Песнь шестнадцатая

1 О скудная вельможность нашей крови!

Тому, что гордость ты внушаешь нам

Здесь, где упадок истинной любови,

4 Вовек не удивлюсь; затем что там,

Где суетою дух не озабочен,

Я мыслю - в небе, горд был этим сам.

7 Однако плащ твой быстро укорочен;

И если, день за днем, не добавлять,

Он ножницами времени подточен.

10 На "вы", как в Риме стали величать,

Хоть их привычка остается зыбкой,

Повел я речь, заговорив опять;

13 Что Беатриче, в стороне, улыбкой

Отметила, как кашель у другой

Был порожден Джиневриной ошибкой.

16 Я начал так: "Вы - прародитель мой;

Вы мне даете говорить вам смело;

Вы дали мне стать больше, чем собой.

19 Чрез столько устий радость овладела

Моим умом, что он едва несет

Ее в себе, счастливый до предела.

22 Скажите мне, мой корень и оплот,

Кто были ваши предки и который

В рожденье ваше помечался год;

25 Скажите, велика ль была в те поры

Овчарня Иоаннова, и в ней

Какие семьи привлекали взоры".

28 Как уголь на ветру горит сильней,

Так этот светоч вспыхнул блеском ясным,

Внимая речи ласковой моей;

31 И как для глаз он стал вдвойне прекрасным",

Так он еще нежней заговорил,

Но не наречьем нашим повсечасным:

34 "С тех пор, как "Ave" ангел возвестил

По день, как матерью, теперь святою,

Я, плод ее, подарен свету был,

37 Вот этот пламень, должной чередою,

Пятьсот и пятьдесят и тридцать крат

Зажегся вновь под Львиною пятою.

40 Дома, где род наш жил спокон, стоят

В том месте, где у вас из лета в лето

В последний округ всадники спешат.

43 О прадедах моих скажу лишь это;

Откуда вышли и как звали их,

Не подобает мне давать ответа.

46 От Марса к Иоанну, счет таких,

Которые могли служить в дружине,

Был пятой долей нынешних живых.

49 Но кровь, чей цвет от примеси Феггине,

И Кампи, и Чертальдо помутнел,

Была чиста в любом простолюдине.

52 О, лучше бы ваш город их имел

Соседями и приходился рядом

С Галлуццо и Треспьяно ваш предел,

55 Чем чтобы с вами жил пропахший смрадом

Мужик из Агульоне иль иной

Синьезец, взятку стерегущий взглядом!

58 Будь кесарю не мачехой дурной

Народ, забывший все, - что в мире свято,

А доброй к сыну матерью родной,

61 Из флорентийцев, что живут богато,

Иной бы в Симифонти поспешил,

Где дед его ходил с сумой когда-то.

64 Досель бы графским Монтемурло слыл,

Дом Черки оставался бы в Аконе,

Род Буондельмонти бы на Греве жил.

67 Смешение людей в едином лоне

Бывало городам всего вредней,

Как от излишней пищи плоть в уроне.

70 Ослепший бык повалится скорей

Слепого агнца; режет острой сталью

Единый меч верней, чем пять мечей.

73 Взглянув на Луни и на Урбисалью,

Судьба которых также в свой черед

И Кьюзи поразит, и Синигалью,

76 Ты, слыша, как иной пресекся род,

Мудреной в этом не найдешь загадки,

Раз города, и те кончина ждет.

79 Все ваше носит смертные зачатки,

Как вы, - хотя они и не видны

В ином, что длится, ибо жизни кратки.

82 Как берега, вращаясь, твердь луны

Скрывает и вскрывает неустанно,

Так судьбы над Флоренцией властны.

85 Поэтому звучать не может странно

О знатных флорентийцах речь моя,

Хоть память их во времени туманна.

88 Филиппи, Уги, Гречи видел я,

Орманни, Кателлини, Альберики -

В их славе у порога забытья.

91 И видел я, как древни и велики

Дель Арка и Саннелла рядом с ним,

Ардинги, Сольданьери и Бостики.

94 Вблизи ворот, которые таким

Нагружены предательством, что дале

Корабль не может плавать невредим,

97 В то время Равиньяни обитали,

Чтоб жизнь потом и графу Гвидо дать,

И тем, что имя Беллинчоне взяли.

100 Умели Делла Пресса управлять;

И уж не раз из Галигаев лучший

Украсил позолотой рукоять.

103 Уже высок был белий столб, могучи

Фифанти, те, кто кадкой устыжен,

Саккетти, Галли, Джуоки и Баруччи.

106 Ствол, давший ветвь Кальфуччи, был силен;

Род Арригуччи был средь привлеченных

К правлению, род Сиции почтен.

109 В каком величье видел я сраженных

Своей гордыней! Как сиял для всех

Блеск золотых шаров непосрамленных!

112 Такими были праотцы и тех,

Что всякий раз, как церковь опустеет,

В капитуле жиреют всем на смех.

115 Нахальный род, который свирепеет

Вслед беглецу, а чуть ему поднесть

Кулак или кошель, - ягненком блеет,

118 Уже тогда все выше начал лезть;

И огорчался Убертин Донато,

Что с ними вздумал породниться тесть.

121 Уже и Капонсакко на Меркато

Сошел из Фьезоле; и процвели

И Джуда меж граждан, и Инфангато.

124 Невероятной истине внемли:

Ворота в малый круг во время оно

От Делла Пера имя повели.

127 Кто носит герб великого барона,

Чью честь и память, празднуя Фому,

Народ оберегает от урона,

130 Те рыцарством обязаны ему;

Хоть ищет плотью от народной плоти

Стать тот, кто этот щит замкнул в кайму.

133 Я Импортуни знал и Гвальтеротти;

И не прибавься к ним иной сосед,

То Борго жил бы не в такой заботе.

136 Дом, ставший корнем ваших горьких бед,

Принесший вам погибель, в злобе правой,

И разрушенье бестревожных лет,

139 Со всеми сродными почтен был славой.

О Буондельмонте, ты в недобрый час

Брак с ним отверг, приняв совет лукавый!

142 Тот был бы весел, кто скорбит сейчас,

Низринь тебя в глубь Эмы всемогущий,

Когда ты в город ехал в первый раз.

145 Но ущербленный камень, мост блюдущий,

Кровавой жертвы от Фьоренцы ждал,

Когда кончался мир ее цветущий.

148 При них и им подобных я видал

Фьоренцу жившей столь благоуставно,

Что всякий повод к плачу отпадал;

151 При них народ господствовал так славно

И мудро, что ни разу не была

Лилея опрокинута стремглавно

154 И от вражды не делалась ала".