30. Леся Українка – критик творів зарубіжних письменників. Її погляди на особистість у статті «Винниченко».

Якісно новий етап у розвитку літературно-естетичного критицизму
зв’язаний з художньою творчістю і літературно-критичною діяльністю Лесі
Українки (1871-1913). Леся Українка як власне літературний критик дебютувала під кінець
XIX століття. Саме 1899 року в Київському літературно-артистичному това¬
ристві вона виголосила реферат «Писателі-русини на Буковині», який ліг в
основу статті «Малорусские писатели на Буковине», надрукованої в петер¬
бурзькому журналі «Жизнь» 1900 року.

Як літературознавець і критик Леся Українка за􏰀 явила про себе ще на початку 1895 року. Усі відомі лі􏰀 тературно􏰀критичні та публіцистичні статті, у тому чис􏰀 лі й незакінчені, вміщені у томі 8 [5]. З них можна виокремити літературно􏰀критичні праці, присвячені проблемам розвитку зарубіжних літератур: італійської, французької, німецької, польської, скандинавських країн та українського красного письменства, а також дві публіцистичні статті: «Безпардонний патріотизм» та «Не так тії вороги, як добрії люди». Більшість критичних розвідок написано спеціально для петербурзького журналу «Жизнь», з яким Леся Українка співпрацювала у 1900–1901 рр. Це, зокрема, «Два направления в но􏰀 вейшей итальянской литературе», «Малорусские пи􏰀 сатели на Буковине», «Новые перспективы и старые тени» («Новая женщина» западноевропейской беллет􏰀 ристики»), «Заметки о новейшей польской литерату􏰀 ре», «Михаэль Крамер (Последняя драма Гергардт Гауптмана)». Остання не була надрукована у зв’язку із закриттям журналу і знайдена в його архіві у 1973 р.

У статті «Новые перспективы и старые тени» («Но􏰀 вая женщина» западноевропейской беллетристики) Леся Українка подає типи жіночих образів, аналізує їх на тлі доби і в порівнянні зі схожими типажами.

У статтях письменниця висловила своє ставлення до літературного процесу вітчизняного та зарубіжного, до нових явищ у ньому (декаданс, натуралізм).

Винниченко

«ніхто й не гавкне й не лайне, так наче й не було мене», – жаловался Шевченко несколько лет спустя после издания «Кобзаря», – и сколько украинских писателей до и после него могли бы применить к себе эти горькие слова. Поэтому мы с тяжелым чувством читаем увеличительную и уничижительную критику и радуемся искренно появлению талантов. Такую непосредственную, искреннюю радость вызвало в нас появление «Голоти», рассказа г. Винниченко. Когда в 1902 году впервые появилось в литературе имя г. Винниченко, то оно было встречено несколько недоверчиво. Г-н Личко спросил сам себя не случайность ли это, что молодой, никому неизвестный автор проявил в своем первом произведении что-то привлекающее внимание? Рассказ «Народній діяч», пожалуй, лучше было бы и вовсе не печатать, а приберечь его в портфеле, чтобы использовать как материал при будущей работе. Г. Винниченко сумел подойти к избитой теме романа «панича з дівчиною» с новой, глубокой и оригинальной точки зрения. Девушка страдает и нравственно гибнет не оттого, что покинута, что «віночка втеряла», второй рассказ Винниченко «Сила і краса» представляет большой шаг вперед, как с внешней так и с внутренней стороны. Автор уже лучше владеет диалогом, характеры определеннее, наблюдения тоньше и глубже, хотя фабула и психологические перипетии все-таки оставляют много желать АНДРІЙ. ІЛЬКО. МОТРЯ. При всех недочетах и промахах «Сили й краси» нам кажется странным, как мог первый критик г. Винниченко сомневаться в таланте молодого автора, прочтя этот рассказ. Біля машини» представляет сплошь бытовую картину, в которой на фоне тяжелого труда в экономии выступают фигуры эконома Ґудзика. Заручини» и «Антрепренер Гаркун-Задунайський». Хотя их нельзя назвать плохими, но все же в них нет той яркости и свежести красок, какими отличаются «Сила і краса» и «Біля машини». При том в этих рассказах почему-то больше выступают недостатки стиля или скорее языка г. Винниченко. Рассказ «Мнімий господін» несколько оригинальнее, но не по теме, а по обстановке, в которую она помещена. ело происходит в солдатской казарме. Для г. Винниченко, как и для Гауптмана, человек толпы уже не бутафорская принадлежность, как это было у старых романтиков, не манекен для примерки костюмов, сшитых из «человеческих документов», как это было у натуралистов, нет, у них «человек толпы», человек в полном смысле слова, но он не выведен из толпы, не поставлен в одиночку или в искусственную группу для художественной студии, как это было у русских реалистов, а, напротив, оставлен в своей среде и вместе с ней выдвинут на первый план так близко, что и среда перестала уже казаться фоном, расчленившись на равноценные, но неравнозначущие фигуры.