1. Нижний в иерархии с точки зрения языкознания и высший - с

точки зрения латентного воздействия уровень - ФОНОЛОГИЧЕСКИЙ.

Если суггестия - это творчество (в первую очередь вербаль-

ное), то для доказательства значимости именно фонологического

уровня обратимся к опыту выдающихся поэтов и писателей. Большое

количество примеров такого рода анализа и самоанализа приводит

А.Сухотин: "Большой стилист И.Бунин признавался, что, начиная пи-

сать, он должен "найти звук". И "как скоро я его нашел,- пишет он

далее, - все остальное дается само собой". Уловить, поймать звук -

это и значит отыскать ритм повествования, его звуковую структуру.

В одной из статей Блок писал: "Поэт - сын гармонии, и ему дана не-

кая роль в мировой культуре". И далее поясняет: "Три дела возложе-

ны на него: во-первых, освободить звуки из родной, безначальной

стихии, в которой они пребывают; во-вторых, привести эти звуки в

гармонию, дать им форму; в-третьих, внести эту гармонию во внешний

мир". Обратим внимание на то, как четко здесь выражена упорядочи-

вающая работа поэта: уловить в шумах, идущих извне, нужные звуча-

ния и сложить из них прекрасное. Недаром же об А.Блоке кто-то из

современников сказал, что он улавливает звуковые волны, опоясываю-

щие Вселенную, и лепит из них стихи. Потому-то он и говорил: "И

стихов я не выдумываю, я их слышу. Сначала музыку, потом стихи"

(1985, с.23-33).

А вот описание авторской работы над текстом, приведенное

А.Белым в статье "Как мы пишем": "...Интонация, звук темы, рожден-

ный тенденцией собирания материала и рождающий первый образ, зерно

внешнего сюжета, - и есть для меня момент начала оформления в уз-

ком смысле; и этот звук предшествует, иногда задолго, работе моей

за письменным столом. ... В звуке будущая тема подана мне издали;

она обозрима в моменте; я сразу вижу и ее начало и ее конец. В

звуке мне подана тема целого; и краски, и образы, и сюжет уже

предрешены в звуке; в нем переживается не форма, не содержание, а

формосодержание; из него первым содержанием вылупляется основной

образ, как зерно. ... То, что я утверждаю о примате "звука", - мой

выношенный тридцатилетний опыт" (1988, с.15).

В статье "О звуках стихотворного языка" Л.П.Якубинский клас-

сифицирует явления языка с точки зрения той цели, с какой говоря-

щий пользуется своими языковыми представлениями в каждом данном

случае: "Если говорящий пользуется ими с чисто практической целью

общения, то мы имеем дело с системой практического языка (языково-

го мышления), в которой языковые представления (звуки, морфологи-

ческие части и пр.) самостоятельной ценности не имеют и являются

лишь средством общения. В практическом языковом мышлении внимание

говорящего не сосредотачивается на звуках; звуки не всплывают в

светлое поле сознания и не имеют самостоятельной ценности, служа

лишь средством общения. Смысловая сторона слова (значение слова)

играет в практическом языке большую роль, чем звуковая (что вполне

понятно); поэтому различные подробности произведения доходят до

сознания, главным образом, постольку, поскольку они служат для

различения слов по значению. В языке стихотворном дело обстоит

иначе; можно утверждать, что звуки речи в стихотворном языке

всплывают в светлое поле сознания и что внимание сосредоточено на

них; в этом отношении важны самонаблюдения поэтов, которые находят

себе подтверждение в некоторых теоретических соображениях" (1986,

с.163-164).

Поскольку суггестивные тексты являются, по-существу, прагма-

тически маркированными текстами, можно предположить сосредоточение

внимания их авторов на звуках речи, т.е. генетическую близость

суггестивных текстов именно стихотворному мышлению. Отсюда ориен-

тация нашего исследования в том числе и на идеи и методы фоносе-

мантики, которая "занимается тем, что в традиционных терминах на-

зывается "связью между звуком и значением" (Воронин, 1990, с.5).

Первая из известных истории языкознания попыток постановки

вопроса о связи звука и значения была осуществлена в древнеиндийс-

ких Ведах. "Для древних индийцев была характерна убежденность в

существовании изначальной связи между самой вещью и ее наименова-

нием. Ученые того времени пытались решить вопрос, каким образом

слово передает значение, и приходили к выводу, что в звуках слова

заключена сущность вещи" (Воронин, 1982, с.9). Особой роли звука

уделяли большое внимание многие лингвисты: В.Гумбольдт (1984,

с.90), П.А.Флоренский (1990); Ж.Вандриес (1990, с.146-153);

В.Вундт (1990, с.58-66); Л.П.Якубинский (1986); Р.Якобсон (1985),

Ф.де Соссюр (1977) и др.

Выделяют 2 направления исследований мотивированности звучания

значимых единиц языка:

1) изучение типов ассоциаций между звучанием и значением на

материале различных языков (Н.И.Ашмарин, Н.К.Дмитриев, В.И.Абаев,

Л.Н.Харитонов, Д.Вестерман, Б.В.Журковский, А.М.Газов-Гинзбург);

2) выявление чисто психологических корреляций между звучанием

и значением (В.В.Левицкий, А.С.Штерн, А.П.Журавлев). "Особенно по-

казательны результаты А.П.Журавлева, сочетавшего психолингвисти-

ческие эксперименты с остроумным машинным моделированием" (Мельни-

ков, 1976, с.6).

А.П.Журавлевым разработан экспериментальный психометрический

метод изучения символического значения звуков речи, измерена сим-

волика всех звуков русского языка, построена модель фонетического

значения, разработаны программы автоматического анализа функциони-

рования этого аспекта значения в поэтических текстах и вычисления

фонетического значения слова. Проведены сопоставления оценок сим-

волики русских звуков носителями разных языков (Журавлев, 1974).

По мнению А.П.Журавлева "носителем фонетического значения является

звуко-буквенный психический образ, который формируется под воз-

действием звуков речи, но осознается и четко закрепляется лишь под

влиянием буквы" (1974, с.36). Такой подход в сочетании с возмож-

ностью автоматического анализа фоносемантического аспекта текстов

позволяет создавать функционирующие модели суггестивных текстов,

искать в них общие закономерности и в какой-то мере прогнозировать

судьбу этих текстов.

Любопытно, что Б.Ф.Поршнев, поднявший проблему связи суггес-

тии и языка, отрицал какую-либо мотивированность акустико-артику-

ляционных признаков речевого знака свойствами предмета или значе-

ния, объясняя такое отношение тем, что "в глазах теоретического

языкознания это лишь иллюзия, которая часто рассеивается при срав-

нении такого слова с его исходными, древними формами, а также с

параллельными по смыслу словами в других языках. Новейшие коли-

чественные методы тоже не дают надежных результатов" и делает вы-

вод: "Звучание слов человеческой речи мотивировано тем, что оно не

должно быть созвучно или причастно обозначаемым действиям, звукам,

вещам" (1974, с.131).

А.П.Журавлев, а вместе с ним еще ряд авторов (Воронин

С.В.,1982; Валуйцева И.И., 1990; Гончаров Б.П.,1980; Иванов

Вяч.Вс., 1976, 1977; Кожевникова Н.А., 1983; Пузырев А.В.,1995 и

др.) убедительно демонстрируют мотивированность языковых знаков в

том числе и с помощью новейших количественных методов.

Так, Е.И.Красникова изучила возможность прогнозирования оцен-

ки квазислова в связном тексте и пришла к выводу, что "знание объ-

ективно измеренного символического значения звуков может выступать

как прогнозирующий фактор, и его можно использовать для направлен-

ного воздействия на реципиента" (1976, с.54). Г.Н.Иванова-Лукьяно-

ва (1966), М.В.Панов (1966; 1979), А.П.Журавлев (1974), Р.Якобсон

(1983, 1985) посвятили свои исследования звуко-цветовым соответс-

твиям. О.А.Шулепова провела сопоставительный анализ восприятия

английских звуков англичанами и русскими, и пришла к выводу, что

большинство английских звуков оценены англо- и русскоязычными ин-

формантами идентично (1991).

Все эти исследования убедительно показывают, что возможно ис-

пользовать метод оценки фоносемантического значения слова и текста

для описания параметров суггестивных текстов. Причем, хотя данные

А.П.Журавлева касаются, в основном, русского языка, мы считаем

возможным использовать этот метод для оценки текстов на санскрите,

а также различных заклинаний и заговоров, включающих квазислова

(иноязычных суггестивных текстов). Оправданием такого "расширения"

могут быть следующие факторы: 1) русский язык принимается в нашем

случае за точку отсчета, за неизменный фактор; 2) анализируемые

тексты на иностранных (квазииностранных) языках функционируют

именно среди носителей русского языка, воспринимаясь как иноязыч-

ные по сравнению с эталонным (родным) языком; 3) тексты анализиру-

ются в "звукобуквенном" виде, что позволяет их сравнивать доста-

точно объективно.

Особый интерес исследование фоносемантических параметров

текста представляет в связи с задачами латентного (скрытого) воз-

действия. Так, по данным Б.М.Величковского "в экспериментах на се-

лективное слушание установлено, что значение неосознаваемых испы-

туемым слов, предъявляемых по иррелевантному каналу, оказывает

влияние на время повторения и семантическую интерпретацию реле-

вантной информации. Подкрепленное ранее ударом электрического тока

слово, которое испытуемый не замечает, вызывает отчетливую кож-

но-гальваническую реакцию, причем реакцию вызывают также слова,

близкие по своему значению или фонематическому рисунку. Последнее

обстоятельство существенно - согласно исследованиям А.Р.Лурия и

О.С.Виноградовой по семантическому радикалу, в условиях осознания

интеллектуально сохранные испытуемые реагируют лишь на семантичес-

кую, но не на фонематическую близость" (1986, с.76).

Интересно, что культурологи, этнографы, философы по-своему

мифологизируют фонологический уровень языка. Так, культуролог

Г.Гачев предлагает вдуматься глубже в тот факт, "что звуки языка -

на ВЫДОХЕ лишь произноситься могут. На вдохе получиться могут лишь

"А" (вбирание, вхождение открытого пространства в нас) и "И" -

втекание дали в нашу щель. Но "О", "У" суть звуки глубины, которую

мы собой производим, вносим в бытие, даруем; "Е" - перед, лицо,

личность; "Ы" - выдох, выход на мир, испускание духа, отверзание,

распад "я", его растекание в мировой Океан.

Если бы звуки языка произносить на вдохе, тогда они были бы

произведениями бытия в нас, нами, и носили бы его прямой свет, ис-

тину и идеи, мысли в себе. Но звуки и слова образуются, имея ис-

точником пещеру нашего тела, его очаг - огонь, сердце; очевидный и

непосредственный импульс они имеют в нашем "я", суть наш выпад в

бытие наугад, в свет - исходя из теней. Язык - не вклад Космоса в

нас, а наш вклад в Космос: ему мы предварительно создаем модель в

черном ящике рта и через мотор языка, сей двигатель там внутренне-

го сгорания ("бьется в тесной печурке огонь"), - испускаем волны,

тревожа мир.

Вот почему такое бытийственно-онтологическое значение прида-

ется в Ведах и Упанишадах звучанию песнопения: "вач", "рич", "уд-

гитха" - ибо это наш, от людей, вклад в Космос, сотворение новой

стихии, отличной от присутствующих уже в природе четырех, - и она

должна входить в мир и укладываться в нем соразмерно с остальными.

И "Брахман" есть и высшая духовная сущность, и молитва, и жрец, ее

творящий. Словесная молитва есть метеор, ядро, что взвивается в

космос, чтоб, например, по утрам выводить Солнце на небо; и культ

создает плазму, в которой могут жить и питаться боги" (1995, с.