Заславский (2)

Миреллу. Она замечала, что внушает советским людям какое-то странное чувство. Она написала: «Русские не

любят туристов». Это вздор. Сотни тысяч иностранных туристов 'отметили гостеприимство и приветливость совет-

ских людей. Это бесспорный факт. Одна иностранная туристка действительно не понравилась советским

людей. Это тоже факт, но напрасно М'ирелла обобщила его.

Что же делала она в Москве? Она, судя по опубликованным статьям, не была ни на одном заводе, не была в школах, не посетила университета, не знакомилась с нашими клубами, парками культуры и отдыха. Она во-

обще не проявляла ни малейшего интереса к труду, отдыху, культуре советского народа. Она искала только

ротозеев,	бродила	по	улицам	и	фотографировала
тех, кто сидит на скамейках				и	ничего	не делает.
Можно	подумать,	что	она была	послана		редакцией

«Ротозея» со специальной целью изучать быт и нравы лодырей.

Правда,	ее, как женщину, интересовали		советские
женщины. Верная себе, она разделила		их на две катего-
рии. Первая ломеньше: женщины, которые красят				губы.
Вторая побольше: женщины, которые		не красят		губы.
С видом	ученого исследователя	она	записала

свое ценное открытие: «-Русские женщины не употребляют косметических средств, их волосы не знают парикмахера».

Она открыла в Москве явление, которое показалось ей поразительным: «В Москве проституция запрещена». Но это заинтересовало ее не со стороны ликвидации по-

зорной социальной язвы. Нет, перед Миреллой встала проблема: как же обходятся в таком случае ее друзья из

итальянского и из других посольств? Мы не можем привести ее рассуждений по этому поводу. Их цинизм мог бы покоробить даже карабинеров итальянскойполиции. Она подробно описывает, как дипломатические работ-

ники и какие-то неизвестные девушки устраивают взаимную охоту, скрываясь от милиции. Мирелла сама сооб-

щает о том, что советские люди избегали разговоров с ней, в особенности на,интимные темы. Таким образом, источником амурной информации Миреллы являются только молодые люди из иностранной дипломатической

421

среды. И если Мирелла оболгала их, то это уж дело их собственное, внутреннее, дипломатическое. К советским людям и нравам это отношения не имеет.

Вообще всюду, где бы ни побывала Мирелла Дельфини, ее неудержимо тянуло в те места, которые другие корреспонденты обходят молчанием <из чувства стыдливости и приличия. В корреспонденциях Миреллы Дель-

фини мы находим, например, богатый набор сведений об уборных и туалетных комнатах. Это не случайно. Она старалась всюду проникнуть на задние дворы советского дома, ткнуть свой нос во все выгребные ямы. Ей словно хотелось всюду оставить гаденький след, всг обрызгать ядовитой слюной. Ею владела в действительности не грусть, а злоба. Ей ненавистно было все новое, все молодое, все живое в стране, в которую она поехала исключительно для того, чтобы снабдить свой журнал материалами повышеннойпахучести.

Как видим, журнал «Ротозей» заслужил свое название. Это орган профессиональных бездельников. Им чу-

жда и враждебна Советская страна как страна честного труда <и высокой культуры.

Нас спросят: кто же она, эта Мирелла Дельфини? Откуда она взялась такая?

Мы можем сообщить нашим читателям лишь немногое. Как нам передают, родители Миреллы Дельфини — очень почтенные итальянцы. У них, как говорят в сказках, три дочери: две умные, а третью зовут Мирелла.

1958 год.

ЗА ПОДЖОГОМ — ПОДЛОГ, ЗА ПОГРОМОМ—БРЕД

В Западной Германии с треском разорвалась бомба —

не водородная, а сероводородная, особая. Она распространяет не смертельные радиоактивные частицы, а не-

стерпимый фашистский смрад.

По всей Федеративной Республике прокатилась мутная волна фашистских провокаций и расистских погро-

422

мов. Страна залита грязью. В ней по уши садит правящая партия. Фашистский зверь вылез из берлоги.

Аукнули гитлеровские молодчики в Бонне,,откликнулись погромщики в других капиталистических страна'х. Фашизм обнаруживает свои международные связи.

Весь мир охвачен негодованием. В памяти народов воскрешены зловещие картины поджога рейхстага, фа-

шистского разгула, преступной войны.

(Бонн скомпрометирован. Он помогал гитлеровцам

прятать свое мрачное обличье. Бонн укрывал военных преступников. А теперь погромщиков, поджигателей вой-

ны словно прорвало. Может быть, так подействовало на них потепление в международной атмосфере. Политиче-

ский мороз сохранял гниющие остатки фашизма. Теперь гнойник вскрылся на глазах всего мира.

В Бонне видят, какое впечатление произвел этот политический скандал не только на демократические эле-

менты во всех странах, но и на некоторыекапиталистические правительства. Откровенность боннской реакции

неудобна для-западной дипломатии. Брызги коричневой грязи разлетелись слишком далеко. Они пятнают тех, кто идет под руку с Бонном.

И вот делаются попытки выпутаться из скандального

положения. Это нелегко сделать. Гитлеровцы выдали себя с головой. Но ничего нового они выдумать не могут. Они .повторяют зады. В свое время за поджогом рейх-

стага следовал подлог. Поджигатель Геринг сваливал

вину на коммунистов. Это не удалось. Теперь за погромами следует бред. Военный министр ФРГ Штраус, находясь в Лисабоне, попытался «пришить» дело b погромах коммунистам. Ему мало той грязи, которой он уже покрыт ка« один из вдохновителей погромов, он еще больше размазывает грязь на себе, пуская «бессмысленную выдумку вдогонку фашистскому произволу.

Наглость выдумки безмерна. Но ее побивает глу-

пость. Штраусу угодно смешить людей. Но и он должен знать меру в шутовстве.

Бонн уверял, что в Германии нет больше фашистов. Есть только неофашисты. Старых гитлеровских волков

Бонн перекрашивал в безвредных баранов. История этого перекрашивания не оригинальна. Иного метода об-

мана гитлеровцы не знают. Сначала черного фашистско-

423

го кобеля пытались отмыть добела. Это было невоз-

можно. Его закрасили линючей белой краской. Теперь эта краска смыта, и 'боннские маляры делают смехотвор-

ные усилия, чтобы окрасить черного кобеля в красный цвет. Зрелище на потеху малым детям. Нельзя приписать никакими средствами коммунизму расизм. Боннские фальшивомонетчики переплюнули службы Геринга в своих грязных антикоммунистических провокациях и, конечно, сразу же сели в лужу.

Некоторые фирмы выпускают свои изделия с гарантией на полгода, на год. Господин Штраус, изготовивший нелепую брехню, не может дать гарантии своему изделию и на три дня. Она проваливается гак же, как провалива-

ются все воинственные замыслы возрожденного германского милитаризма.

Он пытается шантажировать народы своей вооруженной силой — руки коротки.

Он пытается отравить международную атмосферу идиотской выдумкой — мозги слабы.

I960 год.

«К Н И Г А »

У«Капитала» не было еще имени, не было еще определенной формы, он не был еще разделен на томы и главы, он был пока тЬлько грудой мелко исписанных листов,— в переписке Маркса и Энгельса он называется

«книгой». По-особенному звучит это слово. Не просто очередная работа Маркса, а важнейший, основной труд партии, задача всей жизни Маркса и Энгельса.

О «книге» Энгельс справляется как о ребенке Маркса и своем —• с любовным вниманием, с «родительской заботой, с тревогой. В течение ряда лет «книга» —основная тема писем. С «книгой» связаны надежды на успехи международного рабочего движения. Она задумана еще до революции 1848 года. Мысль о ней родилась в эмиграции, оттачивалась в страстных, взволнованных -беседах Маркса и Энгельса, о которых можно догадываться по письмам последующих лет. Революция прервала подготовку «книги», но как только реакция снова обрекла друзей на эмиграцию, они решают: теперь-то Маркс сядет за «книгу»!

Сначала задача казалась не столь сложной, сроки •— не очень длительными. Главное — успеть закончить «книгу» до нового взрыва революции.С первымиже выстрела-

427

ми классовых	боев будет не до теоретических изыска-
ний. Известны	замечательные слова	Ленина в после-
словии к первому изданию «Государства			и революции»:
«приятнее и полезнее «10(пыт революции»			проделывать,
чем о нем писать»1.
Таковы были и настроения Маркса		и Энгельса. Они

спешили использовать годы реакции, чтобы подготовить

теоретическое оружие для социалистической революции. Однако антракт затянулся. Эмигрантская обстановка

была мучительно тяжела. Но Марксу удалось в основных чертах завершить непрерывно разраставшуюся «книгу».

Маркс писал «Капитал», пользуясь сравнительным затишьем в революционных классовых боях. Но работа Маркса над «Капиталом» всего меньше была мирным трудом ученого. Это был героический подвиг пролетарского революционера. Маркс с помощью Энгельса беше-

но боролся за свою «книгу» со всем	капиталистическим
миром еще до того, как эта книга была напечатана.
Предисловие к своей юношеской докторской диссер-
тации Маркс закончил словами:	«Прометей —> самый

благородный святой и мученик в-философском календаре». Слуге богов, Гермесу, Прометей сказал:

Знай хорошо, что я б не променял Своих скорбен на рабское служенье:

Мне лучше быть прикованным' к скале, Чем верным быть прислужником Зевеса.

Как Прометей, Маркс был прикован к капиталистической скале. Он на самом себе, на своем труде испытал всю подлость и низость капитализма. Нельзя без глубокого волнения читать его 'письма. Только великая любовь

к рабочему классу, только непоколебимая уверенность в торжестве коммунизма дала Марксу силу перенести все пытки, которым подвергала его и его семью тупая, жестокая буржуазия.

Мифологический орел терзал грудь Прометея. Реальные люди, выполняя волчий закон капитализма, терзали ежедневно Маркса. Это были маленькие, ничтожные люди, сами по себе иногда не злые: домовладельцы, тор-

1 В. И. Л е н и н . Сочинения, т. XXI,, сгр. 453.

428

говцы, издатели. Каждый из них отстаивал только свой маленький денежный 'интерес. Они были лЬ-свЬему правы. Никто из них не обязан был даром кормить Маркса, печатать его и платить ему гонорар. Но все она вместе выполняли заповедь капитализма: кто отдает свою жизнь пролетариату, тот должен погибнуть!

А пролетариат был еще слишком молод, чтобы под-

держать и обеспечить самого великого своего человека. Маркс голодал, чтобы научить рабочих, как навсегда

уничтожить голод трудящихся.

Очень часто веселая, энергичная, спаянная любовью

семья Маркса начинала свой день с того, что загадывала, принесет ли сегодня булочник хлеб, будет ли прови-

зия к обеду, смилуется ли угольщик... Был однажды такой случай: пришел булочник и спросил, дома ли Маркс.

Булки он держал под мышкой и явно собирался отдать их лишь в.том случае, если Маркс уплатит по старому счету.

Положение было почта безвыходное. Маркс был до-

ма, но у него не было ни гроша. Ловко сманеврировал маленький Муш, рано умерший сынишка Маркса. Он крик-

нул: «Папы нет!»,— выхватил у оторопевшего булочника хлеб и пустился вверх по лестнице.

Бывало так, что булочник не приходил, мясник не приходил, угольщик не приходил. Они присылали счета с угрозой обратиться в суд. Приходили судебные чиновники с исполнительными листами.

Марксу не удавалось в такие дни с утра работать в библиотеке. Он бегал по Лондону, по знакомым и по

ростовщикам. Он убивал многие'часы, чтобы раздобыть деньги на обед, на картофель для семьи. Мучительно бы-

ло смотреть на исхудавшие лица девочек, на измученную, больную жену. Надо было изобретать способы перебить-

ся несколько дней до очередной получки денег от Энгельса. Надо было с горечью и болью писать Энгельсу

о том, что денег снова не хватило, все вещи заложены, детей нельзя послать в школу, они болеют...

И все это во имя «книги»! Ей в жертву Маркс приносил здоровье своих детей и свое. (Вотчаянии жена Маркса «е одерживалась и говорила, что лучше бы умереть ей

429

и Дочерям. Это были Минуты слабости, и Маркс прощал

жене ее слова. Он не простил бы, если бы она потребовала во имя здоровья детей отказаться от дела всей его жизни, от дела революции,от «книги».

Работать в таких условиях было нечеловечески труд-

но. Главное, было трудно отвлечься от забот дня, сосредоточиться на теоретическом, отвлеченном мышлении. Маркс всего больше опасался за свой интеллект, за притупление своей исключительной способности к творческому обобщению собранного материала.

Маркс был здоровяком в дни своей молодости, че-

ловеком крепкого сложения. Работа сделала ejo полуинвалидом. Он едва не умер от припадка, и врачи запре-

тили ему на месяц всякий умственный труд. Он страдал от карбункулов — следствие нервного истощения и пло-

хого питания. Ничто не могло приостановитьнадолго его работу. «Книга» должна была быть кончена.

Энгельса тревожило то обстоятельство, что работа затягивается. Он видел, что она угрожает здоровью и самой жизни Маркса. Энгельс торопил Маркса. Он угова-

рив'ал: «Будь хоть раз менее добросовестен по отноше-

нию к своей собственной работе... Главное, чтобы вещь была написана и вышла в свет: слабые стороны, кото-

рые тебе бросаются в глаза, ослы и не заметят. А когда наступят тревожные времена, каково тебе будет, если всю работу придется прервать еще раньше, чем ты успеешь покончить с «Капиталом вообще»? Я слишком хо-

рошо знаю все другие обстоятельства, которые мешают тебе: но я знаю также, что главной причиной задержки является всегда твоя собственная скрупулезность» '.

Это был дружеский совет, которого Маркс не мог принять. Одна из глав «книги» была уже закончена, когда Маркс узнал, что вышла в свет какая-то новая рабо-

та по вопросам денежного обращения. «Весьма вероятно,— писал Маркс,— что в книге не окажется для меня

ничего нового, но... моя теоретическая совесть не позволяет мне писать дальше, не познакомившись с нею»2.

1	К. М а р к с	и Ф. Э н г е л ь с . Сочинения, т. XXII, стр. 480.
2	Т ам же,	стр 340.

430