Категорический императив – объективный принцип морали

Нравственный закон как объективный принцип воли, который да­ется разумом, должен был бы быть единственной (и в этом смысле самоочевидной, «естественной») основой поведения всех разумных существ. Однако человек — не просто разумное существо. Он явля­ется несовершенным разумным существом. Это значит, что чело­веческая воля руководствуется не только разумом, представления­ми о законах. На нее действуют и сами законы. Человеческая воля испытывает также воздействие склонностей, интересов, случайных обстоятельств. Человеческая воля вынуждена сообразовываться не только с разумом. Поэтому нравственный закон в случае челове­ческой воли выступает как принуждение, как необходимость дей­ствовать вопреки тем многообразным субъективным эмпирическим воздействиям, которые эта воля испытывает. Он имеет форму при­нудительного веления — императива.

Если представить, что есть существа, которые в своей разумности совершенны и обладают святой волей (например, ангелы), то они также руководствовались бы нравственным законом, каким руководствуется человек, обладающий доброй волей. Для них, однако, этот закон был бы единственным мотивом действия, у них не было бы поводов отступать от него, и потому он не приобретал бы для них форму императива.

Другое дело — человек, существо слабое, несовершенное. Для него нравственный закон может иметь силу только как принужде­ние, или императив. Императивы — это формулы отношения объективного (нравственного) закона к несовершенной воле человека.

Для того чтобы описать специфическую императивность нравственности, все императивы человеческого поведения подразделя­ются Кантом на два больших класса: одни из них повелевают гипотетически, другие категорически. Гипотетические императивы от­носительны, условны. Они говорят о том, что поступок хорош в каком-то отношении, для какой-то цели. Поступок оценивается с точки зрения его возможных последствий. Таковы, например, советы врача, которые хороши для человека, который хочет заботиться о своем здоровье. Категорический императив предписывает поступки, которые хороши сами по себе, объективно, без учета пос­ледствий, безотносительно к какой-либо иной цели. В качестве примера можно указать на требование честности. Только категорический императив можно назвать императивом нравственности. И на­оборот: только императив нравственности может быть категорическим.

Так как нравственный закон не содержит в себе ничего, кроме всеобщей законосообразности поступков, то и категорический императив не может быть ничем иным, кроме как требованием к человеческой воле руководствоваться данным законом, привести свои максимы в соответствие с ним: «Таким образом, существует только один категорический императив, а именно: поступай только согласно такой максиме¹ (¹ Максимой именуется субъективный принцип воли, тот эмпирический мотив, которым индивид руководствуется в своем поведении), руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» (260). Вся человеческая нравственность выводится из этого одного-единственного принципа.

Закон ограничения максим условием их общезначимости для всех разумных существ означает, что каждое разумное существо необходимо рассматривать в качестве ограничивающего условия максим — того абсолютного предела, который категорически запрещено переступать. Разумное существо полагает себя в воле как цель. Практический императив поэтому должен включать в себя идею самоцельности человека как разумного существа, субъекта возможной доброй воли и может быть переформулирован следующим образом: «Посту­пай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» (270). Человечество (человечность, внутреннее достоинство, способность быть субъектом доброй воли) в лице каждого человека — не просто цель, а самостоятельная цель, самоцель. Эта цель является последней в том смысле, что она никогда не может быть превращена в средство. Она абсолютна, в отличие от всех других целей человека, имеющих относительный ха­рактер. В этом смысле она негативна, участвует в человеческой деятельности в качестве ее ограничивающего условия — «как цель, вопреки которой никогда не следует поступать» (280).

Основание нравственности (практического законодательства) объективно заключено в правиле (форме всеобщности), субъектив­но — в цели (каждое разумное существо как цель сама по себе). Категоричность, безусловность императива требует также третьего уточнения, а именно предположения, что воля каждого разумного существа обладает способностью учреждать нравственный закон. Отсюда — третья формула категорического императива, включаю­щая «принцип воли каждого человека как вали, всеми своими максимами устанавливающей всеобщие законы» (274). Это основоположение Кант называет принципом автономии воли.

Таковы три основные формулы ¹ (¹ Более подробно о разных формулировках категорического императива см. Скрипник А.П. Категорический императив Иммануила Канта. М.: МГУ, 1978) (именно основные формулы, по­тому что на самом деле, если принимать во внимание все оттенки, их больше, по подсчетам некоторых дотошных исследователей, более десятка), три разных способа представлять один и тот же закон. Они взаимосвязаны между собой таким, образом, что «одна сама собой объединяет в себе две других» (278). Разные формулы (редакции) категорического императива раскрывают разные аспек­ты одного и того же закона, делают его более наглядным, доступным для восприятия. Категорический императив как абсолютный закон и есть закон доброй воли. «Та воля безусловно добра, которая не может быть злой, стало быть, та, максима которой, если ее делают всеобщим законом, никогда не может противоречить себе. Следовательно, принцип: поступай всегда согласно такой максиме, всеоб­щности которой в качестве закона ты в то же время можешь же­лать, — также есть высший закон безусловно доброй воли; это един­ственное условие, при котором воля никогда не может сама по себе противоречить, и такой императив есть категорический импера­тив» (279).

К примеру, человек оказался в затруднительном положении, из которого он может выйти, дав обещание без намерения его выпол­нить. В этой ситуации, как говорит Кант, следует различать два во­проса: является ли такой способ поведения благоразумным и явля­ется ли он нравственным. С помощью лживой увертки можно выйти из конкретной затруднительной ситуации, но никогда нельзя точно сказать, какие последствия в будущем могут возникнуть для человека, потерявшего доверие, и он, вполне возможно, не досчитается зна­чительно больше того, что временно приобретает. Поэтому благо­разумие требует давать честные обещания. Совет благоразумия, хотя он сам по себе верен, построен на боязни дурных последствий и не обладает должной твердостью; ведь человек вполне может прийти к выводу, что бояться ему нечего, и он вполне может обмануть с большой выгодой для себя. Другое дело, если следовать данной норме как нравственному требованию, т.е. требованию категори­ческому, безусловному. Но как узнать, является ли она таковой? Для этого необходимо провести мысленный эксперимент и задаться вопросом: хочу ли я, чтобы каждый имел право на ложное обещание в ситуациях, которые он считает для себя затруднительными? Гово­ря иначе, желаю ли я, согласен ли я, чтобы ложь стала общим для всех законом? При такой постановке выясняется, что тот, кто под­вержен искусу ложного обещания и желал бы его дать, тем не менее. сохраняя способность к последовательному мышлению, никак не может желать того, чтобы это стало всеобщим законом, ибо в этом случае никто бы ему не поверил. Более того, ложное обещание как раз предполагает, что оно будет воспринято не как ложное, что оно, следовательно, не должно быть возведено во всеобщее правило. «Стало быть, моя максима, коль скоро она стала бы всеобщим зако­ном, необходимо разрушила бы самое себя» (239). Таким образом, категорический императив предлагает механизм, позволяющий ин­дивиду установить в ходе мысленного эксперимента — соответствуют ли реальные мотивы его поведения стандарту, своего рода ГОСТу нравственного закона.