Заславский (2)

ли, о полной душевной пустоте.-Нет и не может быть никаких законов, никаких норм. Нет истории, -есть «исторширование». Нет морали, есть «стиль жизни». Нет народа и общества, есть личные интересы и выгоды по принципу: хоть день, да мой!

Экзистенциализм называют также персонализмом —

служением собственной персоне. Литературным героем некоторых последователей Сартра является Дон-Жуан,

как выразитель половой распущенности, ничем не стесненной. Другие разрабатывают преимущественно тему

тщеты и суетности жизни, тему самоубийства, смерти. Напускной пессимизм соединен с откровенным цинизмом.

«Философия» Сартра — это отрицание всякой философии, всякого познания. Его ученики утверждают, что логические суждения бесполезны и необязательны, а созна-

тельность болезненна. В пьесе «Антигона» сартровца Ануйля героиня говорит: «Я не хочу понимать... Мне не нужен разум... Не знать, вот что мне нужно».

Камюс, другой писатель этой школы, героем драмы сделал Сизифа, совершающего бессмысленный и бесполезный труд. В темах и сюжетах о бессмысленности исто-

рического процесса без устали копается Симона де Бовуар. Таковы же романы и пьесы самого Сартра.

Все это буржуазная реклама выдает за новое и оригинальное слово философской моды. Но что же тут ново-

го? К своим единомышленникам Сартр причисляет ископаемых «философов» белогвардейской эмиграции —

Льва Шестова и Николая Бердяева. Да ведь это плюсквампврфектум, давно прошедшее время русской реакции!

Эти имена больше всего связаны с тем десятилетием 1907—1917 годов, которое Горький называл самым по-

зорным и самым бездарным десятилетием в истории русской интеллигенции. Значительная ее часть скатилась

тогда, после 1905 года, в реакционное болото мистики. Ренегатство стало модой в буржуазной литературе и философии. Появились идеалистические школы и школки, объединенные общей ненавистью к марксизму и звериным страхом перед революцией.

Под разнообразным пестрым оперением в них было одно общее: отрицание объективного, реального мира, от-

501

рицание опыта и науки, возведение в мистическое божество собственных, личных ощущений.

Ленин разгромил философствующую реакцию и показал, что все идеалистические школы и школки, как бы

они ни рядились, представляют перепев берклеанского солипсизма, признающего реальность только собственного «я».

Сартр и его ученики щеголяют в этих философских •обносках. Даже терминология их взята ъз лавки старьевщика. Ленин высмеивал учено-философскую тарабарщи-

ну идеалистов. Он писал: «Наши русские махисты стыд-, ливо обходят по большей части эту профессорскую

галиматью, лишь изредка стреляя в читателя (для оглушения) каким-нибудь «экзистенциалом» и т. п.» (Собр.

соч., т. XIII, стр. 75).

Вот уж когда туляло это модное словечко! И тогда

уже в моде была игра несоединимыми понятиями. Лев Шестов свои писания кокетливо именовал «догматиче-

ским адогматизмом». Сартр своему главному сочинению дает подзаголовок «Феноменологическая онтология»,—*

если сказать проще, выйдет нечто вроде: учение о несуществующей сущности, или еще проще: сапоги всмятку.

Философическая болтовня перекликается с литературной болтовней. Горький .в сатирическом образе поэта

Евстигнея Смертяшкина зло осмеял Сологуба, Гиппиус, Мережковского, Ахматову, Арцыбашева, певших славу

смерти и бессмыслице... От литературы этого рода шла болезненная эротика, и точно такой же эротикой, грубой

порнографией проникнуты стихи, повести, романы экзистенциализма.,

В журнале «Ле тан модерн» печатаются «Хроника лжеца», «Записки вора», «Дневник шизофреника», повести «Черная свадьба», «Страсть насилия» и т. п. Ежемесячные обозрения — это подробный перечень самоубийств и убийств во Франции.

Конечно, французские Смертяшкины не пожелают признать себя копией русских Смертяшкиных 1907—1917 годов. Они будут отмежевываться от предшественни-

ков, как и сами эти предшественники усиленно отмежевывались друг от друга. Но Ленин писал Горькому в

1913 году, что одна такая школка отличается от другой «ничуть не больше, чем желтый чорт отличается от

502

марта синего», и основное во всех этих школках, их объединяющее, это «идейное труположство» (XVII," стр. 81).

Идейное труположство находит в современной Фран-

ции немногочисленных, но весьма шумливых поклонников, а главное, находит издателей. Реакционная бур-

жуазия покровительствует Сартру. Экзистенциализм нужен для борьбы с демократией, с марксизмом. Разгром фашизма опустошил прежнюю идеологическую охрану «200 семейств». Требуется нечто иное. Делается попытка создать это иное, и для этого напускается гнилой мистический туман на новую, молодую Францию, прошедшуюшколу боевого сопротивления немцам-захватчикам.

«Мертвый хватает живого». Франция Петэна — Ла-

валя пытается, спекулируя на трудностях послевоенного времени, заразить французскую молодежь трупным ядом своего собственного гниения, умственного и нравственного разложения.

В последнее время идет приспособление экзистенциализма к политическим запросам реакции. До войны

Сартр был чужд политике. Его не знали за пределами узкого круга. Его школа была выражением полного раз-

ложения довоенной буржуазной интеллигенции. Во время войны Сартр был в лагере сопротивления. Реакцио-

неры, которые используют философию Сартра в своих грязных целях, видят в этом факте из биографии.писате-

ля выгодное для них положение. Это небольшой демократический капиталец.

Ныне этот капиталец пущен в политический оборот. Это тем более выгодно для тех, кто использует филосо-

фию Сартра в своих целях, что Сартр пытается соединить философский нигилизм с демократической фразой.

Одна из его брошюр называется «Экзистенциализм и гуманизм». В действительности под прикрытием фило-

софской тарабарщины идет поход против материализма и науки, против марксизма и народной демократии.

Не сдна лишь французская буржуазия оценила «учение» Сартра. К нему со вниманием присматривается американская реакция. В прошлом году Сартр совершил

объезд университетов в США. Он читал лекции об экзистенциализме в Иеле, Гарварде, Принсетоне — цитаделях американского ученого консерватизма. Американская

печать устроила ему громкую рекламу. Журнал «Лайф»

503

напечатал хвалебную биографию Сартра и подчеркнул, что «самый модный философ» Сартр ныне является «главным врагом марксизма на идейном фронте». Это значит, что модной продукции Сартра обеспечен импорт в США наряду с модной продукцией Пакена.

Вскоре после того, как Сартр вернулся из США, вышел в свет специальный, «американский» номер его жур-

нала. В нем до 400 страниц. Напечатаны статьи французских и американских авторов, но изгнаны хроника са-

моубийств, дневники шизофреников и письма воров...

Смертяшкины остепенились!

Сам Сартр снисходительно пишет об «американизме». Его философские иероглифы расшифрованы в соседней статье Ги Кардальяка «США перед своим наследством». Мы узнаем, что историческим наследством США являет-

ся, по сути... весь мир! Хочет, мол, этого или не хочет Франция, а она будто бы должна идти на буксире у США,

должна включиться в «Западный» или «Атлантический блок», должна, говоря попросту, стать колонией богато-

го американского империализма. Кардальяк отрицает возможность французской независимой экономической

политики Так открывается экономическая и социально-полити-

ческая сторона экзистенциализма. Французские Смертяшкины пишут о смерти, а хотят жить и торговать

своими идеями. В росте	сознательности		рабочего класса,
в успехе коммунистов, в	популярности		идей	марксизма
они с полным основанием		видят приговор		над	собой.
В американской реакции они видят свою				метрополию,
рынок для сбыта своей продукции.
Они нужны богатой	американской		буржуазии		как
враги марксизма. Это уж		само по себе	свидетельствует
о банкротстве буржуазной		философии и о растущем ус-

пехе марксизма в широких кругах. Любопытно, что спрос на философию упадка, пессимизма, гниения появился в

США, где грубый и самодовольный оптимизм преуспевающей буржуазии был еще недавно признаком хорошего философского тона. По-видимому, тревога и неуверенность разъедают традицию самодовольства. Импорт французского нигилизма не поможет. Смертяшкины — плохие

врачи.

Философия упадка, разложения и смерти бессильна

504

перед философией развивающейся жизни, перед ^побеждающей властью разума и науки. Утверждаемая марк- сизмом-ленинизмом в теории и на практике закономерность исторического процесса приводит в ужас и наполняет смертельной тревогой общественные классы, вынужденные сойти с исторической сцены.

Экспорт модной продукции экзистенциализма за оке- ан-ом — это и есть бегство от передовой европейской демократии, от науки, от марксизма,от народа.

1947 год.

ЧТО Я УСЛЫШАЛ В МЕЖДУНАРОДНОМ СТУДЕНЧЕСКОМ КЛУБЕ

Стадион в Лужниках, стадион «Динамо» уже приобрели международную популярность. Молодежь мира их не забудет. Не забудут студенты разных стран мира и об аудиториях № 01 и 02 Московского университета на Ленинских горах. Это тоже как бы небольшие стадионы.

Две недели на них шла товарищеская борьба. Ее

не судили судьи разных категорий. Не забивались мячи ни в ворота, ни в сетку. Не было чемпионов и лауреатов.

Это была идеологическая борьба. Аудитории были основным местом, где в Международном студенческом клубе встречались сторонники различных мировоззрений. Шли оживленные споры между материалистами и идеалистами, марксистами и противниками марксизма. Это были совсем не академические бесстрастные споры. Аудитории бывали переполнены. Порядок был образцовый. Но по сосредоточенности слушателей, по взрывам аплодисментов, богатых оттенками, можно было заключить о страстном отношении молодежи к самым жгучим вопросам современности.

Свобода обсуждения была полная, абсолютная. Две недели деятельности Международного студенческого клу-

ба показали наглядно, что		идеологическая борьба	воз-
можна в	мирной форме, более того, в дружеском		обще-
ний. И этого, по-видимому,		всего больше боялись	реак-
ционеры	в капиталистических странах, когда вопили о
32*.		505

«коммунистической заразе», угрожающей приезжей молодежи. Почему было возможно такое мирное обсуждение опорных вопросов? Да потому, что на трибуну выходили и высказывались с полной откровенностью сторонники разных теорий и систем, но ни разу с этой международ-

ной трибуны не раздался голос в защиту войны, агрессии, вражды народов. Все — и марксисты и антимар-

ксисты — соглашались в том, что мир необходим и возможен. Это создавало единство в аудиториях, где кипели

молодые идейные страсти. Слушатели терпимо относились ко всем мнениям, добросовестновысказанным.

Темы дискуссий были такие: можно ли предвидеть пути развития человеческого общества; университет и общество; роль студентов в борьбе против колониализма; система философского образования в разных странах; проблемы выпускников высших учебных заведений и Др, Встречались и обменивались взглядами студенты раз-

ных специальностей: медики и астрономы, биологи, математики и др. В общем теоретические вопросы перепле-

тались с практическими. А общим было для всех чувство единства молодости, стремления узнать жизнь во всех ее проявлениях и в особенности узнать новое в жизни, связанное с новыми формами общества Если из всех тем выделить одну общую, то это вопрос о марксизме, о

его теоретическом, философском содержании и о приложении его к разным сторонам общественной жизни.

В этом смысле до чего кажутся жалкими попытки реакции убить или заглушить в молодежи капиталисти-

ческого мира интерес к марксизму. Это невозможно и бессмысленно. Даже те из молодежи, кто враждебен мар-

ксизму, отражают его воздействие на их мышление. Наиболее теоретическими были прения на семинаре

студентов, изучающих философию. Выступили студенты, отрицающие возможность научного предвидения. Среди

них студент-католик из Федеративной Республики Германии, студент негр из Камеруна. Они заявили о себе

как об идеалистах. Несомненно, они ученики модных буржуазных философов-реакционеров. Но они не проявили

воинственности своих учителей. Последовательный агностицизм им чужд. Они указывали лишь на ограничен-

ность научногопознания.

Студент француз Люмьер с бледным, худым лицом

506

книжника, полузакрытым огромными черными очками, говорил, что детерминизм марксизма себя не оправдал. Та социалистическая революция, которую Маркс предвидел в наиболее развитых промышленных странах, не произошла. А произошла социалистическая революция, которой Маркс не предвидел, в наиболее отсталых странах. «Новый капитализм возник также вопреки предвидению Маркса». Оратор отрицал научное предвидение и планирование в СССР, так как это, по его мнению, страна, где господствует не начало научного предвидения, а

начало директивное. Научное планирование-де вообще невозможно, так как оно противоречит свободе человеческой воли.

Студенту-французу энергично возражали студенты

других капиталистических, колониальных и социалистических стран — из Южной Америки, Нигерии, Чехослова-

кии, Венгрии, советские студенты. Они доказывали, что Люмьер нападает на какой-то вымышленный, «свой» марксизм, ничего общего не имеющий с подлинным. Они говорили, что марксизм — творческое, а не догматиче- ское-учение, что научное предвидение Маркса было развито в применениик новым историческим условиям в трудах Ленина.

Люмьеру пришлось вторично взять слово. Он признал, что недостаточно знаком с марксизмом.

Можно сказать, что противников марксизма всего больше смущает вопрос об объективной необходимости, объективной истине и свободе личности, свободе воли. Это проявлялось и при обсуждении практических проблем.

По вопросу о системе философского образования выступил преподаватель французской высшей школы. Он поставил себе в заслугу, что он, как и другие, не ставит своей задачей внушать студентам какие-либо истины: «Я даю им лишь средства к познанию истины. А они пусть выбирают сами». В этом, по его мнению, академическая свобода.

Со страстной отповедью выступил студент из Черной Африки. Он воспитанник французского университета. Могучая, статная фигура, превосходный французский язык, мастерство талантливого оратора.

— Чему учит уважаемый профессор? Скептицизму. На большее не способна высшая французская школа, В

507

философии полный застой, далее Гегеля не заглядывают. Свободный выбор истины? А можно ли выбрать марксизм? Его замалчивают. Расцветают расистские, ко-

лониальные теории. Вот она, академическая свобода.

• Профессор снова поднялся на трибуну. Он согласился со своим критиком в том, что традиции расизма и колониализма еще существуют во французских университетах и что с ними надо бороться.

Студент из Судана	говорил, что	иностранные ученые
в его стране отрицают	важность философского образо-
вания для «туземцев». «Вам нужна		практика, техника, а
не философия»,— говорят они.

— Нет! — страстно восклицал оратор.— Нам необходима философия. В мире происходят величайшие события. Мы должны знать и думать.

Оратор жаловался на то, что европейские ученые не интересуются арабской философией, и приветствовал начинание советского журнала «Вопросы философии», знакомящего своих читателей с выдающимися представителями арабской науки и философии.

Горячие споры разгорелись вокруг темы «Университет и общество». Столкнулись две* точки зрения. Некоторые

студенты капиталистических стран требуют независимости высшего образования от общества и правительства. Студенты социалистических стран — за самую тесную связь науки с обществом.

Это понятно. Весь вопрос в том, кто дает тон в обществе. Танака (Япония) говорил, что японские монопо-

лии оказывают сильнейшее давление на университеты. Со своей стороны действуют американские оккупанты. А на-

ука должна быть прогрессивной и служить народу. Японское студенчество вместе с профессорами при большом

расхождении во взглядах ведет общую борьбу за независимость страны и против атомной войны.

На такой же в общем позиции стоял французский студент. Он жаловался, что учатся богатые. Студентов из рабочей среды всего два-три процента. Надо бы оплачивать студентов, как рабочих. Не совсем ему понятно, как совместить специализацию со свободой выбора профессии по призванию.

Студенты из разных капиталистических стран нарисовали неприглядную картину бесправия студентов, не-

508

доступности высшего образования для грудящихся. Все с большим интересом и сочувствием слушали рассказы студентов из социалистических стран о тесной связи науки с обществом, о постановке высшего о,бразо'вания в интересах народа, о воспитании новых научных кадров из рабочих и крестьян, о студенческой жизни, полной разнообразных интересов..,

Представитель советских студентов тов. Морозов обстоятельно изложил принципы планирования распределения, устройства на работу и помощи молодым специалистам. Эту картину дополнили представители студенчества стран народной демократии. Но тов. Морозов допустил одну ошибку. Он ничего не сказал о том, как в жизни действует система планового распределения, какие бывают при этом трудности, какие бывают ошибки...

И этим воспользовался англичанин Мэтьюз.

Он сказал, что в теории все выглядит гладко. В жизни не так. Он сослался на «Учительскую газету» и на «Комсомольскую правду», в которых были напечатаны

письма и материалы о студентах, не пожелавших принять указанные им места. Из этого он вывел заключение,

что система государственного планирования несостоятельна, потому что она нарушает свободу личности. Хотя по форме речь Мэтьюза была сдержанна, но аудитория уловила в ней злобные нотки. И удивила всех эта готовность по случайным отдельным материалам судить столь решительно о всей системе..

Мэтьюза спросили: а как обстоит дело в Англии? Он

нарисовал райскую картину. Свобода	спроса, свобода
предложения, каждый находит работу	по склонности,
все обеспечены, трудностей никаких.

Это вызвало у аудитории ироническийсмех. Оратор не

соблюдал меры ни в хуле на Советский Союз, ни в хвале буржуазного порядка.

И вышел на трибуну студент из Мексики Энрико Гамма. Высокий, стройный, в красной легкой куртке, в широких белых панталонах, он был похож на тех своих

братьев, которые так талантливо поют под гитару. Он был взволнован...

— Как постыдно это выступление английского коллеги! — восклицал он со страстью южанина.— Мы знаем положение студентов в капиталистических странах. Они

509

вынуждены работать, чтобы учиться, а когда оканчивают учение, не могут найти работу. Никакого толку в подготовке специалистов нет. В Мексике сотнями готовят юристов, а зачем? Из 800 окончивших нашли работу по специальности только 50.

— То же самое в Аргентине,— поддержал его другой латиноамериканец.— На одного инженера четыре юриста. Нам нужны агрономы, страна наша аграрная, а агрономов единицы, Да и те из городов не выезжают,

Университеты совершенно оторваны от жизни, от народного хозяйства.

— Мы знаем, что такое ваша «свобода»,— возражал англичанину румынский студент,— она у нас была до революции. MbJ знаем, как выпускники ходили по капиталистам и просили, умоляли дать хоть какую-нибудь работу. Слава богу, этой «свободы» у нас больше нет.

Студенты из Венгрии, ГДР, Польши рассказывали, как на деле разрешаются те трудности, которые возникают, когда надо примирять интересы государства с интересами отдельных людей. Бывают ошибки при распределении. Бывают и такие студенты, которые думают только о своих удобствах, забыв о том, чем они обязаны народу, но это отдельные случаи, а в целом нет противоречия между государственным планированием и запросами личности. Нет непогрешимый ни в чем систем распределения. Нужны улучшения.Нужна критика.

Мэтьюз снова поднялся на трибуну. Он защищался неуверенно и сбивчиво. Его, мол, не поняли. Он сам

«социалист»	и верит в планирование, хотя		и не для Анг-
лии. Его спросили: каков		отсев студентов	в	Англии? Он
сказал: не	знаю. Каков	социальный состав		студентов?

Он сказал: не знаю. Впрочем, потом признал, что 30 процентов — это сыновья богатых родителей. А какова плата за учение? Вопрос трудный, не знаю. В Оксфорде и Кембридже — дорого.

У Мэтьюза были сторонники в 'аудитории. Они не решились его поддержать. Он уходил явно сконфуженный.

Его неудача показательна. В Международном клубе сходились студенты различных взглядов и убеждений. Были идейные противники марксизма, не было врагов Советского Союза. Никто не притащил с собой грязи из

510