Список использованной литературы

1. Стратегия социально-экономического развития Уральского федерального округа на период до 2020 года // Распоряжение Правительства РФ от 6 октября 2011 года № 1757-р «Об утверждении Стратегии социально-экономического развития Уральского федерального округа на период до 2020 года».

2. Вышегородский Д.В. Институциональный анализ экономической эффективности форм вертикальной интеграции предприятий. Екатеринбург, УрАГС, 2011. 96 с.

3. Великая рецессия / Д. Ляховский, В. Завязкин, А. Яковчик, Л. Хазанов, Т. Халудоров, Т. Игнатенко, В. Роговая // Металлоснабжение и сбыт, № 12, 2008. С. 26-35.

4. Инвестиционная деятельность российской черной металлургии [электронный ресурс] // Режим доступа: URL: http://www.russtal.ru/documents (дата обращения 23.09.2012).

5. РУСАЛ подписал соглашение в связи со снижением объема производства алюминия на БАЗе [электронный ресурс] // Режим доступа: URL: http://www.rusal.ru/press-center/press-releases.aspx?dyncont=7591 (дата обращения 23.09.2012).

6. Стратегия социально-экономического развития Приволжского федерального округа на период до 2020 года // Распоряжение Правительства РФ от 7 февраля 2011 г. N 165-р «О Стратегии социально-экономического развития Приволжского федерального округа на период до 2020 г.»

7. Пинчук А. Все идет по плану // Металлоснабжение и сбыт. 2012. № 3. С. 22-27.

Дегтярёв П.Я.,

к.геогр.н., доцент,

г.Челябинск

Ведущие тренды пространственного развития и феномен «неперспективных» территорий

Проблемы развития периферийных территорий в нашей стране обсуждаются давно – со второй половины XIX века. На современном этапе данная проблема приобрела новую окраску, поскольку переход к рынку со всей очевидностью обнаружил экономическую несостоятельность целого ряда производств, созданных в советский период. В стране усилились центростремительные тенденции. Общество стало более мобильным при выборе мест проживания и работы. Наиболее активная часть трудового контингента в поисках работы и лучшего качества жизни стала «голосовать ногами», вовлекаясь или в процесс безвозвратной миграции, или работая вне места постоянной регистрации.

Пространственная неравномерность экономического развития была характерна для всех этапов развития человеческого общества. В большей или меньшей степени проявляется она и сейчас во всех странах и регионах мира и, похоже, может быть отнесена к тому классу процессов, которые «в принципе не лечатся». Это непременный атрибут экономического развития, поскольку только за счет концентрации деловой активности на ограниченных территориях можно получить значительный экономический эффект. Достаточно сказать, что более чем две трети человечества сконцентрировано примерно на 8% площади суши, а 50% валового продукта мира производится на 1,5% территории планеты.

Динамику развития человеческой цивилизации можно описать посредством последовательно сменяющих друг друга сельскохозяйственной, промышленной и информационной революций – базовых инноваций, зарождающихся в «центре» и постепенно распространяющихся на «периферию».

Таблица 1 - Ведущие тренды пространственного развития

ЭТАПЫ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЭВОЛЮЦИИ
Аграрный	Индустриальный	Постиндустриальный
Повышение роли природно-климатического фактора ↓ Сдвиг населения и производства в ареалы с комфортной средой обитания
	Повышение роли сырьевого и потребительского факторов ↓ Сдвиг к «сырью» и емким рынкам сбыта
		Повышение роли факторов «новой экономики» ↓ Преимущественно центростремительное перераспределение мобильных факторов производства

В ходе «первой волны» преимущественное развитие получили территории, характеризующиеся наиболее благоприятными условиями для получения прибавочного продукта в сельском хозяйстве и минимальными затратами на жизнеобеспечение человека: в доаграрной среде сформировались ареалы с производящей экономикой.

В ходе «второй волны» решающим фактором экономического развития становится наличие минерально-сырьевых ресурсов и емких, с точки зрения платежеспособного спроса, рынков сбыта: в аграрной среде формируются ареалы с индустриальной экономикой.

В ходе «третьей волны» мобильные факторы производства (труд, капитал и знания) перераспределяются в пользу тех стран и территорий, в которых отдача (D) от их использования (общественная производительность труда) максимальная, а издержки (C) на единицу продукции минимальные или близки к средним: в индустриальной среде формируются ареалы с постиндустриальной экономикой.

Отметим, что каждая новая стадия развития не отменяла тенденций предшествующего этапа, но вносила новые черты в картину расслоения пространства на «перспективные» и «неперспективные» территории для тех или иных доминирующих видов деятельности. Таким образом, развитие всякий раз носило и носит выборочный характер, поскольку далеко не все территории обладают достаточными предпосылками для генерирования («центр») и восприятия («полупериферия» и, отчасти, «периферия») новых экономических укладов.

В этих условиях формирование маргинальных и отсталых территорий неизбежно. Абсолютные и относительные преимущества стран и регионов трансформируются в различные виды ренты. Это усиливает неравномерность экономического развития, формирует принципиально новый (биполярный по своим характеристикам) экономический ландшафт, на одном из полюсов которого (D max) создаются наилучшие условия для накопления (аккумуляции) физического и человеческого капитала. В современных условиях таким полюсом притяжения становятся крупнейшие городские агломерации и связующие их магистрали. Вблизи них, за счет дифференциальной ренты по местоположению, наблюдается устойчивое превышение доходов субъектов экономической деятельности над средними доходами по стране и конкретному региону.

Понятие «неперспективная» территория мы не без умысла берем в кавычки, поскольку траектория развития того или иного региона, муниципального образования в его составе, сельского или городского поселения не есть нечто раз и навсегда предопределенное. Более того, развитие территории по негативному сценарию не всегда обусловлено объективными процессами пространственной самоорганизации общества.

Если заявленную тему анализировать на уровне отдельных поселений, то в разряд «неперспективных», как правило, попадают малолюдные деревни (менее 500 жителей), малые города периферии (менее 50 тыс. жителей), производственные и иные функции которых деградировали или деградируют.

Феномен «неперспективных», мало привлекательных для развития территорий, проявляется на нескольких пространственных уровнях (табл. 2). На общенациональном и региональном «этажах» можно назвать несколько формальных критериев, которые могут обусловить развитие территории как «неперспективной»: экстремальная природно-климатическая среда, повышенные издержки взаимодействия с внешними рынками и отсутствие достаточного для самоподдерживающегося экономического роста платежеспособного спроса.

Таблица 2 - Уровни проявления феномена «неперспективности»

УРОВНИ:
Локальный	Региональный	Национальный
Рыночная несостоятельность производств в отдельных поселениях сельского и городского типов; сокращение их людности и рост бюджетной несамодостаточности	Обособление в экономическом пространстве страны проблемных территорий (периферийных, маргинальных и др.), для которых характерны отток населения и сокращающаяся деловая активность	Низкая конкурентоспособность национальной экономики на глобальном уровне в связи с высокими производственными и трансакционными издержками
ПРИМЕРЫ:
Монопромышленные города и поселки городского типа; деградирующие сельские поселения	Некоторые ареалы российской Зоны Севера; российское Нечерноземье	Положение России в замыкающей группе стран

Уже в 1960-е годы десятки тысяч сельских населенных пунктов в стране были записаны в разряд «неперспективных» деревень. Тогда же обозначилась проблема «неперспективных» («убывающих», «сжимающихся») городов, поскольку экономическая активность имела тенденцию концентрироваться в больших городах. А в 1990-е на первый план выходят проблемы монофункциональных поселений.

Извлекли ли мы уроки из нашего недавнего прошлого, когда в отношении сельского и городского расселения пытались проводить политику, идущую в разрез с объективными процессами пространственной самоорганизации общества?

Полномасштабные акции в отношении реконструкции сельского расселения (укрупнение, сселение, закрепление населения путем невыдачи паспортов) начались во второй половине 1930-х годах (кампания по сселению хуторов, якобы несовместимых с общественным хозяйством) и продолжались до 1980-х годов, когда официально признали негативные последствия осуществляемой в стране политики. В обиход вошел термин «умирающая деревня», но при этом мало кто говорил о том, в чем главная причина этого «умирания»: государство обрекло аграрный сектор на отсутствие внутренних стимулов к саморазвитию на основе личной заинтересованности трудящихся. Исследователями констатировался тот факт, что основная часть сельского населения в высокоурбанизированных районах стягивается к городским центрам и транспортным магистралям и одновременно с этим образуются территории с изреженным расселением, где идет забрасывание сельскохозяйственных угодий. Но этот факт у нас приобрел драматическую окраску только потому, что объективные процессы концентрации в сельском хозяйстве не сопровождались адекватным повышением производительности труда: вместо интенсификации на основе трудосберегающих технологий — деградация и снижение экономической активности; вместо реального повышения уровня жизни сельчан — декларации и пустые обещания. Подчеркнем важный момент: проблема не в том, что на протяжении всего ХХ века наблюдался процесс депопуляции сельской местности (это объективный процесс), а в том, что параллельно этому процессу не шел процесс интенсификации производства.

Таким образом, по мере нарастания в бывшем СССР проблем в развитии сельских местностей, особенно периферийных, находящихся за пределами зон влияния крупных городов, и обострения продовольственного кризиса объективное и субъективное в развитии экономического ландшафта страны неоправданно смешивалось. Корни продовольственного кризиса ошибочно связывали с «чрезмерной урбанизацией». Отсюда — идеи ограничения роста больших городов. Разговоры о неперспективных деревнях парадоксальным образом уживались с призывами удержать на селе молодежь, экономически активное население.

Рост крупных городов долгое время оценивался в качестве негативной тенденции. Первая попытка ограничить их рост пришлась на июнь 1931 года, когда было принято соответствующее постановление ЦК ВКП(б). Показательно название работы крупного отечественного исследователя тех лет О.А. Константинова: «Ограничение роста городов как фактор правильного размещения промышленности» (1956). Идеи сдерживания крупногородской урбанизации доминировали в головах до конца 1970-х годов, что реализовывалось на практике, в том числе и посредством подготовки списков городов, в которых запрещалось новое промышленное строительство. Ставилась проблема «оптимального размера» города (спектр мнений: от 50 до 500 тыс. чел). Все это входило в противоречие с реальными процессами пространственной самоорганизации общества: наиболее быстрыми темпами в стране росли города с населением 500 тыс. — 1,0 и более млн. чел. Постепенно накапливалось все больше фактов, однозначно свидетельствующих о том, что эффективность производства в крупных городах существенно выше, чем в малых.

В целом, советская региональная политика сводилась к снижению территориальной мобильности населения, проживающего на периферийных территориях: власть безуспешно пыталась закрепить людей там, где они жить уже не хотели или не могли. А в результате на каждом новом витке жизни страны проблемы «неперспективных» территорий как постоянно «загнанные в угол» только возрастали. Мы больше тратили на консервацию, чем модернизацию. Власти долгое время почему-то не хотели замечать очевидного: усиления центростремительных тенденций в развитии страны.

С 1992 года страна развивается в условиях устойчивого превышения смертности над рождаемостью. Скрытая депопуляция советского периода (миграционное перераспределение населения между «центрами» и «периферией» в пользу первых) сменилась явной депопуляций. Одновременно возрос миграционный отток населения с российских «северов» на так называемый «материк». На всех уровнях пространственной иерархии наиболее притягательными для населения стали административные центры и вторые города субъектов федерации. Перепись 2010 года подтвердила сохранение всех основных тенденций в пространственном развитии страны, которые были характерны и для предшествующих периодов: растет средняя людность сельских поселений (188 человек на поселение в 1926 году и 280,6 в 2010), но сокращается их число (соответственно 405 и 133,6 тыс.); все большая доля урбанизированного населения сосредотачивается в крупных городах: если в 1926 году в городах от 100 тыс. человек и выше проживало 7,3% населения России, то в 2010 – 48,9%.

Итак, в современных условиях полюсом притяжения становятся крупнейшие городские агломерации и связующие их магистрали. Территории со значительным населением и выгодным местоположением силой своей «гравитации» формируют миграционные потоки и направления потоков инвестиций. В пределах ареалов групповых систем расселения, очерченных изохронной двухчасовой транспортной доступностью города-лидера, между поселениями образуются стабильные повседневные связи — как производственные, так и социальные.

А на периферийных территориях имеет место следующая цепочка причин и следствий: снижение деловой активности → снижение занятости и цены труда → снижение платежеспособного спроса → снижение инвестиционной привлекательности → экономический застой → деградация системы жизнеобеспечения → отток экономически активного населения в крупные центры → деформация возрастно-половой структуры населения → депопуляция → усиление разреженности экономического ландшафта.

Получается, что в перспективе все большая часть населения и производства будет сосредотачиваться в узлах опорного каркаса расселения: крупнейших городах, их пригородных зонах и вдоль связующих их транспортных магистралях. Это объективный процесс и противостоять ему контрпродуктивно.

Более низкая оплата труда и высокий уровень безработицы – главные факторы, выталкивающие людей из «медвежьих углов». Так, номинальные доходы населения периферийных районов Челябинской области в 2-2,5 раза ниже уровня номинальных доходов населения крупных центров. Уровень безработицы в периферийных муниципальных образованиях иногда в 3-3,5 раза превышает среднеобластной показатель.

Есть несколько точек зрения относительно анализируемых в статье проблем. Наиболее популярная из них укладывается в концепцию форсированного развития крупногородских «полюсов». В соответствии с ней в стране и отдельных её регионах преимущественное развитие должны получить сформировавшиеся или формирующиеся на базе крупных городов-миллионников агломерации. Следует признать, что стихийно процесс концентрации в немногочисленных узлах и ареалах и так уже идет в стране. Тем не менее, назовем четыре существенных фактора, которые не позволяют рассматривать выше приведенную точку зрения в качестве оптимальной. Во-первых, крупные города страны явно не готовы сосредоточить в себе подавляющую часть демоэкономического потенциала страны. Узкими местами в данном случае выступает инфраструктура, емкость локального рынка труда и дефицит финансовых ресурсов. Во-вторых, апелляция к повышению территориальной мобильности населения в специфических условиях России не всегда срабатывает: безвозвратные миграции населения с периферии в крупные благополучные центры сдерживается низкими доходами у значительной части населения, неразвитостью рынка жилья, а ежесуточные маятниковые миграции к месту работы возможны только для населения пригородных зон (полуторачасовая изохронна транспортной доступности города-центра). В-третьих, переселить всех жителей, например из монофункциональных поселений (речь идет о миллионах!) в благополучные центры невозможно по определению. Достаточно сослаться на свежий пример в Челябинской области: на сселение только одного поселка Роза, оказавшегося в зоне обрушения Коркинского угольного разреза, понадобилось изыскать в бюджете 27 млрд. руб. В-четвертых, ни кто еще не просчитал «языком рубля», чем обернется для страны «сжатие» в немногочисленные мегацентры при одновременной утрате экономического потенциала периферии. Ее активы итак недоиспользуются, омертвляются.

Подобный гиперполяризованный подход к пространственному развитию страны, в которой доля агломерированного населения не превышает ½ (в США – более ¾), а в площадном отношении абсолютно доминируют внеагломерационные территории (более 9/10), представляется не только географически некорректным, но и недальновидным с социально-экономической точки зрения.

Согласно другой точке зрения, которой придерживается автор, превращение территорий со значительным потенциалом для развития в «неперспективные» — во многом результат перехода России на модель экспортно-ориентированной экономики неполного цикла. В стране получают достаточный импульс к развитию только немногочисленные анклавы, подключившиеся к глобальной экономике, а именно ареалы добычи первичных энергоресурсов; столичные сервисные ареалы (обслуживающие финансовые потоки); крупнейшие города-миллионники; некоторые средние и малые города с экспортными производствами полупродуктового и сырьевого типа. Все прочие территории — подвергаются процессу экономического опустынивания. Следовательно, решение проблемы следует искать в рамках такой экономической политики, которая бы в большей степени отвечала национальным интересам и приближалась по своим основным параметрам к внутренне ориентированной экономике полного цикла. Особо подчеркнем, что с этой точки зрения критически оценивать следует не объективные процессы пространственной самоорганизации общества, а анклавный характер развития страны в условиях сырьевой (полупродуктовой) экономики неполного цикла.

Таким образом, в условиях постиндустриальной трансформации в стране и ее регионах формируется новая структура экономического ландшафта. В условиях разряженного пространства («земли - много, людей и центров активности - мало») этот процесс приобретает у нас специфические, не характерные для многих компактных по площади и густонаселенных стран формы. Различия между немногочисленными «центрами» и «периферией» будут и дальше усиливаться. Будем надеяться, что переживаемый страной пространственный кризис - шанс для эффективного развития «неперспективных» территорий, но уже на новых основаниях и принципах.

Ершова Е.Ю.,

магистр международных отношений,

магистр Еврокультуры,

г. Гёттинген