Lazarev_v_N_Russkaya_ikonopis_ot_istokov_do_n

Для новгородской иконописи XIV века огромное значение имело художественное наследие XIII столетия. В век, когда оказались почти прерванными культурные и торговые связи с Византией, когда прекратился ввоз византийских икон, стало, естественно, легче выйти из-под византийских влияний. Это подготовило почву для широчайшего усвоения народных мотивов и народных форм, в результате чего новгородская живопись сделалась в XIII веке более примитивной, но в то же время и более полнокровной.

В XIV веке фреска была в Новгороде гораздо более византинизирующим искусством, нежели станковая живопись. Она черпала мощные импульсы из работ заезжих греческих мастеров. Имена двух из них летописи нам называют. Это «гречин Исайя с другы», расписавший в 1338

году церковь Входа в Иерусалим, и знаменитый Феофан Грек, украсивший росписью в 1378 году церковь Спаса Преображения. Сопоставляя новгородские фрески XIV века с современными им иконами, убеждаешься в том, что местные традиции гораздо крепче держались в станковой живописи.

В силу своей дешевизны икона была более демократическим искусством;

икону легко мог заказать и сравнительно небогатый человек, а тем более городские корпорации, приобретавшие в жизни Новгорода все большее значение в связи с укреплением ремесленных кругов. Объединявшиеся по

«концам», по улицам, по «сотням», по тождеству профессий, жители Новгорода охотно заказывали иконы для возводимых в большом количестве деревянных и каменных храмов. Этот процесс начался уже в XII веке, но своего полного развития он достиг лишь в XIV столетии. В ранние же времена ведущая роль принадлежала, как мы видели, княжеским и архиепископским мастерским. Теперь рядом с ними возникают мастерские,

обслуживающие гораздо более широкие круги новгородского населения, в

том числе и крестьян обширных северных территорий. В Новгороде производство икон «на экспорт» быстро становится доходной профессией, и

смекалистые новгородцы не преминули сделать для себя соответствующие

выводы. Вероятно, князья, утратившие былой политический вес и экономическое значение, уже не имели на этом этапе своих придворных мастерских. Они. более не выступают заказчиками дорогих росписей, их сменяют всесильные богатые бояре. И если монументальная живопись Новгорода оставалась весь XIV век в орбите византийского понимания формы, то в иконе быстро кристаллизуется новый художественный язык с ярко выраженными новгородизмами.

Картина новгородской иконописи XIV века весьма пестрая и противоречивая. Из-за относительно малого количества сохранившихся икон,

к тому же совершенно случайных по подбору, очень трудно воссоздать ее связный ход развития. Традиции XIII века долго давали о себе знать,

особенно в первой половине XIV столетия. Эта архаическая струя держалась и во второй его половине, что объясняется наличием в Новгороде мастерских, обслуживавших различные круги населения. С 30-х годов XIV

века в Новгород проникают образцы палеологовского искусства. Большой роли они не сыграли, хотя и получили отклик в нескольких иконах.

Решающая роль принадлежала, в отличие от Москвы, не этому византийскому течению, а тому местному направлению, которое стало усиливаться с последней четверти XIV века и которое достигло своего апогея к рубежу двух столетий, когда четко обозначились специфические черты новгородской школы иконописи.

[Глава IV] Новгородская школа и «северные письма»

[IV.2. Первая половина XIV века]

Илл.

IV-1

Илл.

IV-2

Илл.

IV-3

Илл.

IV-4

Илл.

IV-5

76 См.: Лазарев В. Н. Искусство Новгорода. М.–Л., 1947, с. 46, табл.

34а; [Смирнова Э. С. Живопись Великого Новгорода. Середина XIII —

начало XV века. М., 1976, с. 74–75, каталог, №8, с. 181–184, ил. на с. 77, 280

и 281]. Икону следует датировать ранним XIV веком. 77 См.: Косцова А.

Новый памятник новгородской живописи XIII века. — «Сообщения Гос.

Эрмитажа», XXIII. Л., 1962, с. 18–22; [Смирнова Э. С. Живопись Великого

Новгорода. Середина XIII — начало XV века, с. 80–82, каталог, №12, с.

198–199, ил. на с. 299]. Происходит из села Передки близ города Боровичи.

Икона возникла не ранее первой трети XIV века. Левая часть фигуры и фон

(на крайней левой доске) написаны заново, что недопустимо в

реставрационной практике. Поздний пережиток этого иконографического

типа Николы встречается на иконе «северных писем» из села Вегорукса в

Музее изобразительных искусств Карельской АССР в Петрозаводске (XV

век). 78 См.: Лаурина В. К. Две иконы новгородского Зверина монастыря.

(К вопросу о новгородской иконописи первой половины XIV века). —

«Сообщения Гос. Русского музея», VIII, с. 105–112; [Смирнова Э. С.

Живопись Великого Новгорода. Середина ХIII — начало XV века, с. 70–72,

каталог, № 7, с. 179–180, ил. на с. 277–279]. Из часовни Зверина монастыря.

Возможно, происходит из церкви Богородицы этого монастыря,

заложенной в 1335 году. 79 См.: Перцев Н. В. Икона Николы из Любони.

— «Сообщения Гос. Русского музея», IX. Л., 1968, с. 84–91; Смирнова Э. С.

Живопись древней Руси. Находки и открытия. Л., 1970, текст и табл. 1–3;

[Ее же. Живопись Великого Новгорода. Середина ХIII — начало XV века,

с. 73–74, каталог, № 9, с.184–187, ил. на с. 282–293]. Село Любони

находится в Боровичском районе Новгородской области. Не исключена

вероятность, что икона была выполнена не в самом Новгороде, а в

близлежащей провинции. В группу ранних новгородских икон следует

включить и «Рождество Богоматери» из Третьяковской галереи (илл. IV-5)

(Антонова В. И., Мнева Н. Е. Каталог древнерусской живописи, т. I, № 16,

с. 86–87; Лазарев В. Н. Новгородская иконопись. М., 1969, табл. 19;

[Смирнова Э. С. Живопись Великого Новгорода. Середина XIII — начало

XV века, с. 84–86, каталог, № 14, с. 204–206, ил. на с. 315–317]; ср.:

Мацулевич Л. А. Две иконы Рождества Богоматери. — В кн.: Русская икона,

3. Пг., 1914, с. 167–171, с ил.), без достаточных оснований приписываемую

тверской школе (см.: Попов Г. В. Пути развития тверского искусства в XIV

— начале XVI века. — В кн.: Древнерусское искусство. Художественная

культура Москвы и прилежащих к ней княжеств. ХIV–ХVI вв., с. 314). На

выставке 1970 года «Живопись древней Твери» (Музей древнерусского

искусства имени Андрея Рублева) икона Рождества Богоматери выглядела

чужеродной, настолько ее яркие, чисто новгородские краски выпадали из

колорита всех других икон.

В первой половине XIV века, несомненно, писались иконы, еще весьма архаические по строю своих форм. К их числу относятся такие вещи, как

«Сошествие во ад» (Новгородский историко-архитектурный музей-

заповедник) (илл. IV-1) 76, краснофонный «Никола» (Эрмитаж) (илл. IV-2) 77,

«Борис и Глеб» (Исторический музей в Москве) (илл. IV-3) 78, а также две житийные иконы из Русского музея — «Георгий» и «Николай Чудотворец»

(илл. IV-4) 79. Все эти иконы не обнаруживают близкого стилистического сходства, но они принадлежат к одному направлению, представляя ранний этап в развитии новгородской станковой живописи XIV века, еще глубоко коренящейся в художественной культуре предшествующего периода.

Особенно интересно появление житийных икон, занесенных на Русь из Византии. Обычно на среднем поле изображается святой в рост либо по пояс,

а в боковых клеймах размещаются сцены из его жития. Сюжеты этих сцен нередко восходили к апокрифическим источникам, что давало художнику возможность более вольного их толкования. К тому же, по мере развития искусства в XIV и XV веках, в эти сцены начали просачиваться черточки,

непосредственно наблюденные в жизни (например, элементы реальной архитектуры и реального быта). Но никогда сцена из жития святого не превращалась в простую жанровую сцену. В ней всегда сохранялась дистанция между миром идеальным и миром реальным, всегда умозрительное начало властно напоминало о себе. Явленные молящемуся действия протекали в замедленном темпе, как бы вне времени и вне пространства. Тем самым житийные сцены приближались к своего рода идеограммам, скорее намекавшим на изображенный эпизод, нежели передававшим его со свойственной развитому реалистическому искусству обстоятельностью.

Илл.

30

Илл. IV-6

К разряду таких житийных икон относятся как раз иконы Русского музея, исполненные в начале XIV века. Их художественный язык предельно лаконичен, архитектурные кулисы сведены до минимума, доминирует чистый цвет с излюбленным новгородцами противопоставлением красного и белого. Икона Николая Чудотворца написана очень мягко, в то время как житийная икона Георгия (илл. 30) — в жесткой, почти «плакатной» манере.

На полях представлены различные сцены мучений Георгия, на среднике — развернутый вариант чуда Георгия о змие с царевной Елисавой (вместо Елизаветы!), с ее родителями и епископом, выглядывающими из башни. Все основные элементы этой композиции встречаются уже на известной фреске

XII века в церкви св. Георгия в Старой Ладоге (илл. IV-6). Но тот оттенок сказочности, который был свойствен росписи, еще более усилился на иконе с ее контрастами масштабов, своеобразным парением фигур в воздухе и наивной повествовательностью. Царевна кажется игрушечной, таким же

выглядит и дракон, послушно ползущий за Елисавой 80. 80 В одном русском

духовном стихе этот эпизод описан следующим образом:

А	ведет	земею	она	на	пояси,
как		коровушку	будто		дойную.

См.: Рыстенко А. В. Легенда о св. Георгии и драконе в византийской и

славяно-русской литературе. Одесса, 1909, с. 324. В Георгии нет ничего

подчеркнуто воинственного: хотя в правой руке его виднеется копье, он им никого не поражает, а несется вскачь, как бы устремляясь на своем белом коне в поле, чтобы охранять крестьянские посевы.

Предельно наглядны изображения в клеймах, в основном воспроизводящие различные сцены мучений. Георгия четвертуют, бьют,

кладут на него камни, сажают в котел с кипятком, пилят голову и подвергают множеству других тяжелых испытаний. Но все напрасно. Он выходит невредимым из любых переделок, и его лик остается неизменным, как будто он ничего не чувствует и ничего не ощущает. Так новгородский мастер воссоздает повесть о героизме мученика. И делает он это столь живо и убедительно, что, несмотря на наивность его художественного языка,

каждый эпизод обретает удивительную конкретность.

[Глава IV] Новгородская школа и «северные письма»

[IV.3. Проникновение палеологовского искусства]

То архаическое течение, которое представлено упомянутыми выше иконами, было не единственным в Новгороде. Рядом с ним зародилось в 30-х

годах более передовое направление, связанное с проникновением образцов палеологовского искусства. Уже на изображениях, украшающих выполненные для храма св. Софии в 1336 году Васильевские врата (теперь хранятся в Александрове), обнаруживаются новые стилистические черты

(более вытянутые и легкие фигуры, большее движение, развевающиеся

одеяния) 81. 81 См.: Лазарев В. Н. Васильевские врата 1336 года. —

Лазарев В. Н. Русская средневековая живопись. Статьи и исследования, с.

179–215; Id. Оld Russian Мurals and Mosaics. London, 1966, р. 139 [см. также

в рус. изд.: Лазарев В. Н. Древнерусские мозаики и фрески. ХI–XV вв. М.,

1973, с. 54, ил. 292, 293]. Два года спустя в Новгороде появился «гречин

Исайя с другы», расписавший в 1338 году церковь Входа в Иерусалим, а через сорок лет — еще один греческий живописец, гениальный Феофан. Все это, конечно, стимулировало мысль новгородских художников в направлении

новых исканий. 82 См.: Филатов В. В. Иконостас новгородского Софийского собора (предварительная публикация). — В кн.: Древнерусское

искусство. Художественная культура Новгорода, с. 63–77; [Его же.

Праздничный ряд Софии Новгородской. Древнейшая часть главного

иконостаса Софийского собора. Л., 1974]; Живопись древнего Новгорода и

его земель ХII–XVII столетий. Каталог выставки, №18, с. 41. Вторая группа

«праздников», состоящая из четырех икон, датируется 1509 годом.

Состояние сохранности древнейших досок посредственное. Много утрат,

особенно на лицах. Хорошо сохранились только отдельные головы, лучше

всех в «Сошествии Св. Духа» и «Успении». 83 Новгородская первая

летопись старшего и младшего изводов. М.–Л., 1950, с. 351–353. 84 Иконы,

стиль которых не совсем обычен, имеют отдаленное сходство с

памятниками южнославянского круга и написаны, скорее всего, выходцем с

Балкан. Терновый венец на голове распятого Христа свидетельствует о

западных влияниях.

Весьма вероятно, что три длинных доски из иконостаса собора св.

Софии с изображением двенадцати «праздников» (начиная с «Благовещения» и кончая «Сошествием св. Духа» и «Успением») связаны с мастерской упоминаемого в летописи «гречина Исайи» 82. Согласно свидетельству той же летописи, в 1340 году в храме св. Софии часть икон погорела и архиепископ Василий приказал в следующем году написать новые иконы 83. По

предположению В. В. Филатова, данными иконами и являются три упомянутых доски с «праздниками». Это вещи не очень высокого качества,

мало ритмичные по композиции, зато богатые по цвету, с широким использованием золота и ляпис-лазури. Иконы эти греческой, а не русской работы, на что указывают их колорит, надписи и иконография 84.

Илл.

31

Илл.

IV-7