1.2. Безопасность личности, общества и государства в горизонте права

1.2. Безопасность личности, общества и государства в горизонте права

Закон РФ «О безопасности» ¹³ ввел в оборот представление о необходимости обеспечения безопасности личности, общества и государства. Безопасность была определена как состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз. Жизненно важные интересы, согласно закону, – это совокупность потребностей, удовлетворение которых надежно обеспечивает существование и возможности прогрессивного развития личности, общества и государства. Угрозы безопасности – это совокупность условий и факторов, создающих опасность жизненно важным интересам личности, общества и государства.

Личность, общество и государство рассматриваются и как основные объекты безопасности, и, вместе с тем, как субъекты, обладающие правами и обязанностями по участию в ее обеспечении. Соблюдение баланса жизненно важных интересов личности, общества и государства рассматривается как один из основных принципов обеспечения безопасности. Реализация этого принципа осуществляется на основе разграничения полномочий органов законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти, а для непосредственного выполнения функций обеспечения безопасности в системе исполнительной власти образованы соответствующие государственные органы.

В положениях закона и других нормативных правовых актах, регулирующих отношения по обеспечению безопасности, применяется триада «личность, общество и государство». Она не является нововведением последних лет и имеет определенные исторические корни. Так, еще Л. А. Тихомиров писал следующее: «…права и обязанности личности вытекают в первичном источнике из естественного права, прирожденного, связанного с самой природой личности, общества и государства» ¹⁴. Данная конструкция носит повторяющийся, устойчивый характер. Формула «безопасность личности, общества и государства», являющаяся производной от этой триады, получила широкое распространение в современной научной и учебной литературе.

Устойчивость указанной формулы означает, что она имеет достаточные историко-научные основания и является своего рода объективной мыслительной формой, в которой выражается понимание рассматриваемых процессов. Вместе с тем, она носит недостаточно определенный, размытый характер, что находит выражение в замене отдельных ее членов и появлении расширенных, многочленных формулировок, допускающих включение в указанную трехчленную структуру отрасли, региона, города, предприятия и т. п.

Введение в анализ дополнительных (или альтернативных) объектов безопасности обычно диктуется практическими потребностями в конкретизации достигнутого понимания, но вместе с тем оно требует достаточного обоснования и уточнения содержания безопасности как правового состояния этих объектов. Только в этом случае включение дополнительных элементов в концептуальное и юридическое поле определения безопасности будет иметь не произвольный и случайный, а необходимый характер.

Следует сказать, что и изложенные в законе «О безопасности» понятия безопасности, ее объектов и субъектов также содержат некоторую неопределенность и произвольность. Во-первых, личность, общество и государство рассматриваются и как объекты безопасности, и как субъекты ее обеспечения, без уточнения и конкретизации специфики модусов объектного и субъектного существования. Во-вторых, объекты безопасности определяются не только как «личность, общество и государство», но и как права и свободы личности, ценности общества, конституционный строй, суверенитет и территориальная целостность государства. В-третьих, как объекты безопасности рассматриваются и интересы (потребности) личности, общества и государства. Представленный набор объектов безопасности нарушает все известные правила проведения классификации, не мотивирован и расширяет содержание деятельности по обеспечению безопасности вплоть до правоохранительной деятельности в целом.

Выделенная неопределенность юридической конструкции безопасность личности, общества и государства может быть объяснена существующей в общественных науках концептуальной неоднозначностью используемых в ней терминов. В последнее десятилетие переосмысление теоретических основ деятельности органов обеспечения общественной и государственной безопасности велось преимущественно в дисциплинарном поле политики. С позиций геополитики (политической географии) на базе использования географического понятия страны разрабатывался концепт «безопасности страны». С позиций этнополитики (политической этнографии) на базе использования понятия нации выдвигался концепт «национальная безопасность», который и был принят в качестве основополагающего в «Концепции национальной безопасности Российской Федерации» ¹⁵, где национальная безопасность понималась как безопасность многонационального народа – носителя суверенитета государства. Видя в понятии государственной безопасности теоретическую фикцию, различные исследователи предлагали в качестве замещающих конструкций «безопасность страны» и «национальную безопасность».

Принятая концепция национальной безопасности де-факто мало чем отличается от прежней парадигмы государственной безопасности. Да и по содержанию семантические поля терминов «нация», «государство», «страна», «общество» во многом перекрывают друг друга. Таким образом, обращение к концептуальным ресурсам политических наук не привело к кардинальному теоретическому прорыву в учении о безопасности.

На наш взгляд, в рамках научной разработки проблем обеспечения общественной безопасности принципиально важно реализовывать дисциплинарный подход к фиксации предмета исследования и выбору принятых в дисциплине базовых концептуальных схем. Поскольку это правило соблюдается достаточно редко, то эвристический эффект научного поиска оказывается дисциплинарно малозначимым. Первый шаг в теоретической работе заключается в ограничении неопределенности, в выборе «островка безопасности», т. е. некоторой опорной концептуальной схемы, бесспорной в том или ином отношении. Такой схемой, по нашему мнению, является получившая широкую социальную апробацию конструкция «безопасность личности, общества и государства». Личность, общество и государство есть триада, которой атрибутируется состояние безопасности. Вынося состояние безопасности «за скобки», уточним предметную определенность триады «личность, общество и государство».

Составляющие данной триады являются объектами изучения различных общественных наук – психологии, социологии, теории государства и права и т. п. Возникает вопрос, в какой же научной дисциплине личность, общество и государство предметно сопоставимы (однородны) и непосредственно корреспондируют в единой теоретической связи? Или увязку этих трех разнородных объектов в единый комплекс следует воспринимать как триаду «лебедь, рак и щука»?

Предметное единство личности, общества и государства означает, прежде всего, непосредственную и опосредованную связь этих элементов системы. Иначе говоря, общество и государство интерпретируются как личности; личность интерпретируется как общество и государство; общество есть государство, и государство есть общество. Диалектическое тождество противоположностей составляет источник развития базовой концептуальной схемы. Для какой науки подобная диалектика понятий представляется нормальной? По-видимому, для той, в которой соотношение личности и государства, опосредствованное обществом, является одной из главных проблем. Такова, на наш взгляд, наука теории государства и права.

Отношение личности и государства обычно рассматривается в аспекте прав и свобод человека и гражданина. В теории государства и права личность определяется в общесоциальном ключе – как индивидуально определенная совокупность социально значимых свойств человека, проявляющихся в отношениях между людьми ¹⁶. Личность рассматривается как атрибут человека, и потому в юридической литературе речь идет о правовом статусе человека, принадлежащего (или непринадлежащего) к какому-либо государству. Таким образом, в юридическом аспекте личность категориально фиксируется в отношении гражданства. Следовательно, в предмете теории государства и права, строго говоря, личности как теоретического конструкта не должно существовать, и все рассуждения о ней (как и о человеке) следует признать некатегориальными. В противном случае должно быть предложено юридическое понимание личности (и человека) и поочередно разграничены права личности, человека, гражданина.

Употребляемое в юридических науках понятие личности заимствуется, как правило, из философии, психологии, социологии. Поскольку содержание понятия личности презюмируется исходя из указанных систем знаний, то предполагается, что оно не имеет специфического юридического содержания. Следовательно, оно, казалось бы, не может использоваться как методологическое средство для дефиниции государства и других категорий теории государства и права. Поэтому поиск концептуального основания предметного единства триады «личность, общество и государство» представляется весьма проблематичным.

Впрочем, не менее проблематичным является юридическое определение государства и общества. В теории государства и права преобладает тенденция социально-политического, неюридического понимания государства как предпосылки и основы системы права, что отражается, в частности, в разработках идеальной модели правового государства как отдаленной перспективы государственного строительства. Тем самым неявно подразумевается, что иные модели государства являются неправовыми. В связи с этим к комплексу юридических наук часто предлагается относить только теорию права, но не теорию государства.

Вместе с тем существует тенденция правового понимания государства, представленная в курсах «Теория права и государства» ¹⁷, где государство определяется как централизованный и наиболее эффективный правопорядок. На наш взгляд, развиваемое в данных курсах юридическое понимание государства более предпочтительно по следующим основаниям: 1) исторически право (естественное и обычное) предшествует государственности; 2) основные элементы государственного аппарата – органы судебной, законодательной и исполнительной власти – выделяются по правовому основанию. Таким образом, представляется возможным и необходимым юридическое понимание государства как феномена, имеющего правовую природу.

Положительное решение вопроса о допустимости юридического понимания государства позволяет обратиться к вопросу о юридическом понимании личности ¹⁸. Более внимательный анализ существующей литературы по теории личности показывает, что философия, психология и социология сколько-нибудь удовлетворительных категориальных определений личности не предлагают. Социологи отсылают, как правило, к психологам, а последние, в свою очередь, – к философам. Среди многочисленных философских направлений сколько-нибудь развернутых учений о личности нет. Философское понимание личности ограничивается скупыми имплицитными интуициями уникальности, индивидуальности, духовности человека и т. п. В социально-гуманитарных науках понятие личности употребляется широко, но специально не вводится.

Известно, что философы понятие личности заимствовали из христианского богословия. Тертуллиан, один из отцов церкви, перенес термин persona (маска, персона, лицо, личность) из права в философию. Если первоначально «persona» имело юридический смысл субстанции-носителя прав и обязанностей, то, по Боэцию, также одному из отцов церкви, лицо есть разумная природа, или разумная субстанция. Он утверждал, что предварительное определение персоны (личности) – индивидуальная субстанция или субсистенция разумности природы, то есть человек, Бог, ангел ¹⁹.

В юридической науке от римского права вплоть до нашего времени понятие «persona» (личность, лицо) рассматривается в учениях о субъектах права – физических и юридических лицах. За редким исключением термины «лицо» и «личность» употреблялись как синонимы. Так, например, С. Н. Братусь, наиболее авторитетный отечественный специалист в этой области, широко использовал термин «юридическая личность», и, в частности, писал: «Признание государства и местных Советов юридическими лицами не исключает юридической личности министерств и других центральных ведомств, отделов местных Советов, социально-культурных учреждений и иных, состоящих на государственном или местном бюджете организаций, именуемых госбюджетными учреждениями» ²⁰. Из юристов, пожалуй, только Н. С. Суворов разграничивал понятия «личность» и «лицо», определяя личность как свойство существа быть лицом ²¹.

В истории правовых учений понятие личности в категориальном значении использовал Т. Гоббс: «О личности. Личностью является тот, чьи слова или действия рассматриваются или как его собственные, или как представляющие слова или действия другого человека или какого-нибудь другого предмета, которым эти слова или действия приписываются поистине или посредством фикции. Личность естественная и искусственная. Если слова или действия человека рассматриваются как его собственные, тогда он называется естественной личностью. Если же они рассматриваются как представляющие слова или действия другого, тогда первый называется вымышленной, или искусственной личностью» ²².

По Гоббсу, юридическим лицом может быть как неодушевленная вещь, так и человек ²³. Отдельный человек одновременно есть и физическое (естественное), и юридическое (гражданское, политическое) лицо ²⁴. Государство, или гражданское общество, есть одно гражданское лицо, отличное от отдельных частных лиц ²⁵.

Основным признаком личности в юриспруденции считается свобода. Личность – это свободное существо, носитель прав и обязанностей ²⁶. Данное понимание личности содержалось в § 16 Австрийского Уложения, которое гласило: «Всякий человек имеет прирожденные, уже самим разумом диктуемые права и вследствие этого должен почитаться как личность» ²⁷.

Из абстрактно-общего понятия личности как свободного существа, способного вследствие этого быть носителем прав и обязанностей, вытекает, что не всякая личность – человек, и не всякий человек – личность, хотя в юридической литературе превалирует тенденция отождествления человека и личности. Так, например, немецкий юрист Гирке писал: «Вообще способность быть субъектом прав и обязанностей или личностью может быть признана со стороны объективного права только за носителем свободной воли, и именно исключительно за человеком, хотя на ранних ступенях культуры олицетворялись и существа высшие, и существа низшие, чем человек (Бог, святые, животные и даже безжизненные вещи). Человек есть лицо, даже если в нем имеется только зачаток или задаток разумного желания в области внешней свободы, и остается лицом, хотя бы этот зачаток никогда не развился, или хотя бы развившись, разумная воля опять исчезла бы раньше телесной смерти. Люди затем имеют личность или как индивиды, или как союзы» ²⁸.

Отождествление личности с человеком И. А. Покровский оценивает как представление, характерное для правовой практики Нового времени ²⁹. В масштабе всемирной истории права такое ограничение объема понятия личности следует признать необоснованным. В реальной правовой практике носителями свободы, а также прав и обязанностей, кроме людей, выступали и иные существа, в том числе редкие вещи и уникальные природные и искусственные объекты. На наш взгляд, более справедлива оценка Э. Цительмана, который полагал, что взгляд, будто человек только может быть юридическим субъектом, есть недоказанная посылка, не вытекающая из понятия права ³⁰.

Тотальность личности, содержащей как человеческий, так и вещный аспекты, позволяла видеть в ней исходную категорию права, субстанцию правовой деятельности и системы правовых отношений³¹. Данный подход формулировался Гегелем: «Личность содержит вообще правоспособность и составляет понятие и саму абстрактную основу абстрактного и потому формального права. Отсюда веление права гласит: будь лицом и уважай других в качестве лиц»³². Ориентация на личность как отправной пункт в построении системы права в позднейшей литературе обозначена как юридический персонализм и трансперсонализм³³. Определенные возможности дедукции категорий права из категории личности продемонстрированы Л. П. Карсавиным ³⁴.

Поскольку все явления правовой жизни следует рассматривать как проявления личности и ее отдельных составляющих, то естественным образом государство вместе с его территорией и населением также определяется как личность. «Личность государства как союзного лица развивается в трояком направлении, – указывал Н. С . Суворов. – Оно выступает как: 1) личность международного права в отношении к другим государствам, 2) личность государственного права в отношении ко всем индивидам и союзным лицам, принадлежащим к нему, и 3) частноправовое лицо наряду с остальными субъектами частного права» ³⁵.

Государство есть особенная, публичная личность, противопоставляемая личности как таковой. Соотношение личности и государства оказывается отношением абстрактного и конкретного, аналогичное генетической связи товара и денег в политической экономии ³⁶. Деньги есть всеобщий товар, тогда как государство функционирует как всеобщая личность, обладающая (подобно капиталу) способностью к возрастанию. Статус общества в отношении личности и государства обычно характеризуется как промежу­точный.

Проведенный Н. С. Суворовым анализ истории развития правовых представлений показал, что в римском праве союзы публичного характера имеют личность, производную от государства ³⁷. Слово «общественность» (socialitas) юристы впервые стали употреблять в XVII столетии. «Общество выводилось из понятий частного права, личности, собственности и особенно договора. А затем им пользовались только для обоснования публичного права с государственной личностью, всемогущей суверенной властью и отраженными, октроированными правами граждан», – писал Е. В. Спек­торский ³⁸. Проблему социального права он считал естественным порождением различия и противоположности частного и публичного права. И. А. Покровский также считал, что союзы (общества) стоят между личностью и государством ³⁹.

Итак, в рамках юридической интерпретации каждая из составляющих триады «личность, общество и государство» понимается достаточно своеобразно. Личность не тождественна отдельному человеку или физическому лицу. Государство есть личность, как юридическая, так и физическая. Общество, т. е. общественное объединение определенного масштаба, также можно рассматривать как юридическую личность, публично-правовой союз ⁴⁰.

В отечественной теории безопасности ряд авторов, базируясь на приоритете прав человека, считают необходимым обеспечение прежде всего безопасности личности, имея в виду физических лиц ⁴¹. Приоритет личности как объекта обеспечения безопасности по отношению к обществу и государству имеет в юридической онтологии глубокие основания. Но следует подчеркнуть, что безопасность личности не тождественна безопасности человека, а безопасность государства есть безопасность специфической личности.

Факт того, что безопасность государства есть разновидность безопасности личности, доказывается историческим материалом. Так, в правовой практике европейских монархий до конца XVIII века государственные преступления квалифицировались как преступления против личности государя. Например, во Франции Людовика XIV государственная измена квалифицировалась как оскорбление королевского величества ⁴². В Великобритании «великая измена» – подделка монеты, королевской печати, ведение войны против короля (начиная с трех человек), помощь врагам короля, умышление его смерти – трактовалась как покушение на особу и прерогативы короля ⁴³. Таким образом, безопасность государства первоначально существовала как безопасность личности, а именно личности государя и его фамилии.

«Личностная» окраска государственных преступлений сохраняется и в настоящее время. Государственные преступления описываются сходным образом с преступлениями против личности. К первой группе личных прав, призванных обеспечить личную безопасность человека, относят неприкосновенность личности и жилища, тайну переписки, охрану семьи ⁴⁴. Территориальная неприкосновенность, нерушимость конституционного строя и суверенитет как объекты обеспечения безопасности государства в определенной мере корреспондируют структуре объектов личной безопасности. Поскольку государство является некоторой личностью, то в структурно-генетическом плане безопасность государства воспроизводит модельные, абстрактно-общие параметры безопасности личности.

Относительно безопасности личности уже говорилось, что она отнюдь не тождественна безопасности человека или физического лица. Для органов безопасности человек является объектом обеспечения безопасности лишь в той мере, в какой он фигурирует как личность (в юридическом смысле), опосредствующая сохранение соответствующих личностей общества и государства. О таком ограничении деятельности по обеспечению безопасности уже говорилось: «Безопасностью личности государственные органы занимаются ровно настолько, насколько это необходимо для обеспечения безопасности государства» ⁴⁵. Поэтому жизнеобеспечение в самом широком смысле слова не является задачей органов безопасности.

Тенденция правового понимания безопасности личности на эмпирически-описательном уровне просматривается в перечнях многочисленных прав и свобод, подлежащих защите. Относительно обобщенное юридическое определение безопасности было предложено, пожалуй, только В. Гумбольдтом: «Безопасным я считаю положение граждан в государстве в том случае, если осуществлению их прав – как прав личности, так и права собственности – никто не препятствует; следовательно, безопасность является… уверенностью граждан в законности своей свободы. Эта безопасность нарушается не в результате всех тех действий, которые препятствуют человеку в какой-либо деятельности или в пользовании своим имуществом, а только в том случае, если эти действия являются противозаконными» ⁴⁶. Это определение безопасности граждан можно обобщить в определении безопасности как чувства уверенности в законности свободы.

Подход В. Гумбольдта ориентирует на социально-практическое понимание феномена безопасности. Чувство уверенности в законности свободы формируется в социальном процессе, выявляющем объективно существующие, стихийно возникающие и постоянно изменяющиеся измерения, ступени и степени свободы. Эта уверенность рефлексируется, апробируется и корректируется во множестве спонтанных взаимодействий, конституирующих конкурирующие правопорядки, динамика которых объективно определяет допустимые границы поведения.