§ 3. Состояние социальной психологии в 80-90-ые годы

 

Основным аргументом в обосновании специфики данного пе­риода развития социальной психологии является, во-первых, конкретная реализация системного подхода, позволившая стро­ить единую социально-психологическую науку, уравновешивать нарастающую тенденцию к дифференциации психологических исследований их интеграцией, во-вторых, обращение к катего­рии субъекта как методологическому ориентиру конкретных исследований (Абульханова-Славская, Брушлинский, Ломов, Уледов и др.). Актуализация и разработка Рубинштейном ка­тегории субъекта как философско-психологической оказала ре­шающее влияние на развитие отечественной психологии в це­лом и социальной психологии в частности.

Тенденция к дифференциации предмета социальной психоло­гии проявляется в дифференциации последней, имеющей ряд на­правлений, которые одними авторами характеризуются как при­кладные (Уледов и др.), другими—как теоретико-прикладные (Ломов и др.). К числу ее ветвей относятся политическая пси­хология (первоначально связанная с практикой и задачами партийной работы), экономическая, управленческая, юридичес­кая или правовая и т. д. Особое направление представляет со­бой проблематика образа жизни, которая постепенно расширя­ет горизонт и предмет исследования социальных психологов, первоначально ограничивавшихся видением групп и личности только в труде: в поле зрения попадают проблемы быта, семьи, специфики национальных отношений, что впоследствии приво­дит к выделению специальной области этнической психологии.

В настоящее время актуальной становится проблема конфлик­тов не только в коллективе, но в семье, в политике и т. д.

Происходит дифференциация социальной психологии на те­оретическую, или, точнее, исследовательскую и прикладную [76, 101].

Среди прикладных или теоретико-практических проблем со­циальной психологии данного периода могут быть названы две основных—это проблема социально-психологических аспектов социалистического соревнования и социально-психологического климата трудового или производственного коллектива. Как спра­ведливо отмечает Казаков, уже начиная с 30 годов проблема со­циалистического соревнования изучалась, во-первых, в единстве с проблемой развития коллективов. Во-вторых, “будучи комплек­сными, эти исследования носили характер социального экспери­мента, поскольку исследователи активно включались в органи­зацию социалистического соревнования на предприятии, работая в тесном контакте с администрацией и партийной организацией, вносили свои коррективы в этот процесс” [30, с. 7].

Широкое эмпирическое исследование социалистического сорев­нования было осуществлено лабораторией социальной психоло­гии Института психологии АН СССР (под руководством Шороховой) на ряде предприятий Главмосмонтажспецстроя в течение 1975-1980 г.г. Теоретические гипотезы этого исследования были изложены еще в 1977 г. [95], а обобщающие результаты в статье [115]. Как отмечает Шорохова, исследования сосредоточились вокруг трех основных проблем: соревнующиеся личности, сорев­нующиеся коллективы и, наконец, системы управления соревно­ванием. Было обнаружено, что природа соревнования органически включает в себя следующие социально-психологические аспек­ты. Во-первых, взаимодействие людей, их общение в процессе де­ятельности являются важнейшими социально-психологическими факторами ее регуляции. Во-вторых, отношения соревнования от­ражаются в сознании людей, осознаются ими и “преломляются” через социально-психологические особенности коллектива и лич­ности. Сущность соревнования проявляется через его конкретные организационные формы. Обнаружилось, что некоторые формы соревнования могут “не приживаться” в отдельных коллективах, поскольку они не соответствуют их социально-психологическим особенностям. И это явилось доказательством реалистичности ис­следований. Были разработаны дифференциальные подходы к практическому внедрению тех или иных форм соревнования. В исследовании смоделированы социально-психологические пока­затели подведения итогов социалистического соревнования, ко­торые отвечали определенным теоретическим принципам, и про­ведено сопоставление с традиционными критериями, т. е. приме­няющимися в практике производства (в частности, принятой на Карачаровском механическом заводе). Такое сопоставление пред­принято с целью, во-первых, выявления эффективности социа­листического соревнования, ранее ориентированного в производ­ственной практике только на выполнение планов, во-вторых, для повышения этой эффективности на основе предварительного зна­ния соревнующимися других существенных критериев, соглас­но которым будут подводиться итоги соревнования (Шорохова, Зотова, Левина, Платонов). В результате сформулирован ряд по­ложений, касающихся системы подведения итогов социалис­тического соревнования. Одним из важных моментов было выяв­ление напряженности труда соревнующихся, что практически касалось социально-психологических аспектов производительно­сти труда и было включено в рекомендации организаторам со­ревнования. В эти рекомендации включены также важнейшие принципы: сравнения разных коллективов, а также базового, ис­ходного и достигнутого в соревновании уровня, что позволило разработать методику, внедренную на предприятиях и органи­зациях Главмонтажспецстроя, адекватную для подведения ито­гов и участия в соревновании не только передовых предприятий, но и предприятий, не имеющих высокой технической оснащен­ности.

Эмпирические исследования второй крупнейшей теоретико-практической проблемы—социально-психологического клима­та также фактически начались еще в предыдущий период [72; 89, с. 24-30; 93 и др.]. В 80-ых годах появляются крупные ин­дивидуальные и коллективные монографии [13, 61, 82].

К началу 80-х годов в психологии не сложилось единого под­хода к объяснению сущности этого явления, но выделились два основных направления его изучения: 1. более или менее полный эмпирический набор признаков психологического климата и 2. обобщенные подходы к определению его сущности. Шорохова в этот же период дифференцирует понятия “социально-психоло­гический климат” и “психологический климат”, связывая пер­вый преимущественно со стойким настроением коллектива, от которого зависит степень активности в достижении целей, сто­ящих перед ним. А психологический климат, по ее мнению, отражает не только межличностные отношения и факторы, сход­ные и значимые для личностей, принадлежащих к данной об­щности, но и ту систему внутриколлективных отношений, в ко­торые включаются и технологические отношения, и отношения руководства и подчинения, и распределительные и внетрудовые отношения и т. д.

Расхождение во взглядах на климат заключалось в том, что одни отождествляли его скорее с общим состоянием групповой психологии, другие—с устойчивым настроением группы. Обоб­щая эти разные подходы, Семенов предлагает взять за основу следующее определение: “психологический климат первичного трудового коллектива есть социально обусловленная, относи­тельно устойчивая система отношений членов коллектива к кол­лективу как целому [89, с. 189]. В качестве обоснования такого определения он ссылается на позиции Рубинштейна и Мясищева, которые видели основу настроений, эмоциональности, само­чувствия и т. д. в отношениях личности к действительности, ее событиям и явлениям.

В вышедшей в 1986 г. монографии под руководством Парыгина обобщаются результаты многолетних (70-80 г.г.) исследований, опирающихся уже на надежные методы измерения климата, и ставятся проблемы практического и контролируемого воздей­ствия на состояние климата особенно через коррекцию позиций и способов деятельности (стиля) руководства коллективом. Ины­ми словами, во-первых, проблема социально-психологического климата ставится как уже более специальная, во-вторых, она ста­вится в аспекте его регуляции, т. е. возможностей изменения, оп­тимизации, в-третьих—выделяются факторы, которые являют­ся детерминантами этого явления—совокупность объективных обстоятельств жизнедеятельности коллектива: экономических, правовых, политических, духовных, его успехи и неудачи, сте­пень отлаженности хозяйственного механизма коллективного труда, жизненные обстоятельства и судьбы его членов [82, с. II]. К числу этих факторов Парыгин относит и те действия членов коллектива, которые прямо или косвенно направлены на изме­нение их взаимоотношений друг с другом и отношения к труду. Регуляция климата связывается с преднамеренными действия­ми (в направлении налаживания или обострения отношений) с це­лью оптимизации коллективных отношений или с узкокорыст­ными интересами. Постановка проблемы социально-психологи­ческого климата в аспекте его регуляции сама по себе свидетельствует о новом этапе его изучения—о переходе от тео­ретических дискуссий и определений и эмпирических описаний, от поисков методов измерения климата—к его изменению, т. е. фактически к направленному воздействию на данное явление. Парыгин прямо связывает проблему регуляции климата с повыше­нием производительности труда: иными словами, первый этап изучения климата был выявлением объективных и субъективных условий и факторов его формирования, второй—связан с воздей­ствием на климат как социально-психологическое условие объек­тивных изменений в характере труда и прежде всего—его про­изводительности. В этом контексте поднимаются проблемы соци­ально-психологической культуры самой социальной деятельности как потенциала совершенствования труда, с одной стороны, и как необходимого условия полноценной деятельности личности, ее удовлетворенности отношением к ее труду со стороны коллекти­ва, с другой. Одним из важных результатов этого исследования позиции руководителя в 29 коллективах ИТР на одном из про­изводственных объединений Ленинграда было построение типо­логии стилей и позиций руководителей на основе метода, в ко­тором сопоставлялась оценка климата, даваемая руководителем, и характеристика его реального состояния (их близость или рас­хождение). В исследовании были продуктивно осмысленны яв­ления дисциплины, кадров и их текучести, авторитета руково­дителя и ряд других.

Одним из важных разделов теории и практики оптимизации социально-психологического климата явился анализ противоре­чий и конфликтов в развитии коллектива, поскольку он свиде­тельствовал прежде всего и о динамике климата и о динамичес­ком подходе к изучению самого коллектива. Одной из первых в эмпирическом плане обратилась к этой проблеме Н.В.Гриши­на [19], а до нее В.М.Шепель, давший некоторый обзор конф­ликтных ситуаций в соотношении руководителя и подчиненно­го. Классификация конфликтов Гришиной опиралась на причинно-мотивационные связи, а типология конфликтов рассматривалась в зависимости от препятствий, переживаемых личностью и кол­лективом в достижении коллективных социально-полезных це­лей и результатов, препятствий в достижении вторичных целей совместной трудовой деятельности, а также в связи с противо­речиями действий личности принятым нормам. Д.П.Кайдалов и Е.И.Суименко выявили целую совокупность объективных и субъективных (социально-психологических) причин, в силу которых может возникать конфликт, а Ковалев и его соавторы классифицировали сам конфликт как дезинтегрирующую силу человеческих отношений, а его преодоление—как интегриру­ющую [13]. Петровская предложила теоретико-понятийную схе­му социально-психологического конфликта [102],

Исследования и практические рекомендации московских пси­хологов (Института психологии АН СССР) были направлены на управление социально-психологическим климатом. Психология управления формируется как самостоятельная отрасль психо­логической науки, начиная с середины 60-70-ых годов (Журав­лев, Ломов, Рубахин). В 80-ых происходит сближение пробле­матики управления, руководства, производственного коллектива и его климата. В этом, в частности, проявились интегративные тенденции развития социальной психологии. Производственный коллектив рассматривается и как объект и как субъект управ­ления. При изучении вопросов управления социально-психоло­гическим климатом сыграли огромную роль опыт руководства на передовых предприятиях страны и создание специальных психологических служб на таких, например, предприятиях как объединение “Курганприбор” (Журавлев, Е.В.Таранов). Опти­мизация деятельности этого огромного коллектива и создание в нем благоприятного социально-психологического климата были достигнуты благодаря соблюдению следующих принципов: 1. ориентации руководителей на лучшие качества членов кол­лектива для создания установок, интересов и взаимных требо­ваний в этом направлении, 2. сочетания официальных и неофи­циальных форм взаимодействия руководителя с коллективом, 3. использования авторитета коллектива при воздействии на личность (коллективная ответственность за нарушения, допу­щенные членом коллектива), 4. использования рабочего само­управления и самоконтроля, 5. реализации специфической для коллектива системы морального стимулирования.

Принципиальный подход к коллективам, развиваемый Ломо­вым, Журавлевым и др. в области психологии управления, не только как к объектам, но и субъектам управления позволил пре­одолеть традиционное понимание субъектов инноваций, которое связывалось только с руководством процессом инноваций, но не их исполнителями. В этот период были приняты партийно-пра­вительственное постановление и Закон о трудовых коллективах и начались социальнве процессы создания прогрессивных форм организации и оплаты труда—бригадных форм, которые изменили объективные детерминанты социальной организации тру­да и одновременно привлекли внимание социальных психологов к изучению коллективов в условиях социальных изменений, ес­тественного социального эксперимента. Благодаря этому соци­альные психологи оказались подготовленными к исследованию не только коллективов в их сложившейся структуре, не только коллективов в их динамике, но и производственных коллекти­вов в условиях крупных организационных инноваций, которые стали особенностью научно-технической революции. Исследова­тели охватили не только момент сопротивления или готовности к инновациям (В.А.Антонюк, А.Е.Лузин, Г.А.Моченов), но фак­тически встали перед необходимостью исследования производ­ственного трудового коллектива в условиях изменения самих форм организации труда, его оплаты и стимулирования. Объек­том исследования стала уже не динамика коллектива, а факти­чески коллектив в динамике самих социальных условий.

Это, в свою очередь, привело социальных психологов к необ­ходимости дифференциации различных экономических, техно­логических и собственно социальных моментов в организации труда. Данное обстоятельство является радикальным в характе­ристике состояния социальной психологии середины восьмиде­сятых годов. И до этого момента подход социальных психоло­гов—в силу объективной сложности самого объекта исследова­ния—носил комплексный характер. Так, при изучении и социально-психологического климата, и социалистического сорев­нования учитывалась значительная совокупность условий или факторов их оптимизации. Однако, и климат, и соревнование по самому своему специфическому характеру являлись интеграль­ными и специфическими социально-психологическими образова­ниями. Но когда психологи перешли от изучения группы снача­ла к идеальной модели (или теоретической модели) коллектива, а затем обратились к исследованию коллектива как реальности, предмет их исследования начал усложняться, а контекст иссле­дования расширяться. Социально изменяющаяся реальность кол­лектива привела к необходимости не просто учесть комплекс факторов или детерминант, но восстановить сложность этого объекта, чтобы потом воспроизвести его целостность.

Одну из попыток такого аналитико-синтетического подхода предпринял Китов, сосредоточив свое внимание на характерис­тиках коллективного труда и приняв за основу его определение Марксом как совместного, а за его основную единицу понятие “включенного труда”, отнесенное к одному человеку и его рабо­чему месту, взятым как “целостный производственный микро­организм” [31, с. 4]. Совместность труда он далее анализировал по линиям—технологических, экономических связей и собствен-. но социальных связей. Основным замыслом такого аналитического подхода было желание показать превращение совместного труда в коллективный. Однако, первоначально разделив техно­логические, экономические и социальные связи, Китов затем в какой-то мере их отождествил. Опираясь на марксову концепцию труда, он затем не смог перевести ее ни в экономическую, ни в социальную концепцию труда при социализме, смешав таким образом характеристики совместности, свойственные трудовой деятельности вообще и конкретно-исторические, специфически капиталистические или социалистические характеристики совме­стного труда, а также конкретные характеристики специальной новой бригадной формы организации труда. Эта работа, выпол­ненная на стыке социальной и экономической психологии, несом­ненно содействовала дальнейшему развитию последней, но пока­зала огромную сложность анализа изменяющейся социальной дей­ствительности, если такой анализ осуществляется силами самих психологов и относится к собственно социальным и экономичес­ким отношениям.

Близкая по своему характеру попытка такого анализа, одна­ко ограниченная только проблемой марксового понимания ко­операции, была предпринята позднее, а качественно новый уро­вень синтеза был достигнут на основе определения коллектива как субъекта совместной деятельности [91, с.20]. Образование единого целого—существенный признак совместной деятель­ности—было определено как “объединение, совмещение или сопряжение индивидуальных деятельностей”. Далее в качестве признаков выделялись “разделение единого процесса деятель­ности на отдельные функционально связанные операции и их распределение между участниками”, координация индивидуаль­ных деятельностей, необходимость в управлении индивидуаль­ными деятельностями, наличие для ее участников единого ко­нечного результата и, наконец, “единое пространственно-времен­ное пребывание и функционирование участников СД”. Комплекс характеристик совместной деятельности Журавлев выделяет, от­правляясь от традиционной психологической структуры дея­тельности (т. е. от принятой в психологии теоретической моде­ли, включающей цели(задачи), мотивы, результат), а затем, предпринимая попытку вскрыть специфику взаимодействия между ее участниками, он предлагает в качестве своеобразной единицы социально-психологического анализа типологию соци­ально-психологического взаимодействия. Завершает эту модель сопоставление особенностей совместной деятельности с особен­ностями ее коллективного субъекта. К числу последних Журав­лев относит “целенаправленность, мотивированность, уровень целостности (интегрированности), структурированность, согла­сованность, организованность (управляемость), результативность (продуктивность), пространственные и временные особенности условий жизнедеятельности коллективного субъекта.”

С позиций настоящего времени можно оценить методологи­ческую перспективность того хода мысли, при котором Журав­лев двигался как бы во встречном направлении, отправляясь с одной стороны, от объективных социальных характеристик со­вместной деятельности, с другой—от принятой в психологии теоретической модели любой деятельности, и получая на пере­сечении или “в фокусе” этих двух систем определений социаль­но-психологические характеристики взаимодействия. Однако, представленная им модель системного анализа, которая факти­чески была последним итогом теоретико-эмпирической работы коллектива, являлась, с одной стороны, результатом достигну­той ранее ступени—выделения совместной деятельности как системообразующей (или системообразующего фактора) трудо­вого коллектива, с другой—позволила автору не только сосре­доточиться на построении “идеального объекта” или модели, но отнестись ко всему состоянию разработки проблемы в данный момент в социальной психологии, вывести ее на новые рубежи и открыть ей новые перспективы.

Журавлев с самого начала вскрывает те противоречия, кото­рые возникли в социально-психологической науке из-за того, что феномен межличностных отношений оказался главным предме­том исследования в изучении психологии коллектива [27, с. 54]. Он отмечает, далее, что усилиями двух основных социально-пси­хологических коллективов—ленинградского (под руководством Кузьмина) и московского (под руководством Платонова и Шороховой) основной предмет исследования переместился из сферы межличностных отношений в сферу совместной трудовой деятель­ности. Журавлев показывает, что с позиций системного подхода изучение коллектива должно быть многоплановым, т. е. учиты­вать и его соотношение с обществом, и с другими коллективами, и личностью и т. д. А совместная деятельность является его ин­тегральным системообразующим фактором, в котором концент­рируются основные социально-психологические феномены. По­нятие субъекта совместной деятельности, введенное на предыду­щем этапе исследования, позволяет автору подойти к раскрытию разных типов совместной деятельности или разных типов взаи­мосвязи и взаимозависимости ее участников, которые он, в свою очередь, отличает от форм организации совместной деятельнос­ти (пространственно-временных и операциональных) и техноло­гических. Здесь дается имплицитная критика позиции Китова, который отвел технологическим связям едва ли не решающую роль, во всяком случае эквивалентную экономическим и соци­альным отношениям. Однако, подчеркивание ведущего воздей­ствия экономических и производственных факторов на соци­альную психологию не должно умалять ее обратного влияния на экономические и организационно-управленческие отношения в коллективе. Журавлев считает, что “исследования последних лет, выполненные в лаборатории социальной психологии Института психологии АН СССР, убедительно показали, что прямые линей­ные связи между вышеперечисленными показателями (межлич­ностные отношения, общение, социально-психологический кли­мат—Авторы.} наблюдаются только до определенной зоны их развития, после достижения которой положительные социально-психологические феномены начинают отрицательно влиять на по­казатели организации и результаты трудовой деятельности кол­лектива” [там же, с. 58]. Зависимости, отвечающие принципу ли­нейного детерминизма, наблюдаются, как правило, при изучении социально-психологических явлений в небольших искусственно созданных (лабораторных) группах, поэтому .их никак нельзя пе­реносить на естественные реальные группы.

Журавлев формулирует и ряд других принципиальных для развития социальной психологии положений: отражательные ха­рактеристики социально-пихологических явлений изучены го­раздо лучше, чем их регуляторная роль, исходя из чего следу­ет ставить вопрос о взаимной детерминации экономических, организационно-управленческих и психологических факторов. При изучении развития коллектива недостаточно учитывается системный подход, не реализуется многоплановость исследова­ния, в результате проблема развития коллектива в социальной психологии уже длительный период времени “не сдвигается с места”. Для преодоления расхождений в определении стадий формирования коллектива Журавлев предлагает дифференци­ровать его развитие по уровням от его развития (динамики) по этапам, считая, что новый этап может не быть более высоким уровнем. Кроме того, он выдвигает принципиальное положение, что определение уровня развития коллективов не может осуще­ствляться только с опорой на их социально-психологические критерии и характеристики, а должно включать всю совокуп­ность экономических, организационно-управленческих и др. параметров, а само развитие коллективов осуществляется через смену его разных оснований.

В заключение Журавлев выдвигает задачи, которые составили перспективу психологических исследований трудовых коллек­тивов: сведение воедино моделей, построенных на разных осно­ваниях, и реализация системного подхода к совокупности фак­торов, образующих целостность; необходимость положить в ос­нову определения коллектива свойств, присущих совместной деятельности и коллективному субъекту; построение типологии коллективов по характеру присущей им целостности.

Важно подчеркнуть, что принцип субъекта, реализованный в единстве с принципом системности исследования, позволил Жу­равлеву, с одной стороны, исходить из целостности как основно­го качества субъекта и вместе с тем, с другой, не просто постули­ровать целостность как некий априорный признак, а выявлять процессы интеграции и дифференциации, происходящие в реаль­ном бытии коллектива, предпринимать попытки определять ста­дии его развития по преобладанию этих явлений, а также искать качественную определенность интеграции и дифференциации на каждой из них. Таким образом, можно сказать, что исследовате­лям этого направления, возглавляемого Журавлевым, удалось дифференцировать сущность трудового коллектива (и совокуп­ность определений этой сущности через категории субъекта и совместной деятельности) и способ его существования, т. е. ди­намику и собственно развитие, связанные с изменяющимся ха­рактером социальных условий, промышленности, форм органи­зации труда и т. д. Удалось достичь высокого уровня теоретичес­кого анализа при сохранении его ориентации на сложность реального объекта исследования.

К началу 90-х годов это направление оформилось в динамичес­кую концепцию совместной деятельности: последняя рассматри­валась как ведущее основание коллективообразования и одновре­менно дифференцировалась по многим основаниям в соответствии с принципами системного подхода (многоплановость, множественность и многоуровневость связей и отношений, системная детер­минация и развитие). В основе лежал концептуальный “треуголь­ник”, интегрирующий три направления ее определении: предмет­но-направленное взаимодействие, изменяющее содержание деятельности, субъектно-направленное (изменяющее свойства и состояния субъекта) и организационно-направленное (изменяю­щее способы и стиль выполнения деятельности) [26, с. 6].

Ряд психологов, также работающих на стыке психологичес­ких проблем управления и социально-психологических проблем трудового производственного коллектива, ставили акцент на осо­бенностях коллектива как субъекта социального развития (Но­виков и др.), которое достигается изменением его официально­го строения, совершенствованием квалификационно-професси­онального уровня, социально-демографической структуры, кадрового состава, а также воздействием на своих членов в на­правлении формирования прогрессивных потребностей, интере­сов, идеалов, ценностных ориентации и т. д. [51, 52]. Психоло­ги, разрабатывавшие проблемы, которые сегодня можно отнес­ти к области психологических и социально-психологических проблем организации, поднимали проблемы моделирования и проектирования деятельности на основе ее профессионального и личностного обеспечения (Деркач и др.), выходя к решению круга проблем профессионализма и подготовки кадров. Здесь ставились и практически разрешались проблемы адаптации, те­кучести кадров, а позднее—компетентности и готовности к ин­новациям, нововведениям и социальным изменениям в широком смысле слова [20, 21].

Особое место среди исследований в этой пограничной для пси­хологии управления, социальной психологии коллективов и пси­хологии организации области заняло изучение личности руко­водителя и построение различных типологий. Журавлевым были выделены специальные подструктуры, важные прежде всего для управленческой деятельности, профессиональная компетент­ность, организаторские и педагогические способности, комму­никативные и нравственные качества и выявлены по сочетанию у личности этих подструктур следующие типы руководителей: “специалист”, “специалист-организатор”, “организатор”, “орга­низатор-наставник”, “гармоничный” и неэффективный”, при­чем эффективность определялась в производственной и социаль­но-психологической плоскостях. В свою очередь, в качестве основных детерминант стиля руководства были выявлены мотивационные характеристики руководителя, реализующиеся во взаимодействии с исполнителями. Подход к коллективу как субъекту, а не только объекту управления (в отличие от его трак­товки как субъекта, определяемого целостностью и совместной деятельностью) сыграл решающую роль в разработке проблем ру­ководства и управления коллективами, и их самоуправления.

Развитие концепции деятельностного опосредствования меж­личностных отношений и коллектива (Петровский) в 80-90-ых годах пошло в направлении более дифференцированной (в том числе также уровневой) характеристики этих отношений и изу­чения явлений функционально-ролевых ожиданий, возложения ответственности, референтности, лежащей в основе предпочте­ний и выборов, строящихся на ценностных основаниях. Петров­ский продолжает углублять свой ценностно-нравственный под­ход к изучению коллектива и постоянно соотносит свою иссле­довательскую модель с моделями, имеющимися в зарубежной (американской, западно-европейской) социальной психологии. Именно работами его направления разрешается вышеуказанное противоречие социальной психологии периода ее возрождения в шестидесятых годах, состоявшее, с одной стороны, в увлече­нии идеями зарубежных социальных психологов, с другой—в чисто идеологической, в этом смысле абстрактной критике их, и с третьей—в обращенности к изучению социально-психоло­гической действительности социалистического общества. Пози­ция Петровского может быть определена как исследовательская альтернатива определенным подходам к вышеназванным явле­ниям. Петровский в анализе совместимости, согласованности и т. д. акцентирует роль представлений, коллективного и инди­видуального образа совместной деятельности, ее нравственную основу, атрибуцию ответственности. Обобщая многолетние ис­следования, Петровский в совместной с Ярошевским моногра­фии [69] предлагает многоуровневую структуру высокоразвитой группы. Центральное ее звено (А) образует сама групповая дея­тельность, ее предметно-деятельностная характеристика, дава­емая по трем критериям:

1) оценка выполнения основной общественной функции— участия в общественном разделении труда (но заметим—не связанная с его производительностью);

2) оценка соответствия группы социальным нормам;

3) оценка способности группы обеспечить каждому ее члену возможность развития. Эти оценки, согласно Петровскому, позволяют определить социально-психологические параметры групп разного уровня развития. Сразу следует обратить внима­ние на дискуссионный момент—способ определения уровня развития коллектива: одни психологи включают в него объек­тивные характеристики (экономические и др.), тогда как Пет­ровский—комплекс характеристик, основывающихся на со­циальных, но теоретически смоделированных факторах.

Следующий “слой” в концепции Петровского, представлен­ный стратой Б—психологический по своей сущности—фик­сирует отношение каждого члена группы к групповой деятель­ности, ее целям, задачам, принципам, на которых она строит­ся, мотивацию деятельности, ее смысл для каждого участника. В страте В локализуются характеристики межличностных от­ношений, опосредствованных содержанием совместной деятель­ности (ее целями, задачами, ходом выполнения), а также при­нятыми в группе принципами, идеями, ценностными ориентациями. Именно к этому слою Петровский относит такие явления, как самоопределение личности. Наконец, последний поверхно­стный слой представлен эмоциональными отношениями. Следует обратить внимание на то, что общая структура охватывает лич­ностный уровень, который, скажем, в концепции Китова пред­ставлен только единицей “включенности”, не раскрывающей ва­риантов личностных отношений, мотивации, тем более—воз­можности-невозможности развития личности, благодаря разной включенности.

С помощью этой структуры и критерия соответствия или пре­пятствия общественно-историческому прогрессу (следует отме­тить очень высокий уровень такой абстракции), Петровский предлагает строить типологию групп. Однако, это не типология, скажем, производственных, трудовых коллективов, а типология групп, существующих в обществе и отвечающих теоретически выделенным критериям—степени сложившейся (несложив­шейся) совместной деятельности, анти- или просоциальности опосредствующих факторов и т. д. И с позиций этой типологии, возвращаясь к группе высокого уровня развития. Петровский выделяет иерархию уровней в самом явлении совместимости. “Высший уровень сплоченности и совместимости людей в совме­стной деятельности выступает в форме ценностно-ориентационного единства, с одной стороны, и адекватности возложения ответственности—с другой” [там же, с. 378].

Благодаря интегрированности в модели Петровского межлич­ностного и личностного уровней имеет место своеобразная эво­люция проблемы социальной психологии личности, выделение которой в самостоятельную область характеризовало предше­ствующий этап развития социальной психологии: предельное сближение концепции деятельностного опосредствования меж­личностных отношений и общепсихологической теории лично­сти. Можно сказать, что такая тенденция в известном смысле снимает необходимость в рассмотрении специальной социальной психологии личности. В этой трактовке общепсихологического подхода к личности интра- и интериндивидуальные особеннос­ти составляют неразрывное единство, которое, как считает Пет­ровский, утверждал и Мерлин. Оно позволяет выдвинуть идею “трех фаз становления личности в социальной среде (микро- и макросреде)—адаптации, индивидуализации и интеграции, возникновение и протекание которых связаны с наличием социогенной потребности индивида в персонализации и с деятельностно-опосредованными возможностями удовлетворить ее в ре­ферентных группах” [там же, с. 429].

Можно сказать, что концепции коллективов и совместной де­ятельности, более дифференцированно учитывающие соци­альные реальности их сущности, изменения и функционирова­ния, и концепции, в большей мере идущие от специфических абстракций социальной психологии и учитывающие социальные детерминанты в их общей, а не конкретно- исторической фор­ме (социогенез и т. д.) не противоречат друг другу, а взаимодополняют, демонстрируя в целом разные теоретические способы моделирования социально-психологических сущностей и явле­ний, а также различные способы их эмпирического исследова­ния. Некоторым их общим ядром, несомненно, является совме­стная деятельность, рассмотренная лишь как опосредствующий, или сущностный момент, дифференцирующий обращение в од­ном случае к проблемам мотивации, активности производитель­ных сил, в конечном итоге, к характеристикам деятельности как трудовой, а в другом—лишь как отвечающий социальным це­лям и ценностям. Здесь различаются и своеобразные методоло­гические акценты—на субъекте деятельности или же на самой деятельности и ее отношениях—в другом случае. Отсюда про­сматривается тенденция к реализации соответственных субъектно-деятельностного, либо собственно деятельностного подходов.

К числу более специальных исследовательских направлений относится изучение социального восприятия, оценивания и со­циальных представлений. Как отмечалось, в 70-ые годы сфор­мировалось направление исследований общения и восприятия людьми друг друга, возглавляемое Бодалевым. В конце 70-ых годов Андреева рассматривает проблемы каузальной атрибуции в межличностном восприятии, а в 80-ых Агеев—влияние фак­торов культуры на восприятие и оценку человека человеком [I]. Проблемы более высокого—познавательного уровня в общении рассматриваются Кольцовой, Бодалевым, Куницыной, а к воп­росам межличностного восприятия, оценивания в контексте оригинальной психосемантической концепции индивидуально­го сознания обращается Петренко [63].

Проблемы восприятия и понимания людьми друг друга, по­нимания неординарных социальных явлений (например, лично­сти афганца—участника войны в Афганистане), представлений о правде и лжи (Знаков), выводят исследователей к анализу те­оретических основ концепции социальных представлений Московичи (Донцов, Емельянова). К 90-ым годам оформляется тенденция рассмотреть особенности социального восприятия в контексте сравнения его внутригрупповых и межгрупповых осо­бенностей [I], т. е. культурно-специфических и групповых сте­реотипов и проинтерпретировать семантическое пространство— специфику сознания и представлений политических партий [67], а также исследовать особенности социального мышления, российского менталитета в целом и дифференциацию социальных представлений у разных слоев общества, в частности [84 и др.].

Если в 60-ых годах соотношение индивидуального и обще­ственного сознании рассматривалось в общеметодологическом ключе (Абульханова-Славская, Шорохова), то в 70-ых годах воп­рос о сознании уже конкретизировался как вопрос о психоло­гии больших групп, в частности, таких как крестьянство (Но­виков, Зотова, Шорохова), а в восьмидесятых психологи обра­тились к конкретному исследованию механизмов познания (восприятия, понимания другого человека, его оценивания и мышления о нем) и индивидуального сознания в контекстах внутригруппового и межгруппового взаимодействия, особенно­стей больших групп (партий, социальных слоев) и на основе кросскультурного сравнения и выявления особенностей мента­литета в целом. В качестве групп, сознание, ценности и рассу­док которых исследуют социальные психологи, выступают и эт­нические группы (Деркач, Кцоева, Муканов и др.).

Агеев дифференцирует собственно социальный и социально-психологический аспекты проблемы категоризации, тенденции максимизировать воспринимаемое различие между группами и минимизировать различия между членами одной и той же груп­пы, связывая первый с этноцентризмом, т. е. с отрицательным, враждебным отношением к другой группе, а второй—с самим механизмом социального восприятия [I].

На стыке проблем восприятия себя и другого, себя через дру­гого и воздействия на другого в общении построены концепция Петровской и ее центральное понятие перцептивно ориентиро­ванного тренинга, который, в свою очередь, опирается на пони­мание природы и способа организации обратной связи в межлич­ностном общении [64, 65]. А более жесткое воздействие, ориен­тированное на установки, идеи, мышление другого человека, получило свое объяснение и практически использовалось при разработке и реализации социально-психологических механиз­мов пропаганды[109].

Однако, в 80-ых годах наблюдается отход от партийно-идео­логизированной трактовки пропаганды и внимание сосредото­чивается прежде всего на самой личности, стадиях, этапах ее ре­ального политического развития (С.К.Рощин). Эта тенденция учета реального субъекта—личности (идет ли речь о воздей­ствии, влиянии, убеждении или о социальных изменениях, ин­новациях), в 90-ых годах сохраняется, нарастает и поддержи­вается исследовательскими усилиями социальных психологов коллектива Института психологии РАН, опирающимися на кон­цепцию субъекта. Из объекта и анонимного участника соци­альных процессов личность превращается в субъекта, чьи взгля­ды, диспозиции, отношения необходимо исследовать, понимать и учитывать в теории и практике. Именно такой подход был ре­ализован в разработке нового для отечественной психологии и социальной психологии направления—социального мышления личности, которое, однако, является традиционным в американ­ской и западно-европейской психологии (social cognition). Основ­ной замысел этого исследовательского направления состоял в том, чтобы выявить собственно личностные основания и меха­низмы социального мышления, проявляющегося в проблемати-зации, интерпретации, категоризации социальной действитель­ности и представлениях (репрезентации) о ней. Хотя, как отме­чалось выше, исследователи рубинштейновской школы пытались раскрыть диалектические взаимосвязи индивидуального и общественного сознания, но традиционное “истматовское” разгра­ничение этих “форм” сознания, а также традиция общепсихо­логического исследования мышления, ограничившая свой пред­мет только классическими задачами, но не интересовавшаяся за­дачами общения, проблемами социальной действительности, затрудняли выявление особенностей ума, социального интеллек­та личности как функционального механизма ее индивидуаль­ного и общественного сознания. Только обращение исследова­телей к диалогическим особенностям мышления (Брушлинский, Кучинский и др.), к особенностям познания в общении (Коль­цова и др.) к социальному познанию (Андреева) позволило пре­одолеть парадигму, согласно которой индивидуальное мышле­ние носит творческий, креативный характер, а общественное, якобы, обыденно, стереотипно и безлично.

Разработка концепции социального мышления личности в ла­боратории личности Института психологии РАН опиралась на типологический метод, который позволил исследовать реальные особенности разных типов личностей, обладающих разной сте­пенью креативности, разной способностью осознавать и решать проблемы социальной действительности, различной глубиной ее интерпретации. И все это не только в зависимости от степени развития интеллекта и использования его самой личностью, не только от способности мыслить, но и от потребности думать, привычки к интеллектуальным занятиям и, главное, от спосо­ба самосознания, интерпретации своей связи с обществом.

Оказалось, что обособление индивидуального сознания от об­щественного (которое фактически постулировалось всей традици­онной истматовской парадигмой и в известной степени закреп­лялось обособленностью собственно психологического изучения индивидуального сознания и мышления) в реальности прямо про­тивоположно самой непосредственной, почти синкретичной их связи. Представление о себе в сознании именно российской лич­ности неразрывно связано, соотнесено с представлением об обще­стве. Но эта связь имеет у разных типов людей разный характер в зависимости от восприятия себя как субъекта или объекта и восприятия (трактовки, интерпретации) общества как субъекта или объекта (Абульханова, Белицкая). Согласно концепции со­циальных представлений Московичи, основной их функцией является своеобразный перевод необычного, удивительного, стран­ного—в обыденное, привычное, стереотипное. Однако, наши данные показали, что такая закономерность для российского социального мышления не является всеобщей и универсальной: одни типы личностей, оказывается, способны на обратный пере­вод обычного, стереотипного в новое, удивительное, становяще­еся проблемой, другие—стереотипно воспринимают и новое и старое, третьи—“фиксируются” на противоречии нового и ста­рого, однако не в состоянии разрешить дилемму привычного и необычного. Иными словами, социальные представления (репре­зентации), по определению Московичи, имеющие коллективный, универсальный характер, представляют собой скорее личностные архетипы по терминологии Юнга, т. е. сочетают в себе определен­ным образом и коллективное и индивидуально-личностное. Со­ответственно, механизмы социальных представлений в социаль­ном мышлении личности функционируют одновременно с меха­низмами интерпретации, категоризации и проблематизации, что и определяет у разных типов преобладание проблемно-творческих исследовательских механизмов, т. е. открытого по отношению к социальной действительности сознания или стереотипного, зак­рытого.

Из этого исследования, в котором одновременно были полу­чены данные о принадлежности того или иного сознания и спо­соба мышления тем или иным социальным слоям общества, сле­дует важный вывод, касающийся общей проблемы перехода от коллективизма к индивидуализму (или отхода от коллективиз­ма), которую поднял авторитетный социальный польский пси­холог Я.Рейковски [83].

Представляется, что нет необходимости столь же категорич­но отказываться от коллективизма, как его насаждали и воспи­тывали. Нужно отделить идеологию тоталитаризма, связанную с удобством управления обществом через коллективы и его со­циальную утопию коллективизма, от реальной практики орга­низации трудовых коллективов, в которой сосуществовали как позитивные явления соревнования, взаимопомощи и т. д., так и негативные. В системе производства, где наличие коллекти­вов было многолетней традицией и способом организации тру­да, неизбежен консерватизм и сохранение этой формы в ее объек­тивном и субъективном (социально-психологическом) выраже­нии. Возможно, что этот коллективизм появляется в наше время не в сфере организации труда, а в области политических дви­жений за его оплату и т. д. Реализация новых рыночных эко­номических отношений в системе производства—весьма дли­тельный процесс, который потребует новых способов управления производством, новых форм организации труда, и трудно сегодня прогнозировать, в какой мере они будут опираться на традиции коллективизма. Таким образом, поставленная Нови­ковым и др. дискуссионная проблема сохранения “верности” коллективу в теории и практике социальной психологии долж­на решаться не идеологическим путем—преданности или изме­ны старым формам и ценностям, а собственно научно-исследо­вательским. По-видимому, преобладание идеологии коллекти­визма или индивидуализма в обществе в целом зависит теперь в значительной мере от личностного “основания”, т. е. от той реальной типологизации жизненных и мировоззренческих по­зиций, от той новой дифференциации, которая происходит в на­шем обществе. Тенденция индивидуализации, однако, никак не может быть приравнена к индивидуализму, тем более в его су­ществующем в западно-европейском и американском обществе понимании. Сегодня индивидуализации, связанной прежде всего с раздроблением, атомизацией общества, потерей социальной поддержки одними людьми и развертыванием рисковых пред­принимательских инициатив другими, противостоят наполнен­ное (или постепенно наполняемое) новым смыслом понимание и идеал общинности, общности, “соборности” россиян и возник­новение самых разнообразных корпораций, элит, т. е. новых форм интеграции. Такова проблема—создание новых форм общностей, мера индивидуальности членов которых еще долж­на быть выяснена и теоретически и жизненно-практически.