§ 2. “Экспериментальная” психология

 

Мощное течение в психологической мысли России было пред­ставлено так называемой экспериментальной психологией. Ста­новление направления, базирующегося на экспериментальном методе исследования психических явлений, осуществлялось под воздействием как общих тенденций развития мировой психоло­гической науки, так и специфических социокультурных пред­посылок и условий развития отечественного психологического знания.

Следует отметить, что именно возникновение этого направ­ления знаменовало принципиально новый этап в истории пси­хологии в России—обретение ею статуса самостоятельной об­ласти научного знания. С.Л.Рубинштейн подчеркивал, что вве­дение эксперимента не только вооружило психологию “новым для нее мощным методом научного мышления, но и по-новому поставило вопрос о методике психологического исследования в целом, выдвинув новые требования и критерии научности всех видов опытного исследования в психологии” [41, с. 71-72].

Главной объективной предпосылкой введения эксперимента в психологию являлась назревшая потребность в точных, экс­периментально проверенных результатах психологических ис­следований человека. Особенно нуждались в них быстро разви­вающиеся в конце 19 века медицина и педагогика. Не случаен поэтому тот факт, что первые экспериментальные психофизио­логические лаборатории в России возникли именно в стенах практических организаций—учебных заведений и клиник; их создателями в преобладающем большинстве были практики— врачи-психиатры, физиологи, деятели просвещения и образо­вания. Первые лаборатории были нацелены на решение прак­тических задач— определение диагноза психического состоя­ния человека, поиск конкретных форм воздействия на его психику и поведение и т. д.

Второй предпосылкой становления психологии как научной дисциплины выступало взаимодействие с науками, с которыми она была тесно связана и исторически, и логикой своего разви­тия, прежде всего с дисциплинами естественнонаучного цикла. Их влияние на психологию проявлялось в двух аспектах: во-первых, в определении специфической психологической пробле­матики, вычленяющейся первоначально на стыке психологии с другими дисциплинами и постепенно все более дифференциру­ющейся, углубляющейся и расширяющейся, и, во-вторых, что еще более важно, в обосновании значимости и вооружении пси­хологии объективными методами исследования психики. В пер­вую очередь в этом отношении необходимо отметить значение физиологической науки, оказавшей большое влияние на распро­странение точных, объективных методов познания в области изучения психических явлений. Н.Н.Ланге писал, что “стрем­ления применять эксперимент и к изучению психических явле­ний обнаруживается приблизительно с половины XIX века и находятся в тесной связи с расцветом экспериментальной фи­зиологии” [26,с.649].

Наконец, развитие экспериментальных исследований в пси­хологии определялось также логикой самого психологического знания, его внутренними потребностями, осознание которых приводит передовых ученых к выводу о недостаточности и ог­раниченности интроспекции как теории и метода научного по­знания психических явлений и необходимости новых объясни­тельных категорий и объективных методов исследования пси­хической реальности.

Наряду с этими общими предпосылками, развитие научной психологии в России было обусловлено специфическими истори­ческими обстоятельствами. К их числу следует отнести сложив­шиеся в отечественной науке материалистические тенденции, нашедшие яркое воплощение в русском философском материализ­ме, а также в трудах известных ученых-естествоиспытателей А.О.Ковалевского, Д.И.Менделеева, И.И.Мечникова, И.М.Сеченова, И.П.Павлова, А.А.Ухтомского и др. В работах Сеченова содержится материалистическое объяснение природы психичес­ких явлений, раскрыта их отражательная и регулятивная роль в жизнедеятельности организма. Им была разработана также пер­вая программа развития психологии как экспериментальной дисциплины, выдвинута и глубоко обоснована идея объективно­го изучения внутреннего мира человека [16; 37].

В отличие от Вундта, рассматривающего психику как внутрен­ний опыт, некую данность субъекту, проявляющуюся лишь в его переживаниях, имеющую свою собственную детерминацию, не зависимую от внешнего мира и познаваемую исключительно ме­тодом самонаблюдения, Сеченов выдвинул идею детерминисти­ческого объяснения психических явлений, их объективного изу­чения. Под объективным исследованием психических явлений он понимал как выявление объективных факторов, обусловливаю­щих возникновение психических актов, так и анализ их объек­тивных проявлений. Внешне проявляемой формой психических явлений выступали прежде всего физиологические процессы, поэтому объективное исследование психики Сеченов оценивал прежде всего как ее изучение физиологическими методами. От­сюда вытекал его программный тезис об отказе от субъективных методов исследования психики и перестройке психологии на ос­нове естественнонаучного подхода. Таким образом, сеченовская программа развития научной экспериментальной психологии качественно отличалась от вундтовского подхода к анализу сущ­ности и способов исследования психического. История развития отечественной экспериментальной психологии свидетельствует, что именно на основе материалистического учения Сеченова, его рефлекторной теории психической деятельности осуществилось становление многих, получивших дальнейшее развитие в русской психологической мысли, научных подходов и идей. Их конкре­тизация и операционализация на психологической почве была реализована в деятельности первых экспериментальных лабора­торий, возникших в России в конце XIX начале XX вв.: Казанс­кой и Санкт-Петербургской психофизиологических лабораторий, созданных В.М.Бехтеревым (1885 и 1894), психологической ла­боратории при Московском университете, возглавляемой С.С.Кор­саковым и А.А.Токарским, Киевской лаборатории, основанной И.А.Сикорским, Харьковской, созданной П.П.Ковалевским, ла­боратории в Тартусском университете, возглавляемой Э.Крепелиным, а позже—В.Ф.Чижом, а также лабораторий, созданных Н.Н.Ланге в Новороссийском (1892) и К.Твардовским в Львовском (1900) университетах, психолого-педагогической лаборатории, ос­нованной А.П.Нечаевым в Санкт-Петербурге (1901) и т. д. [19].

Что же характерно для развития экспериментально-психоло­гических исследований в России в конце XIX начале XX вв.?

Прежде всего, необходимо отметить отличающий данный подход решительный отказ от интроспекции и последователь­ное отстаивание взгляда на эксперимент как метод объективного познания психики. На значение эксперимента, как метода точ­ного, строго научного исследования психических явлений, ука­зывал В.М.Бехтерев уже в одной из своих первых психологичес­ких работ “Сознание и его границы” (1888г.). Анализируя ре­зультаты психологических экспериментальных исследований, выполненных в Казанской лаборатории, он отмечал, что “было бы совершенно бесплодно еще раз обращаться в этом вопросе к методу самонаблюдения. Только экспериментальным путем можно достичь возможно точного и обстоятельного решения вопроса” [4, с. 15]. Большой цикл его работ впоследствии был специально посвящен обоснованию нового направления в пси­хологии—объективной психологии [З].

Последовательными сторонниками экспериментального мето­да, как условия объективного исследования психики, являлись руководители первой московской психологической лаборатории С.С.Корсаков и А.А.Токарский, что нашло отражение в их ис­следовательской деятельности, а также в практической работе по организации экспериментальных исследований. Большой вклад в утверждение и развитие экспериментальных методов в психологии внесли также руководители других эксперименталь­но-психологических лабораторий: А.П.Нечаев, В.Ф.Чиж, И.А. Сикорский и др.

Идею экспериментального пути развития психологии после­довательно отстаивал Н.Н.Ланге, связывающий с этим совершен­ствование психологии, превращение ее в точную “положитель­ную” науку. Он не только теоретически обосновывал продуктив­ность использования эксперимента в целях объективного исследования психики, но и блестяще подтвердил это на при­мере собственных экспериментальных исследований. Так, пред­ложенная им моторная теория внимания основывается на экс­периментальном анализе непроизвольных колебаний внимания при зрительном и слуховом восприятии [25].

Заслуживает внимания и оценка возможностей эксперимен­тального метода, данная А.Ф.Лазурским на основе сопоставле­ния его с методом “чистого самонаблюдения”. Лазурский выде­лил ряд преимуществ эксперимента. Первое из них касается характеристики эксперимента как метода объективного иссле­дования психических явлений. Он указывает, что в условиях “чистого самонаблюдения” субъект является одновременно и наблюдаемым и наблюдателем, а это нередко приводит к неосоз­нанным ошибкам в оценке человеком его собственных пережи­ваний, открывает широкие возможности для произвольных тол­кований и фальсификаций результатов самонаблюдения, ибо “благодаря тому, что философы руководствовались предвзятой гипотезой, у них были заранее построены теории, и когда они наблюдали себя, чтобы проверять, они невольно впадали в ошиб­ки. Свои наблюдения они подгоняли под теорию” [24, с. 10-11].

В отличие от этого, эксперимент “разделяет исследователя от исследуемого, наблюдателя от наблюдаемого. При эксперимен­тальном исследовании есть экспериментатор— лицо, которое должно решать известные психологические вопросы, вырабаты­вать методы постановки для решения этого вопроса и ставить самый эксперимент; от него совершенно отделено другое лицо— испытуемый, который только должен отвечать на поставленные ему вопросы. Вот первое значение эксперимента” [там же, с. II].

Второе важное преимущество эксперимента заключается, по его мнению, в открывающейся в условиях экспериментального изучения явлений возможности их количественного анализа, подсчета и измерения: “...Прежние психологи, пользовавшие­ся чистым самосознанием, не могли даже и думать, что в пси­хической жизни можно что-нибудь измерить и подсчитать; меж­ду тем... при экспериментальном методе исследования мы мо­жем пользоваться подсчетом” [там же, с. II]. А это, в свою очередь, позволяет не только изучать общие закономерности тех или иных психических процессов, но и определять особеннос­ти их проявления у разных испытуемых, что открывает путь для развития дифференциально-психологических исследований.

Наконец, в отличие от чистого самонаблюдения, при котором человек “не может изменять своих психических процессов, а должен наблюдать их в том виде, в каком они ему представились, в экспериментальных условиях исследователь может видоизме­нять явления и этим путем ближе и детальнее изучает их” [там же, с. II]. Это произвольное регулирование психических процес­сов достигается посредством варьирования условий проведения эксперимента, использования разного стимульного материала.

Однако было бы неверным представлять себе, что эксперимент в отечественной психологии утверждался легко и беспрепят­ственно. Активное противодействие этому оказывалось со сто­роны традиционно мыслящей университетской профессуры, отвергающей эксперимент как метод познания внутреннего мира и рассматривающей психологию как дисциплину историко-философского цикла с присущими ему абстрактно-логическими методами исследования.

Несмотря на это, эксперимент в психологии в конце XIX в. становится реальностью, он проникает в разные области психо­логии, реализуется в многочисленных исследованиях ученых-экспериментаторов, организационно оформляется в деятельно­сти первых экспериментальных психофизиологических лабора­торий. Не считаться с этим фактом было уже нельзя. В связи с этим выделяется направление в психологии, которое, не отвер­гая экспериментальный метод, признавая возможность его ис­пользования в психологии, в то же время стремилось всемерно ограничить сферу его применения. Такую позицию, в частности, занимали сторонники эмпирического направления в психологии.

Ярким примером попытки использования эксперимента как сугубо субъективного метода в целях изучения телепатии, ме­диумизма, ясновидения и т. д. являлась деятельность Русского общества экспериментальной психологии, созданного в 1885 г. и превратившегося в орудие борьбы с объективной эксперимен­тальной психологией. Таким образом, критерием объективнос­ти научного метода, в том числе эксперимента, является преж­де всего методологическая позиция исследователя, реальная направленность использования данного метода, проявляющая­ся и в постановке исследовательской задачи, и в организации эксперимента, и в объяснении полученных в ходе эксперимен­та результатов.

Принципиальное значение приобрело определение отношения к методу самонаблюдения. Является ли самонаблюдение самостоятельным и правомочным методом исследования психичес­ких явлений? Не означает ли признание возможности его ис­пользования в психологическом исследовании уступки интроспекционизму и субъективизму? Характерно то, что эти вопро­сы, до сих пор не получившие общепризнанного решения в современной психологии, были предметом обсуждения и глубо­кого рассмотрения в период становления ее как эксперименталь­ной науки. Оценка самонаблюдения как метода исследования опиралась на понимание своеобразия психической реальности и путей ее изучения.

В этом отношении представляет интерес позиция Ланге, ко­торый, по словам Б.М.Теплова, несмотря на ряд противоречий методологического характера прежде всего в своей конкретной исследовательской практике смог “подняться выше ограничен­ности как традиционной интроспективной психологии, так и плоского поведенчества” и “внес важный вклад в борьбу за по­строение психологии как объективной науки о психической жизни человека” [44, с. 50].

Особенностью психологического эксперимента как основно­го метода изучения психических явлений выступает, по мнению Ланге, его субъективно-объективный характер. Оставаясь объек­тивным в своих главных показателях—характер предъявления воздействия, способы регистрации внешних проявлений психи­ки, эксперимент в то же время в психологическом исследовании включает субъективный компонент. Как отмечал Ланге, “в пси­хологическом эксперименте личность исследуемая всегда дол­жна давать (себе или нам) отчет о своих переживаниях, и лишь соотношение между этими субъективными переживаниями и объективными причинами и следствиями их, составляет пред­мет исследования. Если же мы ограничимся только внешними проявлениями психических процессов или изучением внешних воздействий на исследуемую личность, то психологический эк­сперимент утрачивает свой смысл и обращается в простое фи­зическое или физиологическое исследование. Таким образом, вполне объективной психологии, т. е. такой, в которой игнори­руются переживания исследуемого субъекта и показания его самонаблюдения, быть не может. Она обращается в таком слу­чае в чисто объективную физиологию...” [26, с. 651]. Иначе говоря, из попытки “психологизировать “эксперимент, опреде­лить его специфику в исследовании психических явлений, вытекало признание необходимости использования самонаблюде­ния, самоотчета испытуемых.

Однако оценка роли самонаблюдения здесь существенно от­личается от той, которая сложилась на этот счет в теории инт­роспекции. Во-первых, определяется место самонаблюдения в психологическом исследовании: из ведущего и единственного метода (как это было в интроспекционистском учении) самонаб­людение становится одним из моментов, составной частью объек­тивного психологического исследования. Во-вторых, фиксиру­ются факторы, обеспечивающие возможность адекватного ис­пользования и интерпретации результатов самонаблюдения, а именно: а) анализ не прежних, пережитых ранее испытуемым и ретроспективно воспроизводимых чувств и представлений, а актуальных, “наличных” в данный момент, испытываемых им переживаний, б) их рассмотрение вместе “с объективными, вне­шними, точно определенными условиями и последствиями (ре­зультатами) этого переживания” [там же, с. 651-652].

Очевидно, что само по себе признание роли самонаблюдения как дополнительного, вспомогательного метода исследования не означало отступления от позиций объективного анализа. Тем более, что последующая история развития психологии в нашей стране продемонстрировала и ошибочность другой крайности, выступающей антитезой интроспекционистским воззрениям в определении методов исследования психического и представлен­ной рефлексологией, учением, разработанным В.М.Бехтеревым. Отрицая специфику психического и заменяя его рефлекторны­ми процессами, рефлексология фактически ставит вопрос о пра­вомерности исследования внутреннего психического мира чело­века и, соответственно, использования данных самонаблюдения как одного из методов его познания. Задачей психологии, по мнению рефлексологов, должно являться изучение внешних, наглядно выраженных поведенческих и физиологических про­явлений как ответов на внешние же воздействия. В конечном итоге это приводило к упразднению предмета психологии, от­рицанию его специфики [27; 43].

Вероятно, неоправданы в равной мере как гипертрофирован­ная оценка роли самонаблюдения, превращение его в единствен­ный метод исследования психического, так и его отрицание, как составной части, компонента психологического исследования, в том числе экспериментального.

Важной характеристикой экспериментального подхода в отечественной психологии является тесная связь эксперимента с теорией.

Анализ ведущих школ и направлений психологии начала XX века показывает, что лишь с очень большой долей условности можно было бы дифференцировать их по критерию теоретичес­кой или эмпирической ориентированности. Каждая из них вклю­чала и эмпирические исследования психических явлений, и их теоретическое обоснование и объяснение. Такое органическое Единство эксперимента и теории складывается уже на самых ранних этапах развития психологии как экспериментальной науки и лежит в основе деятельности ее создателей и организа­торов В.М.Бехтерева, Н.Н.Ланге, А.Ф.Лазурского и других из­вестных ученых. Так, экспериментальные исследования зритель­ного и слухового восприятия позволили Н.Н.Ланге разработать общую теорию восприятия, сформулировать “закон перцепции”, выделить закономерности исследуемого процесса в ходе онтоге­незе и т. д.

Характерно то, что с самого начала эксперимент рассматри­вался не как основание для выделения отдельного научного направления в рамках психологии—“экспериментальной пси­хологии”, противостоящей другим направления психологии и общепсихологической теории, а как метод, включающийся во все сферы и области психологического знания. В этом отноше­нии представляет интерес заявление студентов С.-Петербургс­кого университета, датированное 1907 г., “О расширении пре­подавания психологии в университете”, в котором отмечая по­зитивную роль психологического эксперимента в обеспечении “точности и доказательности исследования”, они, в то же вре­мя, пишут, что экспериментальная психология “не составляет особого отдела общей психологии, а понимается лишь как осо­бый метод, с помощью которого может разрабатываться любой отдел психологии” [17, с. 4]. Эту же идею развивает и Лазурский, который в предисловии к книге “Общая и эксперименталь­ная психология” пишет: “Особой “экспериментальной психоло­гии” нет и не может быть, так как эксперимент есть лишь ме­тод, который можно применять в любом из отделов психологии” [24, С. 1 предисловия].

Традиция гармонического единства теории и эксперимента в отечественной психологической науке стала одной из важных предпосылок обеспечения ее лучших научных достижений.

Уровень теоретического обобщения полученного в исследовании эмпирического материала может быть различным, харак­теризующимся определенной степенью “конструктивности”, “пригодности для использования”, “прогностической ценности” и т. д. В науковедении существует разделение научного знания на ряд исторических этапов, ступеней, среди которых выделя­ются эмпирическая и теоретическая стадии, отличающиеся раз­личными формами связи теоретического содержания науки и ее эмпирического базиса. Но безусловной остается связь и взаимо­действие эмпирического и теоретического уровней научного познания, необходимость их рассмотрения “в единой картине научного знания”, “как некоторого структурно оформленного целого, как системы взаимосвязанных элементов” [50, с. 8].

Следует отметить, что союз теории и эксперимента уже на первых этапах развития психологической науки в нашей стра­не дополнялся и подкреплялся еще одной составляющей— практикой. Эта традиция закладывается и закрепляется уже в деятельности первых русских экспериментально-психологичес­ких лабораторий, создававшихся, как правило, на базе лечеб­ных учреждений и ориентированных непосредственно на поиск практического результата. В этом отношении представляют интерес следующие слова В.М.Бехтерева: “то, что вырабатыва­ется в кабинетах и лабораториях, применяется затем у кровати больного и, с другой стороны, то, что наблюдается у кровати больного, служит предметом лабораторных исследований” [2, с. II]. В этих словах пока еще в не оформившемся окончательно виде, в образной форме получил отражение принцип единства теории, эксперимента и практики, ставший впоследствии одним из ведущих методологических принципов советской психологи­ческой науки [28].

Испытуемыми в экспериментальных исследованиях в первых экспериментальных лабораториях были люди, реально нуждав­шиеся в помощи психологов, лечение и обучение которых ос­новывалось на полученных в экспериментах научных данных, характеризующих их состояние и уровень психического разви­тия. Этим, по-видимому, объясняется широкое распространение в это время экспериментов, основанных на сопоставлении тех или иных психических проявлений в норме и в патологии. Ра­бота с конкретными реальными людьми в клинике, в школе, на производстве, во-первых, способствовала формированию у уче­ного чувства ответственности за содержание научных результа­тов и психологических рекомендаций и таким образом являлась стимулом развития и совершенствования научных исследовании, Во-вторых, обеспечивала активную и оперативную связь иссле­дователя с практикой, наглядно отражавшей продуктивность теоретических и эмпирических обобщений, полученных в ходе исследования.

Важным вопросом, получившим теоретическое и практичес­кое решение в истории отечественной психологии, был вопрос о границах или области использования эксперимента в психологии.

В отличие от Вундта, считавшего, что предметом психологи­ческого эксперимента могут быть лишь элементарные психичес­кие процессы (более же сложные психические образования мо­гут быть познаны лишь посредством интроспекции), русские ученые-экспериментаторы практически раскрыли возможность использования эксперимента не только в исследовании различ­ных психических процессов (восприятия, памяти, мышления), но и в изучении целостной личности, а также социально-психо­логических явлений. Усложнение предмета экспериментально-психологического анализа сопровождалось одновременно совер­шенствованием экспериментальных методов, поиском новых приемов и процедур исследования. Так, задачи эксперименталь­ного изучения личности привели Лазурского к разработке ме­тода естественного эксперимента, позволяющего выделить и исследовать главные психологические характеристики личнос­ти как биосоциального образования в ее взаимодействии с ок­ружающими людьми и средой. Изучение влияния группы на личность и попытка экспериментального исследования социаль­но-психологического взаимодействия в группах обусловили по­иск специфических исследовательских методов в области “об­щественной психологии” (сопоставление результатов индивиду­альной и групповой деятельности). Перенесение эксперимента в сферу школьной и производственной практики, в естествен­ные условия определяло потребность в экспресс-методиках, позволяющих быстро и максимально точно исследовать человека в реальной его жизнедеятельности, охватывать значительное число испытуемых для получения сопоставимых результатов. Так, в психологию вводится и начинает использоваться новый тип эксперимента—“испытательный эксперимент” или тесты.

Отечественная психологическая школа опиралась на целост­ное представление об объекте исследования—человеке, стре­милась дать его комплексное и системное описание. Например, попытка анализа сознания человека как многоуровневого полиструктурного образования проявляется уже в одной из ранних работ В.М.Бехтерева—в статье “Сознание и его границы”, где им выделяются уровни развития сознания, вскрывается их связь и этапы формирования в ходе онтогенеза [4]. Им же, впервые в отечественной психологии, была сформулирована идея комплек­сного исследования человека различными науками. Рассматри­вая человека как целостную, сложно организованную систему, включающую в себя ряд иерархических уровней, представлен­ных соматическими, физиологическими и психическими явле­ниями, Бехтерев искал методические средства изучения этой сложноструктурированной целостной организации. Это приве­ло его к обоснованию и практическому использованию в его собственной исследовательской деятельности метода широкого многоуровневого сравнительного анализа данных, характеризу­ющих проявления человека в норме и в патологии, в экспери­ментальных условиях и во время клинических исследований, в ситуации индивидуальной и групповой деятельности, а так­же выявлению специфики психических проявлений человека в отличие от животных, особенностей разных возрастных этапов в развитии человека и т. д. [27; 43]. Конечно, это были лишь первые подходы к решению чрезвычайно сложной задачи цело­стного описания человека, но они были чрезвычайно многообе­щающими. В работах Бехтерева, в деятельности руководимого им Психоневрологического института (а позже—Института мозга и психической деятельности) этот принцип получил зна­чительное развитие и дал определенные позитивные научные результаты. Попытка целостного, комплексного изучения чело­века, имела исключительно большое значение для становления отечественной психологической науки, предопределив, в значи­тельной мере, ее своеобразие. Поэтому научное наследие, отно­сящееся к области применения системного и комплексного под­ходов в отечественной психологии, требует самого серьезного анализа. Это тем более важно, что и сейчас, по оценке Б.Ф.Ло­мова, “конкретные пути этого подхода в экспериментальных исследованиях далеко не всегда просматриваются отчетливо”, а экспериментальная психология “все определеннее приходит к выводу о необходимости последовательного применения сис­темного подхода” [28, с. 41].

Определяя специфику экспериментального подхода в отече­ственной психологии, нельзя не отметить также высокую науч­ную инициативу и творческий поиск ученых-экспериментаторов, “результатом и показателем чего являлось разнообразие используемых ими экспериментальных методов, создание оригиналь­ных технических средств исследования. Лазурский, пытаясь классифицировать методы, выделяет следующие их группы:

а) методы индивидуальные, когда “эксперимент совершает­ся над одним испытуемым” и коллективные, когда “этот опыт производится одновременно над многими лицами” [24, с. 16].

б) лабораторный эксперимент, осуществляющийся в искусст­венных условиях, и естественный эксперимент, представляю­щий “попытку совместить произвольное вмешательство в пси­хическую жизнь человека—то, что является характерным для эксперимента, со сравнительно простой и естественной обста­новкой опыта”, занимающий среднее место между внешним, объективным наблюдением” и “лабораторным, искусственным экспериментом” [там же, ее. 7, 18,].

в) “генетический метод”, заключающийся в том, “что наблю­дают психический процесс не в том виде, как он проявляется у взрослых, вполне развитых людей, а в его зачатке, в его заро­дыше и постепенном развитии” [там же, с. 19].

В качестве важнейших экспериментальных приемов исследо­вания психических явлений выделяются:

а) “метод раздражения” или “впечатлений”, суть которого заключалась в изучении психических явлений, возникших в ре­зультате действия на человека определенного рода внешних раз­дражителей (эти методы использовались при исследовании позна­вательных процессов: ощущений, восприятия, памяти и т. д.);

б) “метод выражений”, представляющий собой точную фик­сацию внешних выражений того или иного психического про­цесса, возникающего у испытуемого в условиях воздействия на человека определенных внешних раздражении или тех или иных внутренних переживаний (этот метод особенно важен при изу­чении эмоциональных состояний);

в) “метод решений”, или изучения двигательных реакций испытуемого на экспериментальные воздействия (используется при изучении волевых процессов и т. д.).

Указанная классификация может быть дополнена также таки­ми методами экспериментального исследования, как методы диф­ференциально-психологического исследования, в том числе тес­ты, зоопсихологические методы (методы воздействия и научения, включая и метод условных рефлексов), различного рода профес-сиографические методы, активно разрабатываемые в области психологии труда и т. д. Важным условием совершенствования экспериментальных исследований являлось развитие техничес­ких средств и экспериментального оборудования, расширяюще­го возможности исследователя, его проникновение в сущность рассматриваемых явлений. Деятельность первых эксперимен­тальных психологических лабораторий показывает, что они рас­полагали значительным экспериментальным оборудованием, причем многие средства экспериментального исследования кон­струировались и непосредственно изготовлялись самими иссле­дователями. Это обеспечивало необходимую спецификацию тех­нических средств в соответствии с характером и задачами про­водимых исследований. Так, например, перенос исследований в клинику, стало фактором, предъявившим, соответственно, опре­деленные требования к исследовательским средствам: к уровню их простоты, удобства и доступности для использования как спе­циалистами-психологами, так и практическими работниками, компактности и портативности и т. д. Иначе говоря, в ряде слу­чаев на примере деятельности экспериментальных лабораторий можно наблюдать своеобразный замкнутый исследовательский цикл, включающий ряд этапов, начиная от постановки целей и задач исследования, выбора адекватных методов и до разработ­ки и практического (технического) воплощения соответствующих исследовательских средств—экспериментальной аппаратуры. Например, в Казанской лаборатории, основанной Бехтеревым, в распоряжении исследователей было много оригинальных прибо­ров, сконструированных самими сотрудниками: “пневмограф” (аппарат, построенный по чертежам Бехтерева, позволяющий осу­ществлять запись дыхательных движений в течении длительно­го промежутка времени и являющийся более совершенной моде­лью по сравнению с аппаратами подобного типа); “рефлексограф” (аппарат, предложенный им же для записи коленных рефлексов); “пружинный молоток” (модификация прибора, использующего­ся для смягчения удара при вызывании коленного рефлекса); “рефлексометр” (аппарат, сконструированный Бехтеревым для измерения силы коленного рефлекса) и т. д. [6; 22]. К числу важ­ных научно-организационных моментов, способствующих разви­тию исследований в области психологии, повышению точности и надежности экспериментальных результатов, можно отнести имевшие место в конце XIX начале XX вв. широкие дискуссии на психологических и педагогических съездах о специфике психологических методов, их формах, принципах организации психологического эксперимента и т. д.; существовавшую в то время практику организации “проверочных” экспериментов, специаль­но проводимых с целью подтверждения уже полученных ранее другими исследователями результатов; длительные научные ста­жировки исследователей в других научных центрах страны и за ? .рубежом, способствующие их ознакомлению с новыми методами ц техническими средствами и приемами экспериментального ис­следования; широкие возможности для публикации и обсужде­ния полученных данных и т. д.

Разумеется, нами выделены лишь главные характеристики, (Определяющие своеобразие экспериментального подхода в оте­чественной психологии, а также обозначены те традиции, кото­рые были заложены в трудах ученых-экспериментаторов на ран­них этапах развития отечественной экспериментальной психо­логии и которые сыграли существенную роль в дальнейшем развитии психологической науки в нашей стране.