Модель «дворцового переворота»

Само понятие «государственный переворот» было введено в научное словоупотребление библиографом кардинала Ришелье Габриэлем Ноде в XVII столетии. На основании анализа тогдаш­них многочисленных исторических примеров он пришел к выво­ду, что переворот является универсальным средством прихода правителей к власти. Легитимизация, обоснование прав на пре­стол проводится уже после. В череде государственных переворо­тов развертывается исторический процесс³².

Древнейшим из известных технически безупречно осущест­вленных государственных переворотов было свержение Олегом в 882 г. с киевского престола Аскольда и Дира. Согласно «Повести временных лет», успех варяжской дружине обеспечило облаче­ние в купеческие одежды. Выдав себя за купцов, варяги проник­ли в город и в условленный момент неожиданно напали на про­тивника. Итогом этой операции стало объединение Новгорода и Киева в единое государство, создание Киевской Руси.

В современной политологической литературе определенность в отношении понятия «переворот» отсутствует. В качестве пере­ворота применительно к российской истории рассматриваются сегодня столь феноменологически различные явления, как захват власти большевиками в октябре 1917 г., отстранение от власти Н.С. Хрущева в октябре 1964 г. и М.С. Горбачева в августе 1991 г., роспуск Б.Н. Ельциным Верховного Совета в октябре 1993 г. Про­исходит смешение различных видов осуществления властных трансформаций.

В представляемой авторами классификации переворотов про­водится три ключевых разграничения. А именно – переворот с революцией, как захват власти в результате широкого участия народных масс; переворот с легальной демократической инверси­ей, как смена властно-управленческой команды без насилия по­средством процедуры выборов; переворот и цезарианская транс­формация, как смена существующей политической элиты при сохранении на своем посту инициирующего трансформацион­ный процесс фигуранта (ов) высшего управленческого уровня.

Под переворотом, таким образом, понимается властная идей­ная трансформация, реализуемая в форме договора части поли­тической элиты, следствием чего является отстранение от власти или ограничение во властных полномочиях прежнего высшего руководства государством (рис. 3.3).

В отечественной историографии, с подачи В.О. Ключевского, по отношению к постпетровскому периоду в истории Россий­ской империи прочно закрепилось понятие «эпоха дворцовых переворотов»³³. Аналогичная дефиниция использовалась и во французской журналистике для обозначения ситуации полити­ческой неустойчивости Франции XIX в. Сравнительная легкость

Рис. 3.3. Модель «дворцового переворота»

осуществления переворотов в постпетровской России опреде­лялась рядом обстоятельств. Отсутствовала широкая народная опора режима (опора в виде института Земского собора была упразднена). Не было четкого механизма передачи власти, а соот­ветственно, имела место неоднозначность трактовок легитимной фигуры преемника. Правительство в принятии политических ре­шений зависело от позиции гвардии.

В точности все те же причины обнаруживаются в длительной череде переворотов во время всевластия легионеров в Римской империи. Следовательно, можно говорить об определенной уни­версальности условий, делающих вероятным сценарий переворо­тов. Главное при этом – закрытость властно-элитной корпора­ции, изолированность ее от народа.

Отгородившись от давления и контроля снизу элита объ­ективно стремится подчинить себе высшую государственную власть. Избравший закрытую модель элитной ротации глава го­сударства может оказаться заложником властных группировок. Выходом из зависимости для него является обращение к народу, расширение социальной базы власти.

Именно так в борьбе с феодальной аристократией действовали европейские короли периода позднего Средневековья. В резуль­тате сложился политический союз королевской власти и городов. Стремлением освободиться от боярской зависимости мотиви­ровалось бегство Андрея Боголюбского из Киева во Владимир, а Ивана Грозного – из Москвы в Александрову слободу.

Отношения в триаде царь – бояре – народ (при соответ­ствующей терминологической модификации) составляют основ­ной нерв российской политической истории. Фактически все правители Российского государства дифференцировались в вы­боре между архетипическими образами «боярского» и «народно­го» царя. «Боярским царем» к концу своего правления являлся Б.Н. Ельцин, начиная как классический народный царь. Разгром В.В. Путиным ельцинского олигархата породил надежды на фор­мирование модели «народной монархии». Однако новая элита путинского призыва все более укрепляла свои позиции, нивели­руя обозначенный было вектор сближения президентской власти и народа.

К 2010 г. по сути вновь оказались реанимированы некото­рые черты брежневского и позднеельцинского «боярского типа» правления. Однако необходимо отдавать себе отчет, что поло­жение главы государства в этой системе довольно неустойчиво. Вероятность «дворцового переворота» при «боярской» форме правления существенно возрастает. Мотивом его осуществле­ния может стать импульс внутреннего раскола политической элиты. Потенциально этот раскол правящих кланов вполне ре­ален. Идеологически это проявилось, например, в противопо­ставлении «консервативной» (единоросовской) и «либеральной» (инсоровской) моделей модернизации. В клановом отношении сталкиваются интересы элитных группировок «олигархического бизнеса» и «органов госбезопасности».

Сложившееся представление о перевороте как наименее за­тратном и наименее правовом способе осуществления властной трансформации исторически не подтверждается. Ввиду необхо­димости отстранения от власти высшей политической элиты в по­давляющем большинстве переворотов оказываются задействова­ны армия и спецслужбы. Самой операцией переворота дело не ограничивается. Взять власть в свои руки мало, необходимо еще удержаться у власти. Соответственно, должны быть деклариро­ваны основания легитимности новой властной команды. Убедить в этом народ далеко не всегда удается. Вероятным последствием переворота может стать гражданская война. Детонатором ее исто­рически выступали не только революции (российский сценарий), но и перевороты. Столкнувшись с неприятием декларированной версии легитимности экс-заговорщики часто идут на примене­ние массового политического террора. При неумелом и стратеги­чески ошибочном осуществлении переворот теоретически может иметь не менее кровавые последствия, чем революция.

Сама тема технологии осуществления государственного пере­ворота в России табуирована. Процесс изучения проблемы в дан­ном случае путается с декларацией призывных обращений. Вви­ду такого опасения вне поля исследований в отечественной науке долгое время оказывались вопросы теории и практики террориз­ма, националистического экстремизма, различных социальных девиаций. Когда же страна в очередной раз де-факто столкнулась со всеми этими явлениями, адекватной, научно обоснованной ре­цептуры по борьбе с ними не оказалось.

Такой же вакуум существует в российской науке в отноше­нии вызовов революции и государственных переворотов. Со­ответственно, методически разоруженными перед ними оказы­ваются и органы государственной безопасности. Между тем на Западе общественные науки существенно продвинулись вперед в разработке указанной проблематики. Еще в 1931 г. вышла книга итальянского публициста Курцио Малапарте «Технология госу­дарственного переворота» (переиздана на русском в 1988 г.), за которую автор подвергся гонениям в фашистской Италии. Ав­торский вывод заключался в констатации высокой степени уяз­вимости фактически всех государств по отношению к тактике переворотов. Правительство элементарно не обладало должными знаниями относительно того, как защитить собственную власть. Посредством правильной заговорщической техники, полагал К. Малапарте, революция или переворот могут быть осуществлены вне зависимости от того, к какой стратегии (идеологии) они при­лагаются. Он ссылался, в частности, на утверждение Л.Д. Троцко­го о том, что тактика захвата власти, использованная большеви­ками в России, могла быть с успехом применена и в совершенно непохожих на нее странах, таких как Швейцария, Голландия или Англия³⁴.

На 14-ти языках мира переиздана книга Эдварда Люттвака «Го­сударственный переворот: практическое руководство». Перевода ее на русский не существует до сих пор. Между тем эта книга яв­ляется признанным классическим пособием для спецслужб. Пра­вильная техника осуществления переворота, полагал Э. Люттвак, позволяет минимизировать людские потери, сопровождающие многие революции и войны XIX-XX столетий. Люттваковская методика бескровных переворотов была применена, как извест­но, при организации «бархатных» и «оранжевых» революций³⁵. Если К. Маллапарте подвергался за свой труд преследованиям, то Э. Люттвак – респектабельная фигура в вашингтонском Центре стратегических и международных исследований. Различие су­деб двух экспертов является симптоматическим свидетельством принципиального изменения отношения к разработке проблемы технологий государственных переворотов в кругах политической элиты Запада³⁶.