5) Психоанализ и психоаналитическая терапия. "Психоанализ и

психоаналитическая терапия применяют принципы психоанализа для по-

нимания и модификации человеческого поведения. Эти две формы лече-

ния сходны в том, что в обеих исследуется психодинамика, которая

изучает идеи, импульсы, эмоции и защитные механизмы, которые объ-

ясняют, как мозг работает и как он адаптируется. Психоанализ преж-

де всего основывается на интерпретации, являющейся его технической

модальностью, и на переносе (связь между психиатром и больным).

Психоаналитическая терапия также использует интерпретацию, но

меньше сосредотачивается на переносе, а больше - на событиях ре-

альной жизни. Кроме того, психоаналитическая психотерапия подчер-

кивает текущую интерперсональную активность, тогда как психоанализ

пытается восстановить события из прошлой жизни больного. Основное

требование психоанализа - постепенная интеграция ранее подавленно-

го материала в общую структуру личности" (Каплан, Сэдок, 1994, с.

49-50).

6) Методики НЛП (нейролингвистического программирования),

"эриксоновский" гипноз. Нейро-Лингвистическое Программирование -

это новая модель человеческой коммуникации и поведения, получившая

свое развитие благодаря работам Ричарда Бэндлера, Джона Гриндера,

Лесли Кэмерон-Бэндлер, Джудит Делозье.

В своих истоках НЛП развивалось на базе изучения деятельности

магов, колдунов, шаманов, а также таких корифеев психиатрии как

Милтон Эриксон, Фриц Перлз, Вирджиния Сатир и др. Лингвистическая

основа НЛП - трансформационная грамматика Н.Хомского. По мнению

авторов, НЛП - это ясная эффективная модель человеческого внутрен-

него опыта и коммуникации. Используя принципы НЛП, можно описать

любую человеческую активность весьма детальным образом, что позво-

ляет производить легко и быстро глубокие и устойчивые изменения

этой активности. Методы и техники НЛП широко применяются в совре-

менной психотерапии (см., напр.: Гриндер Дж., Бэндлер Р., 1993;

Горин, 1994; Андреас К., Андреас С.,1994; Бэндлер Р., Гриндер Дж.,

1995; Бэндлер р., 1994; Эриксон м., 1995; Хейли Дж., 1986; Кубасов

В.А., Ковылин А.И., Ковресов В.А., 1993 и др.).

"Многие люди обвиняют НЛП в технологичности, подразумевая,

что оно холодно и бесчувственно. Однако те же самые люди рады ис-

пользовать технологию центрального отопления для обогрева своих

домов вместо дымного огня, использовавшегося их предками. Месяцы

теплых эмоций не помогут неграмотно пишущему ребенку и не освобо-

дят его от связанных с этим насмешек, переживаний неудач и самооб-

винений; час или два технологии НЛП могут научить его писать пра-

вильно и снабдить его ощущением достижения и самоценности. Вся эм-

патия в мире не поможет фобику; полчаса технологии НЛП могут изба-

вить его от жизни вперемешку со страхом. Если вы будете держать

руку умирющего друга, это может облегчить его конец; правильная

медицинская технология может спасти ему жизнь", - так эмоционально

доказывают преимущество НЛП как метода К. и С.Андреасы (1994,с.6).

7) Методики групповой психотерапии (психодрама, геш-

тальт-группы, группы трансактного анализа, тренинговые - Т-группы,

группы встреч, группы телесной терапии, группы танцевальной тера-

пии, группы терапии искусством, группы голотропного дыхания и

пр.). (См., напр.: Перлз Фредерик С.,1995; Гроф С., 1993, 1994;

Рудестам К., 1993 и др.). Групповые формы психологической работы

стали знамением времени в силу своей экономичности и эффективнос-

ти. Речь идет о специально создаваемых малых группах, участники

которых при содействии ведущего-психолога включаются в своеобраз-

ный опыт интенсивного общения, ориентированный на оказание помощи

в самосовершенствовании.

Каждое из направлений располагает особыми типами текстов, хо-

тя внимание исследователей мало сосредотачивается на их лингвисти-

ческих особенностях. Это тем более странно, что огромная роль язы-

ка в процессе оказания психотерапевтической помощи общепризнана.

Более того, представительница Грузинской школы установки

Р.Г.Мшвидобадзе доказала существование неосознаваемых морфологи-

ческих и синтаксических параметров в языке, влияющих на социальную

перцепцию (1984). Психотерапевтами же до сих пор "поиск эмоцио-

нально воздействующих форм при необходимости выразить то или иное

состояние чаще всего определяется интуитивно. Этот процесс связан

с самыми тонкими проявлениями сознательной и неосознаваемой дея-

тельности человека и все еще далек от исчерпывающего научного объ-

яснения. ...Большинство исследователей согласно с тем, что суггес-

тивное воздействие человеческой речи определяется как ее формой в

целом, так и отдельными ее элементами" (Петров, 1986, с.76-77).

Если это действительно так, задача лингвистов - осознать эти

свойства и научиться рационально их использовать. Это тем более

важно, что в психиатрической литературе появляется все больше со-

общений о заболеваниях ятрогенией (см. напр. Свядощ, 1982, с.54) и

дидактогенией.

Далее мы покажем, что существует ряд методов исключительно

вербального воздействия на подсознание человека, так как язык -

это кратчайший путь латентного влияния на установки (к тому же об-

щепризнано выделение вербальной магии как особого вида влияния, не

сопровождаемого ритуалами...).

Таким образом, суггестивная лингвистика изучает феномен суг-

гестии как комплексную проблему; учитывает древние знания и совре-

менные методы, традиционный и нетрадиционный подходы.

Закономерно, что по мере усложнения коммуникативных задач

возрастает трудность языкового общения, возникает необходимость в

индивидуализации и множественности смысла (Барт, 1989, с.417). С

точки зрения воздействующей роли языка тексты психотерапевтичского

воздействия можно отнести к сложно организованным текстам.

Преимущество изучения этих текстов перед текстами средств

массовой коммуникации прежде всего в том, что можно достаточно

быстро и надежно получить информацию об успешности осуществленной

коммуникации (при помощи измерения психофизиологических параметров

состояния личности посредством специальной аппаратуры либо при

помощи нестандартных вербальных процедур получения информации).

С другой стороны, возвращаясь к теории текстов МС, разрабо-

танной Б.А.Грушиным, можно заметить, что человечество с непоколе-

бимой настойчивостью в течение веков разрабатывало, сохраняло и

использовало специальные тексты, представленные в классификации

как "автотексты МС", часть из которых (заговоры, мантры, молитвы)

представляют собой универсальные, в высокой степени формализован-

ные тексты, которые с полным правом можно охарактеризовать как

суггестивные (прагматически маркированные).

Мы предлагаем 3 классификации суггестивных текстов:

 2I. По степени распространенности и универсальности

1) Универсальные суггестивные тексты (тексты МС), создаваемые

на протяжении длительного времени, передаваемые из поколения в по-

коление и продолжающие функционировать:

а) автотексты МС (прежде всего заговоры, заклинания, отчасти

- мантры);

б) аллотексты МС (молитвы, формулы аутотренинга, гипноза).

2) Индивидуальные суггестивные тексты (тексты психотерапевти-

ческого воздействия, проповеди).

 2II. По направленности воздействия

1) аутосуггестивные тексты (мантры, молитвы, самонастрои,

формулы аутотренинга);

2) гетеросуггестивные тексты (формулы гипноза, психотерапев-

тические тексты, проповеди и пр.).

3) ауто-гетеросуггестивные тексты смешанного типа.

 2III.По характеру использованного мифа

а) модификация роли Божества;

б) присоединение к чужому мифу;

в) отрицание какого-то мифа.

По мнению В.В.Налимова, "процесс порождения или понимания

текста - это всегда творческая акция. С нее начинается создание

новых текстов, и ею завершается их понимание. Все это осуществля-

ется в подвалах сознания, где мы непосредственно взаимодействуем с

образами. Для нас, людей современной культуры, это чаще всего нео-

сознаваемый процесс, скрытый под покровом логически структуриро-

ванного восприятия Мира. Осознаваемый выход в подвалы сознания

осуществляется в измененных состояниях сознания, возникающих с по-

мощью, скажем, медитации" (1989, с.118). Однако прежде чем погру-

зиться в медитацию, не стоит ли воспользоваться опытом "лингвис-

тов-жрецов", разгадчиков чужих тайн? Ведь сама по себе ориентация

лингвистики на чужое слово, по сути, является ее неосознанной пока

еще ориентацией именно на изучение латентного воздействия.

Вернемся еще раз к идеям В.Н.Волошинова (М.М.Бахтина): "Пора-

зительная черта: от глубочайшей древности и до сегодняшнего дня

философии слова и лингвистическое мышление зиждутся на специфичес-

ком ощущении чужого, иноязычного слова и на тех задачах, которые

ставит именно чужое слово сознанию - разгадать и научить разгадан-

ному. ... Свое слово иначе ощущается, точнее, оно обычно вовсе не

ощущается как слово, чреватое всеми теми категориями, какие оно

порождает в лингвистическом мышлении и какие оно порождало в фило-

софско-религиозном мышлении древних. Родное слово - "свой брат",

оно ощущается как своя привычная одежда или, еще лучше, как та

привычная атмосфера, в которой мы живем и дышим. В нем нет тайн;

тайной оно могло бы стать в чужих устах, притом иерархически-чу-

жих, в устах вождя, в устах жреца, но там оно становится уже дру-

гим словом, изменяется внешне или изъемлется из жизненных отноше-

ний (табу для житейского обихода или архаизация речи), если только

оно уже с самого начала не было в устах вождя-завоевателя иноязыч-

ным словом. Только здесь рождается "Слово", только здесь - incipit

philosophia, incipit philologia. ... Ориентация лингвистики и фи-

лософии языка на чужое иноязычное слово отнюдь не является случай-

ностью или произволом со стороны лингвистики и философии. Нет, эта

ориентация является выражением той огромной исторической роли, ко-

торую чужое слово сыграло в процессе создания всех исторических

культур. Эта роль принадлежала чужому слову во всех без исключения

сферах идеологического творчества - от социально-политического

строя до житейского этикета. Ведь именно чужое иноязычное слово

приносило свет, культуру, религию, политическую организацию (шуме-

ры - и вавилонские семиты; яфетиды - и варварские народы; Визан-

тия, "варяги", южно-славянские племена - и восточные славяне и

т.п.). Эта грандиозная организующая роль чужого слова, приходивше-

го всегда с чужой силой и организацией или преднаходимого юным на-

родом-завоевателем на занятой им почве старой и могучей культуры,

как бы из могил порабощавшей идеологическое сознание народа-при-

шельца, - привела к тому, что чужое слово в глубинах исторического

сознания народов срослось с идеей власти, идеей силы, идеей свя-

тости, идеей истины и заставило мысль о слове преимущественно ори-

ентироваться на чужое слово" (1929, с.89-90).

Несомненным достоинством нетрадиционного подхода Б.Ф.Поршнева

является органичное сочетание явлений психологических и лингвисти-

ческих, поиск общих закономерностей, объяснение изменений психики

через факты языка и наоборот. "Если интердикция (в начальном смыс-

ле...) еще чисто органический факт, хотя является аппаратом связи

организмов, то суггестия на всем пути своего становления есть про-

тиводействие этой связи и новое преодоление этого противодействия

и т.д. В этом качестве она совершенно специфична по отношению к

собственной органической основе. Ключ ко всей истории второй сиг-

нальной системы, движущая сила ее прогрессирующих трансформаций -

перемежающиеся реципрокные усилия воздействовать на поведение дру-

гого и противодействовать этому воздействию. Эта пружина, развер-

тываясь, заставляла двигаться с этапа на этап развитие второй сиг-

нальной системы, ибо ни на одной из противоположных друг другу по-

бед невозможно было остановиться" (1974, с.434).

Таким образом, сама логика развития человечества обусловила

наличие суггестии во всех без исключения культурах. Аналогичной

константой является миф: "Обыкновенно полагают, что миф есть бас-

ня, вымысел, фантазия. Я понимаю этот термин как раз в противопо-

ложном смысле. Для меня миф - выражение наиболее цельное и форму-

лировка наиболее разностороняя - того мира, который открывается

людям и культуре, исповедующим ту или иную мифологию. ... Миф есть

наиболее полное осознание действительности. Для нас, представите-

лей новоевропейской культуры, имеющей материалистическое задание,

конечно, не по пути с античной или средневековой мифологией. Но

зато у нас есть своя мифология, и мы ее любим, лелеем, мы за нее

проливаем и будем проливать нашу живую и теплую кровь" (Лосев,

1990, с.195-196).

"Миф, - по З.Фрейду, - является тем шагом, при помощи которо-

го отдельный индивид выходит из массовой психологии. Первым мифом,

несомненно, был миф психологический, миф героический; пояснитель-

ный миф о природе возник, вероятно, много позже. Поэт, сделавший

этот шаг и отделившийся таким образом в своей фантазии от массы,

умеет в реальной жизни все же к ней вернуться. Ведь он приходит и

рассказывает этой массе подвиги созданного им героя. В сущности,

этот герой не кто иной, как он сам. Тем самым он снижается до

уровня реальности, а своих слушателей возвышает до уровня фанта-

зии. Но слушатели понимают поэта: на почве того же самого тоскую-

ще-завистливого отношения к праотцу они могут идентифицировать се-

бя с героем. Лживость мифа завершается обожествлением героя"

(1991, с. 131).

"Эмоциональная объективность" мифа как способ осознания дейс-

твительности по А.Ф.Лосеву и "лживость" как возможность выхода ин-

дивида из массы по З.Фрейду, в сущности, есть одно и то же объек-

тивное качество, позволяющее человеку выделиться из массы и проя-

вить себя как личность.

Если язык в целом ориентирован на суггестивное воздействие,

то специфический корпус прагматически маркированных текстов может

служить ключом к тайне суггестии. В сущности, речь идет о систем-

ном описании особенностей суггестивных текстов, позволяющих им

быть в предельной степени эффективными и мифологичными.

А.Ш.Тхостов в статье "Болезнь как семиотическая система" выд-

вигает ряд любопытных идей, проливающих свет и на природу суггес-

тии: "В семиотической системе главным принципом является semiosis

- отношение между означаемым и означающим, превращающее последнее

в знак. ...Хотя обычно говорят, что означающее выражает означае-

мое, в действительности в каждой семиотической системе имеются не

два, а три элемента: означающее, означаемое и, собственно, знак,

представляющий собой результат связи первых двух элементов" (1993,

с.3). Таким образом, отношение означающего и означаемого может

особым образом трансформироваться, порождая вторичную семиотичес-

кую систему, названную Р.Бартом мифологической.

Специфика этой вторичной системы (мифа) "заключена в том, что

он создается на основе некоторой последовательности знаков, кото-

рая существует до него; миф является вторичной семиологической

системой. Знак... первой системы становится всего лишь означающим

во второй системе... Идет ли речь о последовательности букв или о

рисунке, для мифа они представляют собой знаковое единство, гло-

бальный знак, конечный результат, или третий элемент первичной се-

миологической системы. Этот третий элемент становится первым, т.е.

частью той системы, которую миф надстраивает над первичной систе-

мой. Происходит как бы смещение формальной системы первичных зна-

чений на одну отметку шкалы" (Барт, 1989, с.78).

А.Ш.Тхостов продолжает ту же идею: "В мифе сосуществуют па-

раллельно две семиотические системы, одна из которых частично

встроена в другую. Во-первых, это языковая система (или иные спо-

собы репрезентации), выполняющая роль языка-объекта, и, во-вторых,

сам миф, который можно назвать метаязыком и в распоряжение которо-

го поступает язык-объект. Совершенно не имеет значения субстанцио-

нальная форма мифа, важен не сам предмет сообщения, а то, как о

нем сообщается, и, анализируя метаязык, можно в принципе не очень

интересоваться точным строением языка-объекта, в этом случае важна

лишь его роль в построении мифа" (1993, с.4).

Миф-метаязык и представлен в виде корпуса суггестивных текс-

тов, порождаемых массовым и индивидуальным сознанием с целью опти-

мального воздействия на установки. Языковая система (язык-объект)

выделяет для метаязыка свои особые средства и приемы, придающие

мифу ту оригинальную и образную форму, которая вызывает безуслов-

ное доверие личности или общества. Известно, что и слово "миф"

произошло от греческого "mytnos"- "речь", "слово", "толки",

"слух", "весть", "сказание", "предание". Наличие экстралингвисти-

ческих признаков помогает закрепить в массовом и индивидуальном

сознании то, что вербализовано и принято как миф. Как заметил

М.Элиаде "уже более полувека западноевропейские ученые исследуют

миф совсем с иной позиции, чем это делалось в XIX веке. В отличие

от своих предшественников они рассматривают теперь миф не в обыч-

ном значении слова как "сказку", "вымысел", "фантазию", а так, как

его понимали в первобытных и примитивных обществах, где миф обоз-

начал, как раз наоборот, "подлинное, реальное событие" и , что еще

важнее, событие сакральное, значительное и служащее примером для

подражания" (1995, с.11).

Труды отечественных философов, литературоведов, культуроло-

гов, поэтов свидетельствуют об аналогичном подходе и дают нам мно-

го определений "мифа", из которых следует: