IIа «Правдивость» как «верность», с которой предмет, данный в произведении искусства, представляет предмет внехудожественного порядка

О том, что предмет, данный в произведении искусства, представляет какой-либо предмет внехудожественного порядка, трансцендентный по отношению к произведению, мы говорим тогда, когда первый из предметов благодаря некоторым своим особенностям «подражает» другому предмету, как бы выдает себя за нечто иное, чем он есть, и, если это ему удается,

95

воспринимается, как тот, другой предмет. Обычно это имеет место благодаря меньшему или большему сходству между первым и вторым предметом, но самого по себе сходства еще недостаточно для того, чтобы один предмет «представлял» другой. Об этом свидетельствует, например, сходство, существующее между множеством сосен в одном и том же лесу, при котором ни одна сосна не представляет другой и мы (даже в том случае, если это сходство «поразительно») не склонны говорить, что одна сосна «правдива» относительно другой. Требуется еще определенная тенденция выдавать себя за другой, отсутствующий предмет; «заменять» его, так чтобы этот отсутствующий предмет казался нам наглядно присутствующим в предмете, который его представляет. Зато мы часто говорим о «правдивости» в тех случаях, когда представление имеет такую степень верности, что облик представляющего поразительно схож с обликом представляемого, и, воспринимая его, мы почти забываем, что он не то, за что себя выдает. На чем основано это поразительное сходство: на совпадении множества черт обоих предметов или лишь на тождестве черт, особо характерных, бросающихся в глаза при восприятии, на отображении существенных черт или, наконец, на чем-либо ином? Это самостоятельный вопрос, который здесь решен быть не может, но который играет важную роль в проблемах композиции произведения искусства, изображающего действительность, а особенно в проблеме так называемого «реализма» и различных его видоизменений.

Функция репрезентации, а в связи с этим и возможность проявления «правдивости» в названном выше значении возникает, например, во всех исторических произведениях художественной литературы. Например, Юлий Цезарь в «Клеопатре» Норвида¹ «представляет» реального Цезаря. Но зато, например, пан Заглоба в «Трилогии» Сенкевича² никакого определенного лица

¹Циприан Камиль Норвид (1821 — 1883) — польский поэт, живописец, скульптор, теоретик искусства. Его историческая трагедия в трех актах «Клеопатра» была опубликована уже после смерти автора в 1904 году. —Прим.. перев.

²В «Трилогию» Генрика Сенкевича (1846 — 1916) входят исторические романы «Огнем и мечом», «Потоп», «Пан Володыевский», опубликованные в 1883 — 1888 годах. —Прим. перев.

96

но представляет, в лучшем случае он является «представителем», как мы часто говорим, определенного типа шляхтича XVII века, а в качестве такового и он, можно сказать, «передает» определенную внехудожественную действительность. Но в обоих этих случаях — на этом и основана художественная литература — внимание наше сосредоточивается на самих представленных нам предметах, выполняющих функцию репрезентации: они таковы, что благодаря особого рода иллюзии («притворству», как сказал бы Норвид) как бы «являются» теми, кого они представляют. То же самое имеет место в исторической и портретной живописи, а также в скульптуре.

Для того чтобы произведение обладало «правдивостью» в разбираемом нами значении, а особенно для того, чтобы она ему приписывалась, немаловажным является характер понимания той внехудожественной действительности, которая представлена (или, как настаивают некоторые, должна быть представлена) в произведении искусства посредством данного в нем предмета. Вследствие этого одна и та же вещь в одном случае может восприниматься как обладающая «правдивостью» в характеризуемом здесь значении, а в другом случае как ею не обладающая.

Дело в том, что данная внехудожественная «действительность», которую воспринимающий произведение знает обычно по опыту повседневной жизни еще до знакомства с произведением, понимается как 1) абсолютизированная действительность, то есть та же самая и такая же самая для всякого познающего субъекта и автономно для себя существующая, а в первую очередь существующая независимо от произведения искусства; как 2) действительность, взятая в некоем особенном объективном аспекте, причем одна и та же действительность может обладать множеством различных аспектов, обычно не выступающих совместно в одном познании¹, или 3) как множество возможных дей-

¹Аспекты эти могут быть разнородными, в применении и к материальному миру, и к человеческому обществу, где, например, один и тот же человек иногда раскрывает свои качества в одном случае как член семьи, в другом — как ученый, в третьем — как политик, в четвертом — как пациент, в пятом — как, скажем, красивый мужчина и т. д.

97

ствительностей различного типа (каких — это зависит еще и от философского подхода¹), из которых в произведении искусства представлены в одном случае одна, а в другом — другая. По отношению к этой представленной действительности предмет, данный в произведении и выполняющий репрезентативную функцию, может быть «правдивым» или наоборот.

Как особый случай следует выделить такой, когда имеет место поразительное сходство данного в произведении предмета не с определенной «объективной» действительностью, а с субъективной, как обычно говорят, «картиной» действительности, которая имеется у нас на базе того, что мы определенным способом представляли себе эту действительность или понимаем ее только так или этак. Эта субъективная «картина действительности» может быть или строго индивидуальной, присущей только одному психическому субъекту (в первую очередь воспринимающему произведение или его создателю), или же как бы «общей», распространенной, то есть не только часто встречающейся в определенном обществе, но, более того, такой, которая, как говорится, установилась в этом обществе вследствие сходной реакции его членов на окружающую их действительность, вследствие сходства их вкусов и взаимного между собой общения. Так, например, можно говорить о картине «действительности», которая характерна для мелкобуржуазного мира и жизненного уклада конца XIX века, или о «картине» действительности, присущей романтическому образу жизни и восприятия мира, и т. д.

В связи с тем, что можно по-разному понимать представляемое произведение (или в котором должно быть представлено согласно его замыслу) посредством данных в нем предметов, также и сама «правдивость» в рассматриваемом здесь значении претерпевает изменения своего смысла. Поэтому в каждом случае, когда относительно того или иного определенного произведе-

¹Л. Хвистэк, например, анализируя типы произведений искусства, сопоставлял их с разного рода различаемыми им «действительностям». См. «Wielośćrzeczywistości» («Множество действительностей»). Возможна, разумеется, и совершенно иная концепция «множества действительностей», нежели та, которой придерживается Хвистэк.

98

ния говорится с точки зрения проявляющейся в нем «правдивости», надо точнее определить ее в плане охарактеризованных здесь различий. Это тем более важно, что «правдивость» в одном ее значении может являться ценным моментом в произведении, а в другом значении может таковым не являться, во всяком случае, может находиться в другом соотношении с эстетической ценностью произведения.