97 96

ПВЛ по Лаврентьевской летописи

«...приведоша Моисея пред Фаравона, и реша ста­рейшина Фаравоня: се хочеть смирити область Еюпеть-скую...»¹

ПВЛ по Воскресенской летописи

«...приведоша Моисея пред царя Фараона, и реша Фараону старци Египеть-скыя: о царю! се хощет смирити и область Египет-скую»____________

Итак, вслед за древнерусскими летописцами мы утвержда­ем, что старейшины и старцы — понятия эквивалентные. И зря И.Линниченко доказывал обратное.³ Предположив эту равно­значность, мы получаем возможность заключить о тожестве терминов «старейшины градские» и «старцы градские» и та­ким образом расширить комплекс известий о старцах град­ских, поставив, следовательно, изучение вопроса на более на­дежную основу. Далее, если старейшины градские и старцы градские — одни и те же лица, то вряд ли прав В.Строев, упо­добивший их библейским персонажам, фантазией летописца, перенесенным в повествование о Владимире, так как на исто­рической сцене они появляются раньше, чем Владимир во-княжился в Киеве; летопись сообщает о них под 945 годом, рассказывая о жестокой расправе «блаженой» Ольги над жи­телями древлянского Искоростеня, среди которых были и "старейшины града".⁴ Но, быть может 945 г.— еще не самая ранняя веха выступления городских старейшин (старцев град­ских) на страницах летописных памятников. Архангелогород-ский летописец сообщает, как в 881 г. Олег «налезоста Днепр реку, и приидоста под Смоленск, и сташа выше города и шат-

¹ Там же.

² ПСРЛ, т. 7. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856, стр. 266

(Далее - ПСРЛ, т. 7). '"^!

³ И.Линниченко. Вече в Киевской области, стр. 10—11.

⁴ ПВЛ, ч. 1, стр. 43.

ры иставиша многи разноличны цветы. Уведавше же смольня-не, и изыдоша старейшины их к шатром и спросиша единого человека: "кто сей прииде, царь ли или князь в велицеи сла­ве?" И изыде из шатра Ольг, имыи на руках у себя Игоря, и рече смольняном: "сей есть Игорь, князь Игоревич (Рюрико­вич?) рускии". И нарекоша его смольняне государем, и вдася весь град за Игоря»¹ В свое время А.А.Шахматов находил в Архангелогородском летописце наиболее древнюю перереда-чу летописных статей Начального свода, чем в Новгородской I летописи. Поэтому Архангелогородский летописец представ­лялся ему «весьма важным источником при исследовании на­шего летописания» . Правда, А.Н.Насонов полагает, будто «в ходе дальнейших разысканий он (А.А.Шахматов. — Авт.), по-видимому, пришел к мысли, что источник этот (Устюжский свод) слишком поздний, чтобы можно было использовать его для решения поставленной задачи, и в последующих трудах он к нему почти не прибегал».³ Однако современные издатели Устюжского Летописного свода, учитывая редакторскую от­делку составителя (сокращения всякого рода, осмысления и подновления текста), видят в нем все же огромную ценность, поскольку он донес до нас более древнюю и более полную ре­дакцию Начального свода, отражение которой нигде больше не встречается.⁴ Что касается привлеченной нами записи, то и в ней явно ощущаются следы обработки позднейшего редак­тора: подозрительной выглядит фразеология старейшин («кто

¹Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец). М -Л, 1950, стр. 21.

²А.А.Шахматов. О Начальном киевском летописном своде. «ЧОИДР» 1897, кн. 3, стр. 52. '

³А.Н.Насонов. История русского летописания XI — начала XVIII века. Очерки и исследования. М., 1969, стр. 21.

⁴Устюжский летописный свод, стр. 5. См. также: К.Н.Сербина. Ус­тюжский летописный свод. «Исторические записки», т. 20, 1946, стр. 260 -263.

98

99

сей прииде, царь ли или князь в велицеи славе»), свидетельст­во о том, будто смольняне нарекли Игоря государем. И все-таки участие старейшин в событиях вряд ли стоит отвергать. Это становится очевидным в свете обстоятельств, обеспечив­ших Олегу власть над Смоленском. Здесь нам придется сде­лать историографическое отступление, так как без напомина­ния о некоторых деталях, имеющихся в высказываниях исто­риков по поводу продвижения Олега из Новгорода в Киев, оп­ределить указанные обстоятельства будет не вполне удобно.

Н.М.Карамзин, повествуя о походе князя Олега вниз по Днепру, говорит: «Смоленск, город вольных кривичей, сдался ему, кажется, без сопротивления, чему могли способствовать единоплеменники их, служившие Олегу».¹ Предположение Н.М.Карамзина перечеркнул С.М.Соловьев, который, расска­зав о том, как Олег закрепил за собой Смоленск и Любеч, спе­циально подчеркнул: «Как достались Олегу эти города, дол­жен ли был он употреблять силу или покорились они ему доб­ровольно — об этом нельзя ничего узнать из летописи». Не­решительность С.М.Соловьева устранил С.Ф.Платонов. «Олег не долго пробыл на севере, — писал С.Ф.Платонов, — он спус­тился по великому водному пути, покорил все племена, на нем жившие, и успел счастливо, без особенных усилий, завладеть Киевом».³ Б.Д.Греков не различает особенностей, при которых Олег утвердился в Смоленске и Любече: князь занимает их, овладевает ими.⁵ Такое недифференцированное представление , просочилось и в учебники для высшей школы.

¹ Н.М.Карамзин. История Государства Российского, т. 1, стр. 82.

² С.М.Соловьев. История России с древнейших времен, т. 1, стр. 139.

³ С.Ф.Платонов. Лекции по русской истории, стр. 63.

⁴ Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 453.

⁵ Б.Д.Греков. Борьба Руси за создание своего государства. М.-Л., 1945, стр. 52.

⁶ См., напр.: История СССР, ч. I. Учебник для педагогических инсти­тутов. М., 1961, стр. 63.

Мы не можем согласиться с тезисом С.М.Соловьева о том, что из летописи нельзя понять, применил силу Олег при за­владении Смоленском и Любечем, или же нет. Догадка Н.М.Карамзина при вдумчивом отношении к летописному тексту находит полное подтверждение. В самом деле, когда летописец сообщает о занятии Олегом Смоленска, он упот­ребляет выражение «принял город», а Любеча — «взял Лю­беч».¹ Отсюда ясно, что в Смоленск Олег попал мирным пу­тем, тогда как Любеч и Киев открыли ворота, покоряясь силе завоевателя. Рассказ летописца позволяет судить, почему Олег без вооруженного столкновения занял Смоленск. Оказывается, он «приде к Смоленьску с кривичи».² А если еще вспомнить о тесном содружестве словен, кривичей и других окольных пле­мен, завершившимся образованием конфедерации племен, сыгравшей важную роль в новгородской истории,³ то добро­вольное подчинение Смоленска вновь прибывшему князю по­лучает исчерпывающее объяснение. Но мирный, обусловлен­ный каким-то договором, въезд Олега в город кривичей не мог быть безучастным со стороны местных властей, олицетворен­ных в старейшинах. Поэтому версия Архангелогородского ле­тописца о смоленских старейшинах, вошедших в контакт с Олегом накануне его появления в городе, весьма правдопо­добна. Мы принимаем ее и связываем с ней самое раннее упо­минание в древнерусских летописных памятниках о городских старейшинах, или старцах градских.⁴

¹ ПВЛ, ч. I, стр. 20.

²Там же.

³В.Т.Пашуто. Особенности структуры Древнерусского государства. В кн.: А.П.Новосельцев (и др.). Древнерусское государство и его междуна­родное значение. М., 1965, стр. 84 - 85; В.ЛЛнин, М.Х.Алешковский. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы). «История СССР», 1971, № 2.

⁴В недатированной части Никоновской летописи (ПСРЛ, т. 9, стр. 3) упоминается о старейшине Гостомысле, управлявшем новгородскими сло-венами. Но ввиду того, что в этой летописи смешиваются понятия «ста-

100

101

Как в описанном Архангелогородским летописцем эпизо­де, так и в других старцы градские выступают в качестве пол­номочных руководителей общества, с которыми князья выну­ждены считаться. Даже во второй половине X в., в перелом­ную эпоху Владимира Святославича,¹ они еще теснятся в ап­парате управления и влияют на ход государственных меро­приятий первостепенной важности, таких, как введение хри­стианства, расходование казенных средств. Старцы — совет­ники в княжеской думе и непременные участники пиров Вла­димировых, выполнявших задачу социального общения мест­ного населения с носителем публичной власти — киевским князем.³

Выделялись ли старцы чем-нибудь из остальной высоко­поставленной знати или же сливались с ней? Каково, напри­мер, отношение их к боярам? В исторической литературе про­слеживаются две линии в данном вопросе. Одни историки (А.Рейц, С.В.Юшков) стараются не смешивать бояр со стар­цами градскими,⁴ другие (М.Ф.Владимирский-Буданов, Б.Д.Греков), относя старцев к категории земских бояр, сгла­живают тем самым различия между ними.⁵ Позиция последних историков легко уязвима и с точки зрения фактов, упоминае­мых летописью, и с точки зрения логики развиваемых ими по­ложений. Обращаясь к летописи, замечаем, что ее составитель

рейшина» и «князь» (Там же, стр. 9), мы считаем необходимым воздер­жаться от использования данного текста.

¹ В.В.Мавродин. Образование Древнерусского государства. Л., 1945, стр. 289 - 346.

²ПВЛ,ч. 1, стр. 74-75, 87.

³ Р.С.Липец. Эпос и Древняя Русь. М., 1969, стр. 127 - 131.

⁴ А.Рейц. Опыт истории..., стр 30 (прим.); С.В.Юшков. Очерщи..., стр. 34.

⁵ М.Ф.Владимирский-Буданов. Обзор..., стр. 26 — 28, 47 —;,, 48; Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 126 — 127.

разграничивает бояр и старцев градских.¹ Вникая в логиче­скую канву исследования названных авторов, ощущаем сла­бость построения отдельных звеньев. Дореволюционных уче­ных, впрочем, можно еще понять, поскольку они исходили из идеи о прибытии издалека варяжских дружин на Русь, пред­ставители которых образовали княжеский двор с его высшим слоем — княжими боярами, противостоящими туземному бо­ярству. Но исследователь, придерживающийся мнения о ни­чтожной миссии варягов в социально-политической истории Древней Руси и быстрой ассимиляции их славянской средой, не может противопоставлять «высших членов княжеского двора» туземной знати, не впадая в противоречие с самим со­бой.

Еще меньше похожи старцы на князей. Мы говорим об этом потому, что в историографии предпринимались попытки сравнять старцев градских и князей. М.В.Довнар-Запольский писал: «Наша древняя летопись считает очень многих князей в среде русских племен, находящихся под властью киевского князя Олега. Очень вероятно, что эти племенные князья были такими же родовыми старейшинами (старцами градскими. — Авт.). С объединением Руси они затерялись в среде местного земского боярства».² Автор не приводит ни одного факта, ко­торый как-нибудь бы подтвердил его мысль. Не знаем и мы таковых. Поэтому спор тут бесплоден.

Итак, старцы градские — это ни князья, ни бояре. Кто же они? Без привлечения этнографического материала ответить на поставленный вопрос нельзя. И достойно сожаления, что историки до сих пор изучают старцев градских без помощи

¹«И реша старци и боляре...» (ПВЛ, ч. I, стр. 58); «Созва Володимер боляры своя и старци градьские... (Там же, стр. 74); «И созва князь боляры свои и старца...» (Там же, стр. 75); «И съзываше боляры своя, и посадникы, старейшины по всем градом...» (Там же, стр. 85).

²Русская история в очерках и статьях, т. I. Под редакцией М.В.Довнар-Запольского, б/г, стр. 293.

103

102

этнографов. Наблюдения Л.Моргана над бытом индейцев де­монстрируют сложную структуру власти в родо-племенном обществе на позднем этапе его развития, когда народом управлял совет вождей, народное собрание и высший воена­чальник.¹ Совет вождей выполнял гражданские функции.²

На аналогичное разделение властей у древних германцев обратил внимание Ф.Энгельс. «Высшей ступени варварства, — говорит он, — соответствует и организация управления. По­всеместно существовал, согласно Тациту, совет старейшин (principes), который решал более мелкие дела, а более важные подготовлял для решения в народном собрании... Старейшины (principes) еще резко отличаются от военных вождей (duces), совсем как у ирокезов».

Старцы градские, по нашему убеждению, и есть та пле­менная знать, которая занималась гражданскими делами, чем она и отличалась от князей и их сподручников бояр, профили­рующихся прежде всего в области военной. Наименование «градские» они получили потому, что пребывали, как и следо­вало ожидать от племенной знати, в «градах» — племенных центрах.

Не везде положение старцев градских было одинаковым. Более уверенно и устойчиво они чувствовали себя в тех зем­лях-княжениях, где правили местные князья — потомки пле­менных вождей, вросших в туземную почву. Между этими князьями и старцами вряд ли возникали острые или неразре­шимые противоречия. Вспомним древлян с их патриархально-идиллическим общественным тонусом, добрыми князьями, нарочитыми мужами (старейшинами), «иже дерьжаху Деревь-ску землю». Несколько иной была судьба старцев там, где ут­вердилась иноземная династия Рюриковичей. Здесь, пожалуй,

чаще возникали поводы для взаимного неудовольствия. Одна­ко и Рюриковичи вынуждены были на первых порах считаться с ними и при случае пользоваться их поддержкой. Пример князя Владимира Святославича тут более чем кстати. Но нель­зя также преувеличивать значение старцев градских: при всем своем социальном весе они по отношению ко второй половине X в. — осколки прошлого, готовые навсегда исчезнуть с поли­тического небосклона Древней Руси. И действительно, в XI в. о них уже ничего не слышно. В чем причина ухода старцев? Собирание восточнославянских земель вокруг Киева губи­тельно отозвалось на старцах, тяготевших к местной обособ­ленности и замкнутости, поднимавших свои племена против гегемонии киевских князей. Не случайно Ольга, ворвавшись в Искоростень, подвергла экзекуции тамошних старцев.¹ Но главная причина исчезновения старцев градских заключалась, конечно, не в карательных мерах князей из Киева, а в распаде родового строя, из недр которого вышли старцы; рухнули уч­реждения родового строя, и вместе ними отошли в небытие старцы градские, их персонифицирующие.

* * *

Какие выводы можно сделать из проделанного в первой главе исследования? Основной вывод заключается в том, что в Киевской Руси (в ее социально-экономической структуре) факторам дофеодального характера принадлежала в высшей степени существенная роль. Здесь необходимо прежде всего назвать общину в различных вариациях и крупные семейные объединения. Эти социальные институты генетически восхо­дят к родовому строю и в сущности являются его модифика-

¹ Л.Морган. Древнее общество. Л., 1934, стр. 71.

² Там же.

³ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 142.

¹ПВЛ, ч.1, стр.43. В Лаврентьевском списке Повести временных лет читаем: «...старейшины же града изънима...». Не то в Ипатьевском списке: «...старейшины же города ижьже...». Трудно сказать, какой из вариантов более правилен. Несомненно только, что старцы градские побежденных Киевом восточнославянских племен нередко теряли свободу и даже жизнь.