10. А Шютц - основоположник феноменологической социологии.

Альфред Щюц (1899-1959), один из учеников Э. Гуссерля, после прихода фашистов к власти в Европе эмигрировал в США, где сделал карьеру банкира и преподавателя. Испытав сильное влияние идей американской прагматической философии и символического интеракционизма, он попытался объединить их с феноменологическим пониманием своего учителя в своем основополагающем труде <Феноменология социального мира>.

С точки зрения А.Шюца, жизненный мир ‑ это сфера непосредственно переживаемой дорефлексивной деятельности. Поток явлений этого мира ‑ жизнь, бесконечная и нерасчлененная «длительность», «внутреннее переживание времени» (по выражению Гуссерля). Явления в потоке жизни не значимы. Бессмысленно говорить, что переживание «имеет значение». Значение не находится в потоке жизни. Значимо лишь то переживание, которое схвачено в рефлексии. «Значение, ‑ пишет Шутц, ‑ это способ, которым Эго рассматривает свое переживание».

Поток переживаний ‑ это жизнь, рефлексия ‑ это мысль. Жизнь и мысль не совместимы. В рефлексии схватывается ненастоящее переживание, но прошлое переживание. «Живое настоящее», живое «здесь и сейчас» неуловимо в рефлексии. Принадлежа жизненному миру, оно выпадает из сферы значимого. Шутц сравнивает рефлексию с лучом света, освещающим отдельные части потока опыта, расчленяющим этот поток, выявляющим в нем значимые (дискретные) элементы.

Итак, налицо противоположность жизни и мышления, переживания и значения, или жизненного мира и объективирующей рефлексии. Как мы помним, для жизненного мира характерно: 1) непосредственность переживания, 2) «анонимность» переживания, 3) его нерасчлененная целостность. Возникновение значимых элементов опыта предполагает: 1) рефлексию, 2) объективирующее Эго, 3) дискретность элементов мира. Взаимоисключительность характеристик жизненного мира и объективирующей рефлексии объясняет, почему, согласно Гуссерлю, должна окончиться неудачей всякая попытка его «тематизации», почему всякая целеполагающая деятельность воспроизводит лишь искаженный облик реального мира.

Каким образом, с точки зрения А.Шюца, можно изучить «жизненный мир»? Феноменологический анализ он рассматривал не как самоцель, но как средство для решения фундаментальных социологических проблем.

А. Щюц считал, что, используя метод феноменологической редукции, мы приходим к «потоку опыта», который является основным путем проявления «феномена» - объекта нашего осознания - через чувственное восприятие. Наше восприятие объекта, основанное на пяти чувствах, может только сказать нам, что он есть, определить его цвет, звук, форму и т. д. Однако этот объект ничто для нас, он лишь существует рядом с нами. «Обозначивая» объект, именуя его, придавая ему значение, мы входим с ним в определенное отношение, поскольку он начинает быть выражением каких-то наших черт и признаков, становится значимым объектом, вписываясь в мир, создаваемый нашим сознанием. Этот переход от чувственного опыта (незначимых объектов) к логическому упорядочению и определению (значимым объектам), который производится вначале в сознании отдельного индивида, а затем - во взаимодействии между индивидами, и является стержнем феноменологической социологии.

Действие - это, в первую очередь, воздействие сознания на чувственный опыт с целью получения знания, это внутренний процесс осознания, индивидуального или коллективного. Согласно А. Щюцу, способ, которым мы создаем значения вне «основного потока» чувственного опыта, состоит в процессе типологизации - создания однородных классов опыта.

Способом типологизации мы создаем то, что А. Щюц называет «значимым контекстом» - совокупность критериев, посредством которых мы организуем чувственный опыт в значимый мир. Используя эти критерии, я «перерабатываю» воспринимаемые объекты. «Значимый контекст» снова организуется через процесс типологизации в «запас знаний» - это не знания о мире, а новый мир, созданный в моем сознании, имеющий некоторое отношение к «внешнему», но кардинально отличающийся от него. Так, книга, лежащая на столе - это просто прямоугольный предмет с определенным цветом, запахом, шероховатостью, но в моем сознании он становится «книгой», причем я действительно вижу его во внешнем мире. Я не думаю над тем, как я перехожу от восприятия прямоугольного, твердого предмета, лежащего на столе, к понятию «книга», я просто делаю это, объявляя этот процесс «само собой разумеющимся». По А. Щюцу, именно такие «само собой разумеющиеся запасы знаний» и составляют основу социального мира.

До сих пор говорилось об индивидуальном «создании мира», отмечая, что он составляет основу мира социального. Переход от личности к обществу А. Щюц описывает следующим образом. На определенной стадии развития индивидуальный «запас знаний» должен быть «разделен» с другими людьми. Совмещение раз личных миров осуществляется на основе «само собой разумеющихся понятий», создавая «живой мир». Мы создаем и изменяем его в нашем социальном взаимодействии и передаем его из поколения в поколение через процесс социализации.

Таким образом, Шюц, а вслед за ним и феноменологическая социология обращает внимание, прежде всего, на то, каким образом социальный мир является индивиду. Однако индивид рассматривается не в изоляции от общества. Согласно феноменологической точке зрения, общество и социальная жизнь это «интерсубъективные» феномены. Понятие «интерсубъективные» означает, что значительная часть повседневности основана на том, что другие люди думают, воспринимают, полагают вещи в целом также, как и данный (то есть действующий, мыслящий, анализируемый исследователем) субъект. Таким образом, социальный мир это такой, который мы делим с другими на основе общего знания и процедур. Взаимность такого знания, его общепринятый характер позволяет нам взаимодействовать друг с другом. Важнейшую роль в этом играет язык. Он позволяет «типизировать» вещи и людей, составляющих наше окружение, поскольку обеспечивает имена и ярлыки для них. Именно так, в значительной мере, обеспечивается «взаимодействие (или взаимодополняемость) перспектив» и восприятие потребностей других. Поскольку люди обладают различными биографическими ситуациями, наши «запасы знания», то есть все единицы, фрагменты информации и знания, аккумулируемые в течение жизни, не тождественны запасам знания других людей. Более того, знание социально распределено в том смысле, что различные люди знают различные вещи, поскольку в повседневном взаимодействии соприкасаются с различными вещами.

Однако существует некое ядро обыденного знания, знание «здравого смысла», конституирующее единый мир повседневности и позволяющее нам понимать друг друга. Типизация позволяет нам конструировать единый мир на основе личного взаимодействия и взаимодействия с группами, не столь близкими к сфере нашего влияния. Таким образом, феноменологическая социология рассматривает то, каким образом разносторонний социальный мир явлен нам как индивидам и как мы обращаемся с ним, взаимодействуем с ним, используя наличное знание.

С понятием «живого мира» А. Щюц тесно связывает понимание целей и задач социальной науки. Социологи работают с «типификацией второго порядка», «типологизацией нашей совместной типологизации», должной упорядочить социальный мир для прогнозирования поведения людей или для определения их поведения как «ненормального», если они отклоняются от «само собой разумеющихся» понятий, понятий «здравого смысла».

Попытка построения феноменологической теории общества представлена в работе Питера Бергера (1929 г. р.), написанной им в соавторстве с Томасом Лукманом (1927 г. р.). «Самособой разумеющиеся» значения продолжают рассматриваться как основа социальной организации, но авторы обращают большее внимание на значения, вырабатываемые совместно и стоящие как бы «над индивидом». Реальную основу этих значений они видят в религиозных верованиях, разделяющихся каждым. Общество, таким образом, оказывается социальным окружением индивида, которое он сам создает, внося в него определенные «надстоящие» ценности и значения, которых впоследствии и придерживается. Эти значения развиваются и объективируются в социальных институтах, позволяя индоктринировать новых членов общества, вынужденных подчиняться этим «вне-меня-надо-мной» ценностям.

Таким образом, исходная посылка феноменологической социологии задает ее оппонирование структурно-функциональной социологии: индивид не является пленником социальной структуры, социальная реальность постоянно воссоздается нами, зависима от нашего сознания и наших ее интерпретаций. Соответственно, в фокус внимания социологии должна попасть человеческая субъективность. Однако взгляд на нее с позиции внешнего наблюдателя как минимум непродуктивен, не позволяет «пробиться» к ее истокам. Следовательно, необходимо погружение в мир, в котором живет человек, т.е. в мир жизни или жизненный мир. Только в этом случае можно дать адекватное толкование, понять принципы конструирования (конституирования) мира и переистолковать, т.е. изменить его, что требует выхода на исходные основания всякого возможного опыта-знания и требует, следовательно, освобождения нас от предвзятости видения, налагаемого реальной историей и культурой, в которой мы (некритически) социализированы.

Следовательно, любая адекватная своему предмету социологическая стратегия должна: 1) исходить из «взятия в скобки» вопроса о существовании мира объектов вне сознания; 2) провести феноменологическую редукцию, т.е. освободиться от «пред-взятостей» видения и обнаружить исходное значимое для всякого субъекта, разделяемое им (но не независимое от него); 3) зафиксировать естественную установку (естественное, «незатемненное» наработанными условностями и абстракциями непосредственное отношение к миру), которая возможна только в жизненном мире (мире повседневности – отсюда более поздние версии «социологии повседневности»); 4) дать анализ-реконструкцию возможных согласований-пониманий, достигаемых субъектами в интерсубъективном взаимодействии-общении и выявить основополагающие принципы и механизмы конституирования (конструирования) при этом социокультурного мира.

В целом, прямое влияние Альфреда Щюца на мир западной социологии достаточно мало. Феноменологические идеи были снова подняты и реанимированы социологами радикального толка, использовавшими их сначала как инструмент эмпирического исследования, а затем построившие на их основе собственную теоретическую концепцию - этнометодологию.