4. Проблема своеобразия творческого метода э. Межелайтиса («Человек»). Публицистический пафос.

Книга «Человек» - не философский трак­тат. Однако в ней не прекращается спор с идеалистической философией, с идеалистическим пониманием человека и мироздания, на которое опираются многие современные модернистские направления в поэзии. Межелайтис поэтизиру­ет саму природу человека, высокую, духовную и одновременно земную, материальную:

Я расту из полевых цветов.

Из дождей и северного ветра.

Я — вода, погода, пламя, ветка

И движенье белых облаков.

Из снежинки я, из стебелька,

Из тяжелой ягоды осенней,

Из речного желтого песка,

Из зеленой поросли озимой.

Композиционная и ритмическая структура стихов Межелайтиса определяется лирическим потоком, который в книге «Человек» зачастую льется, как непринужденная поэтическая импро­визация, не всегда умещается в рамках четы­рехстрочных строф. Рядом со стихами, написан­ными по всем правилам классического стихо­сложения, здесь много свободных стихов, часто в довольно сложных ритмических сочетаниях. В отдельных стихотворениях, например, «Жен­щина», свободные стихи перемежаются с чис­той прозой, в которой едва ощущаются ритми­ческие колебания. В «Человеке» так же, как в других появившихся за последние годы книгах стихов, поэт избегает твердо устоявшихся, застывших поэтических форм. Он хочет, чтобы мысль и чувство (которые у Межелайти­са чаще всего эпически спокойны) текли естественно, свободно. Идя по этому пути, Межелайтис, может быть, и не всегда достигает совершенства (под­час поэтическая импровизация приводит его к многословию и растянутости).

Романтически-интеллектуальная книга «Человек» возродила и усилила в литовской поэзии метафорическое мышление, в развитии которого большую роль сыграло народно-поэтическое творчество. Межелайтис соединил поэтическую ал­легорию со смелой гиперболой, в его поэзии многообразие современной действительности часто звучит музыкой человеческой мечты.

Выросшая на глубоко национальной почве лирика Межелайтиса тесно связана с прогрес­сивной культурой всего мира. Для поэтического восприятия мира Меже­лайтисом характерна страсть познания и преоб­разования планеты. Лирический герой поэта отчасти похож на взрослеющего юношу, кота рый постоянно ощущает радость первооткрыва­ния. С каждым днем он поднимается к верши­нам жизни и все более широкие горизонты открываются перед его глазами. Это ощуще­ние молодости мира, разбуженного великими открытиями века; потрясенного поле­тами в космос; это состояние человека труда, вышедшего на огромную арену истории.

Познание и открытие сопровождаются не одной только радостью, но и глубоко тревож­ным чувством ответственности. Поэт как бы укладывает на ладони весь земной шар и раз­мышляет. Но размышляет не Гамлет, нет, о судьбе мира думает новый герой, который ве­рит в силу познания и гуманизм.

Книга Межелайтиса «Человек» - книга мыслей. А мысль требует абст­рактных формул выражения. И авторский образ Человека не только символичен, он вместе с теми конкретен; ибо воплощает в себе реальные черты современников и самого поэта. Состоящая из ряда стихотворений, книга в страстной, эмоциональной форме точно и образно воссоздает современную эпоху. Поэт успешно решает сложную задачу - соединить философичность мышления с конкретно-эмоциональной образностью. Поэтизируя человека, Межелайтис выделя­ет и возвышает прежде всего его чувство кол­лективизма, его тесную связь со всем человече­ством. Величественный и прекрасный, человек Межелайтиса ничего не имеет общего с сегод­няшней модернистской литературой запада, превозносящей некоего сверхчеловека, гордо не­сущего муку одиночества. Во многих стихотво­рениях Межелаитиса лирический герой говорит о себе, как о малой капле в великом океане че­ловечества («Капля», «Океан», «Музыка» , «Сердце», «Руки»). Это чувство связи человека со всеми людьми является одним из источников силы нового современного человека:

Нелегка правда трудная капли: я точу берега, разбиваюсь о камни.

Каждый вдох подчиняю заветам: выполняю свой долг - пребывать человеком. («Капля»)

Тесная связь героя со всеми тружениками земли и одновременно безмерное чувство свободы , - пожалуй, главные черты опоэтизиро­ванного Межелайтисом современника. Это ощущение полной, безграничной свободы и несвязанности и вместе с тем острое чувство своей личной ответственности за все происходящее в мире дает автору совершенно иной ракурс поэтического видения, новое ощущение красоты человека и жизни. Словно бесстрашный кино­оператор, вступивший на космический корабль, он свободно удаляется от земли и из далекой перспективы любуется планетой.

Я стою под звездным небом, надо - мною свод ночной,

золотинки звездных яблок нависают надо мной".

Я украдкой представляю, что огромный шар земной

Круглым яблоком свисает, нависает надо мной,

Словно с ветки - надо мной.

(«Яблоко»)

Человек жаждет большой, радостной люб­ви, которая бы «красоту земли повторила». Поэт прославляет любовь, отвергая робкую скованность, ханжескую стыдливость в отношениях мужчины и женщины, защищая право человека на полное земное счастье:

Я за грех, когда семя, взрасти успев,

красит тело, как землю,- щедро!

И не нравится мне, когда весь посев

одному достается ветру.

Воспеваемый Межелайтисом герой выра­стает перед нами как условный поэтический об­раз, как символ человечества. Среда, в которой он действует, и сфера его духовных интере­сов - весь мир, весь человеческий опыт. Перед поэтом стояла непростая задача - раскрыть внутренний мир этого героя, передать всю слож­ность его взаимоотношений со средой в лири­ческой исповеди.

Но в звездных просторах космоса поэт тоскует по «соленым поцелуям» любимой женщины, припоминает, как пахнет соль и хлеб. Из космических далей, открывших людям новую, еще никем не виденную красоту нашей планеты, поэтический объектив Межелайтиса неожиданно нацеливается на маленькую точ­ку - на губы человека, истомившиеся в жажде счастья, улыбающиеся «радужной аркой»:

Эти губы не в силах

жить без сладости ягод,

и соли морской,

небес темно-синих,

беседы мужской.

Губы ждут папирос,

Губы жаждут и меда и чаю.

на каждый проклятый вопрос

немедленно отвечаю.

(«Губы»)