлений подают в случае незначительных краж личного имущества – в 33 % случаев и ограблений квартир – в 27 % случаев. О грабежах и нападениях при отягчающих обстоятельствах сообщается в 55 и 52 % случаев соответственно ¹⁰.

В Москве, по данным опроса 1998 г., жертвы преступлений обращаются с заявлением в милицию лишь в крайних случаях. Чаще всего люди обращаются в милицию в случае кражи автомобиля или ограбления квартиры (данные в % от числа потерпевших) ¹¹:

Таблица 3.1