Присутствие

По правде сказать, великий Бальзак (если не счи- тать двух-трех книг) кажется сегодня совершенно не- выносимым. Наши глаза, привыкшие к куда более точным и верным картинам, тотчас обнаруживают приблизительность, условность, a peu pres⁴ мира, из- ображенного в «Человеческой комедии». На вопрос, почему я fie приемлю Бальзака-писателя (как человек это прекраснейший образец людского рода), отвечу: созданная им картина всего лишь худосочный подма- левок. Чем отличается настоящая живопись от подо-

263

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ.

бного подмалевка? Тем, что в настоящей живописи изображаемый предмет представлен непосредственно, как бы лицом к лицу, во всей полноте бытия, в аб- солютном присутствии; дурной подмалевок, напротив, не представляет предмета: на холсте—только туман- ные, слабые намеки, а на что—неизвестно. Чем боль- ше мы вглядываемся в надежде увидеть хоть что-то, тем яснее ощущаем отсутствие чего бы то ни было.

Это различие между простым указанием и подлин- ным присутствием, на мой взгляд, главное во всех видах искусства, и прежде всего в романе.

Сюжет «Красного и черного» можно передать в двух словах. Чем отличается такой пересказ от рома- на? Не пытайтесь меня уверить, будто все дело в стиле. Это неумно. Важно, что, говоря «мадам Реналь полю- била Жюльена Сореля», мы просто указываем на со- бытие. Стендаль же представляет его в непосредствен- ной действительности, наяву.

Проследив эволюцию романа с момента возникнове- ния до настоящего времени, убеждаешься: жанр посте- пенно переходит от повествования, которое только указывало, намекало на что-то, к представлению во плоти. Поначалу новизна темы позволяла читателю довольствоваться чистым повествованием. Приключе- ние занимало его, как нас занимает рассказ о событиях, связанных с близким человеком. Но вскоре темы как таковые перестают интересовать; источником наслажде- ния становятся не судьбы, не приключения действую- щих лиц, а их непосредственное присутствие. Нам нравится смотреть на них, постигать их внутренний мир, дышать с ними одним воздухом, погружаться в их атмосферу. Из жанра повествовательного, косвенного роман делается жанром описательным, прямым. Точнее, он становится представляющим жанром. В простран- ном романе Эмилии Пардо Басан раз сто повторяют, что некий персонаж в высшей степени остроумен, но, поскольку по ходу дела герой так и не проявляет своего качества, книга в конце концов приводит нас в бешенст- во. Императив романа—присутствие. Не говорите мне, каков персонаж,— я. должен увидеть его воочию.

Обратившись к романам прошлого, которые и по- ныне радуют истинных ценителей литературы, сразу же обнаруживаешь: все они пользуются тем же при-

264

МЫСЛИ О РОМАНЕ

емом представления. И особенно «Дон Кихот». Сер- вантес дарит нам чистое присутствие персонажей. Мы слышим живую речь, видим впечатляющие жесты. До- стоинства Стендаля-—того же происхождения.

Без оценок

Нужно представлять жизнь героев романа, а не рассказывать о ней. Рассказ, сообщение, повествование лишь символ отсутствия того, о чем рассказывается, сообщается, повествуется. Где перед нами сами вещи, слова о них излишни. Стремление характеризовать персонажей—главная ошибка романиста.

Миссия науки—выработка определений. Любая наука упорно стремится уйти от предмета и достичь его знания. Но знание, определение предмета всего- навсего ряд понятий, а понятие в свою очередь только умственная отсылка к предмету. Понятие «красный» не содержит ничего красного; это движение мысли по направлению к цвету, который так называется, то есть его знак, указание на него.

Если память мне не изменяет, Вундт доказал, что простейшая форма понятия—жест, когда на предмет показывают пальцем. Ребенок начинает с того, что хочет схватить все вещи; не понимая зрительной перс- пективы, он полагает, что они совсем рядом. Потерпев неудачу за неудачей, он отказывается от первоначаль- ного намерения; довольствуясь теперь своего рода за- чатком хватания, он только показывает на предметы указательным пальцем. В сущности, понятие—про- стой знак, обозначение. В науке важны не вещи, а зна- ковая система, способная их заместить.

Назначение искусства прямо противоположно. Его цель—уйти от привычного знака и достичь самого предмета. Двигатель искусства—чудесная жажда ви- деть. Фидлер во многом прав: цель искусства—дать более полное и глубокое видение вещей. Это относится и к роману. У истоков жанра считалось, что главное — сюжет. Однако вскоре эту точку зрения пришлось сме- нить: важно не то, что показано, а сама возможность показать что-либо имеющее отношение к человеку, а что именно — безразлично. Сегодня романы прошло- го выглядят, рискну сказать, куда повествовательнее

265