2. Человек в феодальном мире. Место и статус индивидуума в средневековом обществе

Ключевым вопросом темы является вопрос о месте и статусе индивидуума в средневековом обществе. Сразу необходимо подчеркнуть, что феодальное аристократическое общество, основанное на принципе личной связи и зависимости, организованное как универсальная система соподчинения, корпоративной и родовой связанности, оставляло мало места для проявления индивидуальности. Более того, такие качества индивида, как мужество, честность, верность и т. п., неизбежно обезличивались, проецируясь на род (происхождение), корпорацию (сословная принадлежность). Здесь личный опыт и личные качества почти полностью обесценивались в столкновении с обычаем предков. В результате личность, как правило, обезличивалась. Средневековая мысль была четко пронизана идеей группы, общины. Из римского права пришла и утвердилась в средневековом обществе максима (и ею руководствовалась вся средневековая юридическая практика): «Что касается всех, должно быть одобрено всеми». Нарушение единоначалия оценивалось как скандал. В то же время церковь учила, что спасение может быть достигнуто лишь в группе и через группу, а самолюбие есть грех и погибель». Даже брак в этом обществе не был делом вступавших в него. В результате человек вращался в строго соблюдавшемся круге дозволенного и запретного, в круге, очерченном писаными и неписаными нормами корпоративной этики. В феодальном мире понятие личность, индивидуум, в смысле выражения воли и сознания, собственного «Я», либо вообще отсутствовало, либо еще только-только складывалось. Средневековый человек (индивид) был опутан сетью обязанностей и солидарностей. Он не видел никакого смысла в свободе в ее современном понимании. Свобода – это гарантированный статус. Она могла реализоваться только в общине, в корпорации, только в состоянии зависимости, где высший гарантировал нижестоящему уважение его прав. Свободный человек - это тот, у кого есть могущественный покровитель.

Наряду с отмеченным, было бы ошибкой полагать, что средневековое мировидение вообще исключало учение о человеке. На самом деле, и мы говорили об этом, в центре христианского толкования космологических проблем находится связь Бога и человека. И это не случайно, ведь человек – цель творения. Он выступает непосредственным и исключительным объектом Божественного провидения. В этом ценность каждого человека в отдельности.

3. Некоторые ментальные особенности человека развитого Средневековья

Пространственно-временные представления. Специфику восприятия мира и пространства средневековым человеком лучше можно понять, рассматривая категории «макрокосм» и «микрокосм». О Макрокосме или Вселенной средневековый человек знал немного, да и те знания носили сугубо мистический характер. Вселенная в его сознании представлялась как система концентрических сфер, о числе которых можно было спорить. На заре Средневековья Беда Достопочтенный полагал, что Землю окружают семь сфер: воздух, эфир, олимп, огонь, звездная сфера, небо ангелов и небо Троицы. Гонорий Августодунский (XII в.) различал три сферы: телесную или видимую, духовную или ангельскую, и интеллектуальную, где «избранные блаженные созерцают святую Троицу». Схоласты, последователи Аристотеля, насчитывали 55 сфер. Большинство же людей были далеки от абстрактных рассуждений о Космосе или Вселенной. В их сознании существовало лишь одно понятие – Небо с неподвижными звездами, Солнцем и Луной, вращающимися вокруг Земли (эта геоцентрическая система останется господствующей до конца позднего Средневековья). Где то там, на Небе, пребывают Бог, ангелы и другие светлые силы.

Микрокосм представлялся не просто как малая часть целого, а как бы его уменьшенная модель. Микрокосм мыслился в виде человека. Он, по мнению богословов, мыслителей, поэтов, столь же целостен и завершен в себе, как и большой мир – Вселенная. Считалось, что все элементы человеческого организма идентичны элементам, образующим Вселенную. И в Космосе, и в человеке виделась иерархическая упорядоченность и взаимозависимость. Аналогия Макрокосма и Микрокосма лежит в самом фундаменте средневековой символики. Так, природа понималась как зеркало, в котором человек может созерцать образ Божий. Географические знания в средневековую эпоху были весьма ограниченными. Они чаще опирались не на реальный опыт, а на литературную и богословскую традиции, чаще унаследованные от Античности, а также на устные источники (чаще слухи). Религиозно–моральная интерпретация Вселенной лишала определенности пространственные отношения земного плана. Отсюда, в христианских средневековых топографиях смешивались воедино конкретные географические сведения с библейскими мотивами. Различными были и представления о Земле. Практически на всем протяжении Средневековья сосуществовали преимущественно две точки зрения: представление о сферичности Земли (Беда Достопочтенный, Адам Бременский, Гийом Коншский) и теория, согласно которой Земля – это плоский диск (Кассиодор, Исидор Севильский). Чаще всего картографы следовали представлениям Исидора Севильского, согласно которым плоская Земля со всех сторон омывается Океаном, а сам «земной диск разделен Т-образно Средиземным морем на три части: Азию («страна Сима»), Европу («страна Яфета») и Африку («страна Хама»). На средневековых картах часто изображались райский сад с Адамом и Евой, святой город Иерусалим, отдельные святые и исторические места, связанные с деятельностью отдельных святых и государей-завоевателей. Карты отличались неточностью, приблизительностью в обозначении границ, очертаний побережья, морей и рек. Религиозная концепция средневекового пространства выражалась также в его делении на мир христиан и мир неверных. Культурным, благоустроенным признавался только мир христианский. За его пределами пространство утрачивало свои позитивные качества, там, как считалось, начинаются непроходимые леса, болота, пустыни, где обитают варвары, людоеды и т. п. Таким образом, части пространства различались и по степени своей сакральности.

Абсолютное преобладание сельского населения в средневековой Европе не могло не сказаться на всей системе отношений человека с миром, на понимании им пространства и времени. Центральную роль в системе пространственных представлений людей того времени определяло их предметно-чувственное отношение к месту проживания, к участку, которым владела семья. В усадьбе землевладельца заключалась как бы модель Вселенной. Место жительства настолько срасталось с его обитателями, что одно не мыслилось без другого. Не случайно полное имя человека в то время, как правило, состояло из его собственного имени и названия двора, деревни, города, местности, где он родился и живет. Для большинства людей средневековья горизонт ограничивался подчас всю их жизнь кромкой леса, за которой находилось неизвестное, порой враждебное, пространство.

Средневековый человек, в отличие от первобытного, уже не сливает себя с природой, но пока еще и не противопоставляет себя ей. Он сопоставляет себя со всем остальным миром и измеряет этот мир собственным масштабом. Причем эту меру он находит в самом себе, в своем теле, в своей производственной деятельности. Так, путь исчислялся числом шагов (английское – «фут»), размеры земли (в отсутствии понятия квадратные метры) определялись такими мерами, как «локоть», «пядь», «палец». В основе определения размеров возделанной земли лежало время трудовых затрат. Мерами пахотного участка были: «юрнал», «морген» – площадь земли, которую можно было вспахать за один день. В целом пространственные меры, которыми пользовался средневековый человек, отличались неопределенностью, неточностью, приблизительностью.

Понимание времени – один из важнейших показателей культуры той или иной эпохи. С ним связано мироощущение эпохи, поведение людей, их сознание, ритм жизни, отношение к вещам и т. д. Переход от язычества к христианству сопровождался существенной перестройкой всей структуры временных представлений. Для Средневековья характерно несколько понятий времени. Прежде всего, не совсем исчезло архаическое время, свойственное предшествующим эпохам. Языческий календарь, отражавший природные ритмы, был приспособлен к нуждам христианской литургии. Год делился праздниками, знаменовавшими события из жизни Христа, днями святых и т. п. В средневековом, по преимуществу аграрном обществе доминировало так называемое сельское время, также своими корнями уходившее в предшествующие эпохи. Это было время природное, не событийное, не нуждавшееся в точном измерении и не поддающееся ему. Это было время людей, не овладевших природой, а подчиняющихся ее ритмам. Сама природа диктовала крестьянину что и когда делать, поэтому у него не было необходимости в знании точного часа и точной минуты. Так что сельское время было приблизительным и неточным. По этой причине и средневековый календарь был преимущественно календарем сельскохозяйственным. Важное место в сознании людей эпохи занимало родовое время. Это время доминировало, прежде всего, в сознании феодальной элиты. Феодальные сеньоры заботились о своих генеалогиях, стремились возвести свой род к далеким предкам, так как апелляция к древности рода являлась важным аргументом в утверждении престижа семьи. Во многих поколениях того или иного рода родовое время как бы сгущалось, становясь также и временем истории. Категория исторического времени в христианском мировосприятии состояла из двух слагаемых: библейского (сакрального или мифологического) времени и времени земного, мирского. Библейское время представляло абсолютную ценность. Объединяясь с категорией земного времени, оно превращалось в «историю спасения». Характеризуя христианское восприятие времени, следует подчеркнуть три его особенности: оно драматично, в силу ярко выраженного эсхатологического характера (эсхатология – учение об ожидаемом конце мира и характеризующее его); в нем четко разделены понятия времени и вечности. Вечность не измерима временными отрезами, так как это атрибут Бога. Время же сотворено, поэтому имеет начало и конец. Наконец, христианское (историческое) время имеет четкую структуру. И количественно, и качественно оно разделено на две главные эпохи – до Рождества Христова и после него. Направление движения истории, таким образом, – от акта Божественного творения к Страшному суду. Время становится линейным и необратимым. Как уже отмечалось, христианское время драматично в начале (грехопадение перволюдей), в кульминационный момент (пришествие и смерть Христа) и в конце (Страшный суд и конец света). Отмеченный драматизм опирался на свойственное людям Средневековья дуалистическое отношение к миру и его истории. Земная жизнь и вся история воспринимались как арена непрекращающейся борьбы между добром и злом. Именно поэтому люди средневековой эпохи воспринимали движение времени с особым эмоциональным напряжением и страхом. Они рассматривали свою жизнь, свое время всегда на фоне всемирно-исторической драмы, от сотворения мира, до Страшного суда. Двойственность восприятия времени – неотъемлемое качество сознания средневекового человека. Он никогда не ощущал себя живущим лишь в одном земном времени. Он не мог отрешиться от сознания сакральной истории, так как спасение его души прямо зависит от его приобщения к этой самой сакральной истории. Всемирно-историческая борьба добра со злом поэтому всегда воспринималась как личное дело каждого верующего. Человек Средневековья так или иначе всегда сопоставлял свою жизнь, поступки, мысли с морально-этическими установками Священной истории (Священного Писания). Это обстоятельство, кстати, являлось важным регулятором поведенческой практики людей феодальной эпохи.

Говоря о категории времени в сознании средневековых людей, необходимо также подчеркнуть, что в феодальном, консервативном обществе господствовало сугубо отрицательное отношение ко всяким изменениям, новациям. Все новое, не освященное временем, традицией, внушало человеку подозрение и страх.

Как уже было отмечено выше, в средние века отсутствовало единое представление о времени, здесь уместно говорить о множественности времен, как реальности средневекового сознания. Проще говоря, в сознании каждого сословия, каждой корпорации, из которых состояло феодальное общество, существовали свои представления о времени. Здесь есть основание говорить о доминировании в изучаемую эпоху социального времени. Социальное время находилось под постоянным контролем церкви, она регулировала его ритмы (церковный колокол своим звоном делил сутки на так называемые канонические часы, обязывающие христиан выполнять те или иные обязанности; церковь устанавливала время различных церковных праздников, постов, служб и т. п.).

Радикальные изменения в понимании времени и в отношении к нему наблюдаются лишь в начале позднего Средневековья. В значительной степени этому способствовало развитие города и городского общества. Горожан всегда отличало иное восприятие времени и отношение к нему. Вспомним условия жизни и труда горожан. Житель города в меньшей степени, чем крестьянин, зависел от сил природы, ее циклов. В городе существовал больший порядок в отношении ко времени, здесь его больше ценили. Город становится носителем нового миропонимания и нового отношения ко времени. Именно в городах впервые (рубеж XIII–XIV вв.) появились часы. Часы стали выполнять неслыханную ранее потребность – знать точное время суток. Для многих горожан определяющим становится принцип – «время – деньги». Время постепенно превращается в меру труда. Появление механических часов приводит к подлинной революции в области социального времени. Начинает ускользать контроль за временем (а значит и за людьми) из рук церкви. В городе внедряется новый, особый ритм жизни. Появляется новое отношение ко времени, как к однообразному, унифицированному потоку, который можно подразделять на равновеликие бескачественные единицы. Время окончательно «вытянулось» в прямую линию, идущую из прошлого в будущее через точку, называемую настоящим.

Пространственно-временные представления человека феодальной эпохи во многом предопределили своеобразие его исторических взглядов. Здесь, прежде всего, следует подчеркнуть, что феодальная историческая мысль находилась под сильнейшим влиянием христианства и была практически неотделима от теологии, от видения мира и развития человеческого общества через призму религиозного мировоззрения. Отсюда – практически на всем протяжении Средневековья история воспринималась как процесс провиденциальный, универсальный, линейный, внутренне расчлененный, эсхатологический. Главной движущей силой истории считался Бог, который реализует свою волю через событийную историю. Все исторические события предопределены, в них нет место случайности и воле человека. Многие ученые, начиная с Блаженного Августина, главной задачей развития человеческого общества считали возвращение человека к Богу.

Средневековое историческое знание имело довольно сложную структуру. В зависимости от источника знаний оно делилось на историю Священную и историю светскую. Источник знания первой – трансцендентный – «живое божественное откровение». Источник знания второй – человеческий опыт и человеческая память. Священная история являлась объектом веры, ее содержание, изложенное в Священном Писании, непререкаемо и неоспоримо. Абсолютная истинность Священной истории, как истории всемирной, всечеловеческой, обусловлена божественным происхождением ее сведений. Что же касается истории светской, то она считалась плодом деятельности человека. В силу этого она носит субъективный характер, и ее сведения не могут считаться истинными. Кроме того, светская история носит сугубо локальный характер, и ей не известен модус будущего. Обычно эти две истории присутствуют во всех средневековых хрониках. Первая их часть – это всемирная хроника, ведущая повествование от Адама, далее следует хроника местная, с описанием современных автору событий.

Примечательной чертой средневекового историзма является его пророческий, эсхатологический пафос. Начало и конец человеческой истории здесь представлен абсолютно четко и непререкаемо. Прошлое, настоящее и будущее превращалось в объект веры. При этом средневековые люди были убеждены в том, что любое историческое явление или событие были связаны, обусловлены сверхъестественным, чудесным, волей Всевышнего. Отсюда – важнейшая черта общественного сознания Средневековья – мистический образ картины истории человечества.

Параллелизм в историческом мышлении – следующая характерная черта и особенность средневекового человека. Он выражался в том, что в историческом сознания людей того времени каждое явление, событие, каждый эпизод и персонаж имели свои соответствия в прошлом. Поистине не существовало ничего такого, что уже когда-то существовало, или что не напоминало бы о чем-то или о ком-то. Такие аналоги искали и находили в Библии, в сочинениях античных авторов. В ту эпоху рефреном звучал тезис, взятый из Библии: «Всякое новое – это ничто иное, как хорошо забытое старое».

Говоря об исторических взглядах людей Средневековья, важно учитывать то обстоятельство, что средневековая культура была как бы раздвоена на формы письменной, ученой культуры и формы народной, фольклорной культуры. Выше речь шла об исторических взглядах представителей письменной, ученой культуры. История же в рамках народной культуры сужалась до истории правления нескольких государей и нескольких поколений близких людей. В условиях почти абсолютной безграмотности и невежества подавляющей части населения, их исторические знания и представления были отрывочны, искажены, мистифицированы.

Наконец, следует подчеркнуть такую важную деталь, как преобладание пессимистического начала в исторических взглядах людей Средневековья. С одной стороны, это было обусловлено тем, что в данную эпоху преобладающим было религиозное сознание, опирающееся на известные постулаты о том, что «земное существование человека – есть наказание Божье за грехи», что сам человек не волен управлять своей судьбой, «все во власти Божьей», что впереди людей ждет Страшный суд и т. п. С другой стороны, сама действительность тогдашней Европы оставляла мало места для радости и оптимизма (см. тему № 1).

В большинстве своем люди Средневековья мало знали о прошлом, отрицательно воспринимали настоящее и со страхом смотрели в будущее.

Ментальные особенности основных сословий феодального мира. Выше уже отмечалось, что средневековому обществу был характерен корпоративный образ мышления. Представители каждого класса, сословия, группы, по-своему видели современное им общество, имели свои идеалы, поведенческие традиции и нормы. Рассмотрим важнейшие из них на примере трех основных сословий эпохи – рыцарства, горожан и крестьянства.

Каковы были основные черты, присущие рыцарскому менталитету? На первое место среди рыцарских идеалов ставились верность и доблестное служение сеньору, борьба с врагами, служение даме сердца. В доблестном служении своему сеньору и борьбе с врагами рыцарь видел свое главное предназначение. По сути дела, это была его профессия, и этим определялось его место в обществе. Все остальное было подчинено этим основополагающим задачам. В частности, постоянное совершенствование (нравственное и физическое) – следующая составная рыцарского идеала. Кстати, здесь, как нигде больше, рыцарю представлялась возможность проявить свою индивидуальность. В конечном итоге от его совершенствования в воинском ремесле зависели не только успехи в жизни, положение и вес в обществе, от этого зависела его жизнь. Следующими качествами, которые, как считалось, были присущи этому сословию, являлись благочестие и добродетель, не исключающие, однако, высокомерия по отношению к нижестоящим сословиям. В целом, перечисленные качества рыцарского идеала объединялись в понятие чести – основную точку опоры в жизни человека благородного звания. Честь, высокомерие, гордость становятся сердцевиной рыцарского идеала. Само же представление о чести в рыцарской среде носило специфический характер. Честь – это не только внутреннее сознание собственного достоинства, самосознание человека, который ощущает свои индивидуальные качества, отличающие его от других. Честью, доблестью считалась не особенность, а одинаковость, сходство данного рыцаря с остальными (т. е. с эталоном рыцарства). Отсюда, нередко личные качества рыцаря отступают на задний план перед его социальным статусом, который сам по себе предполагает благородство, мужество, щедрость и пр. качества.

Немаловажное значение в формировании указанной черты рыцарского характера (гордость, высокомерие, честь) имела привязанность средневековой аристократии к своей родословной. Страстное желание заслужить похвалу потомков не менее свойственно учтивому рыцарю XII в. и неотесанному французскому или немецкому наемнику XIV столетия. Здесь индивид всегда чувствовал себя в сообществе бывших, настоящих и будущих родственников и близких людей. И еще одна сторона рыцарского менталитета – страстное почитание героев и стремление подражать им. С этим связано стремление к рыцарской славе и чести. Вся жизнь рыцаря есть подражание жизни известных героев. Каждый свой шаг, каждый поступок он сопоставлял с соответствующими действиями того или иного героя, в первую очередь, предка по родословной.

Внешняя свобода и независимость рыцаря – это во многом кажущаяся свобода. Известно, что каждый рыцарь имел над собой сеньора, от которого зависел экономически и которому был обязан разного рода службами. Кроме того, многие рыцари являлись членами того или иного рыцарского ордена, вступая в который давали обет, т. е. принимали на себя те или иные обязательства. Рыцарские ордена, в основном возникшие на Востоке и в Испании, впоследствии превратились в своеобразные сословные организации, представлявшие собой крупные экономические и политические институты (вспомним, например, историю ордена Тамплиеров во Франции). Рыцарский орден предполагал принятие вступающими в него обетов, основными из которых были: бедность (разумеется, не в нашем понимании этого слова), послушание и беспрекословное подчинение старшему (где уж тут свобода и индивидуальность), супружеское целомудрие (вначале было безбрачие), личное совершенствование и др. Орденов было множество. Наиболее известные: «Орден золотого руна», «Подвязки», «Звезды», «Богоматери», «Благородного дома», «Меча», «Щита», «Святого Антония», «Чертополоха», «Дикобраза» и др. Обеты, налагаемые рыцарскими орденами, были ничем иным, как эффективной формой организации членов ордена для совершения того или иного подвига. С одной стороны, рыцарские обеты или клятвы, как и их выполнение, являлись важным условием формирования необходимых рыцарских качеств и в целом рыцарского менталитета, с другой стороны, они являлись одной из характерных черт этого менталитета.

Несмотря на кажущуюся независимость, представители господствующего сословия больше, чем кто-либо в феодальном обществе, были подчинены строгому регламенту, определяющему их поведение. Принесение оммажа (ритуал принятия вассальной зависимости) и расторжение связи с сеньором, объявление войны и участие в турнире, служба сеньору при его дворе – все требовало неукоснительного следования дотошным и неизменным правилам выполнения ритуала. Кодекс рыцарской чести был разработан и должен был соблюдаться до малейших подробностей. При этом рыцарская мораль не требовала от феодала такого же отношения к людям низшего сословия. Рыцарский этикет был ни чем иным, как разработанным сценарием поведения. Даже в тех случаях, когда, казалось бы, требуется только личная инициатива и находчивость рыцаря, он должен руководствоваться не здравым смыслом, а требованиями сословной этики.

И все же перед рыцарем имелись большие возможности, в сравнении с другими сословиями, для сохранения своей индивидуальности. Живя обособленно в своем имении или замке во главе небольшого, всецело подчиненного ему мирка, феодал мог сам устанавливать для него свои порядки. И по отношению к внешнему миру он представлял собой относительно автономную единицу.

Положение и, соответственно, понимание индивидуального и общего у бюргерства было во всех отношениях иным. Достаточно вспомнить специфику жизни и деятельности средневекового горожанина (более сложная социальная структура города, меньшая зависимость от сил природы, более рациональные пространственно-временные представления и т. п.). Жизнь бюргерства также была строго регламентирована. Но эта регламентация была более рациональной и диктовалась производственной необходимостью. Вспомним основные положения цеховых уставов. Определяющий принцип средневековых ремесленных цехов (как, впрочем, и объединений купцов, врачей и др.) – «чтобы каждый мог кормиться» – предполагал определенное число членов мастерской, количество и качество орудий труда, сырья, качество товара, его стоимость и т. п. Кроме того, в цеховых уставах и городских уложениях закрепляются и регулируются практически все стороны жизни и поведения бюргеров. Здесь мы находим и постановления о попечении нищих, и о порядке крещения детей, и о разрешенных для подмастерьев видах одежды, и даже перечень ругательств с указанием штрафа за каждое из них, и многое другое.

В средневековых цехах, пожалуй, с особой силой обнаруживается стремление горожан сплотиться в корпорацию. Цех союз ремесленников – был той формой, в которой проходила вся их жизнь, как и жизнь их семей. Все здесь было общезначимым. Индивидуальным, пожалуй, было только личное мастерство ремесленника. Принадлежность к цеху была сопряжена с комплексом коллективных эмоций его членов, которые испытывали чувство гордости за свою корпорацию, ревниво охраняли ее марку и авторитет, принимали участие в собраниях и общих решениях, отстаивали собственное достоинство полноправных бюргеров перед патрициатом и дворянством, и свысока смотрели на неорганизованных ремесленников («портачей), подмастерьев, учеников, слуг. По многочисленности своих социальных отношений бюргер превосходил представителей всех остальных сословий феодального общества. На самом деле: он и гражданин своей коммуны, свободный человек, собственник, он и трудящийся субъект. При всей ограниченности развития индивидуальности в средневековом городе, именно здесь в наибольшей мере получила развитие человеческая личность, конкретная средневековая индивидуальность. Она отличалась той целостностью и органической слитностью со своей общественной средой, которая не знала аналогов ни в феодальном – аграрном обществе, ни в отношениях между обезличенными товаропроизводителями буржуазного общества.

Наконец, крестьяне. Как им мыслилось общее и индивидуальное? Монотонность и слабая расчлененность общественной и производственной практики крестьянства способствовали консервации традиционных форм поведения и мышления этого сословия. Крестьяне были тесно слиты со своим естественным окружением. Его кругозор ограничивался преимущественно непосредственной сельской округой. Весь ход его жизни, как уже отмечалось, зависел от природных ритмов. К самому себе крестьянин относился не столько как к индивиду, сколько как к члену сельского мира – общине. Община, в отличие от цеха ремесленников, не была внутренне сплоченным коллективом. Причиной тому было мелкое индивидуальное производство и зависимость крестьян. Это обстоятельство одновременно и подчиняло членов общины ее общим распорядкам, и служило источником конфликтов и неравенства среди общинников. Если крестьян объединял их общий антагонизм к феодалам, то разъединяло их деление на категории, с разным для каждой из них материальным положением, повинностями и т. п. Тем не менее, сознание крестьян оставалось коллективистским. Это проявлялось и в решении общих производственных вопросов (относительно общинных угодий, несения коллективных повинностей и т. п.), и в разрешении возникавших конфликтов на общинном суде, и в вопросах взаимопомощи. Нестандартное поведение в деревне было возможно только в двух случаях – в переходе к занятию сельским ремеслом, либо в уходе в город. В силу практического отсутствия источников, которые бы отражали духовную культуру крестьянства, о ней мы можем судить лишь посредством информации, исходившей от авторов из более высоких сословий. Здесь же отношение к крестьянам было либо снисходительным, либо враждебным и пренебрежительным. Например, в средневековых произведениях Кретьена де Труа «Ивейн» и «Оксен и Николетта» пастух и пахарь изображены в виде чудовищных уродов, в прямой противоположности благородным героям рыцарских романов. Виллан в «Нимской телеге» «не знает истинного Бога» и «ждет милости от Магомета...». Сельский житель в лексике писателей той эпохи почти всегда являлся синонимом грубого, неотесанного человека.

Взаимоотношения между сословиями средневекового общества общеизвестны (суть, природа антагонизмов, характер и особенности социальной борьбы, последствия и т. п.), чаще они могут быть выражены в таких категориях, как неприязнь, зависть, вражда. И это понятно, слишком уж велико было различие между ними (материальное, правовое, духовное). Официальные власти, и особенно церковь, всячески старались смягчить существующее неравенство между сословиями. Однако чаще на словах... В ту эпоху постоянно проводилась мысль о том, что «бедность не порок», «главное – благородное сердце да почитание Бога нашего...». Правящие сословия стремились воздействовать на духовную жизнь низших сословий, закрепить в их сознании мысль о покорности судьбе и выпавшей им доле. Наиболее эффективными способами при этом были исповедь (выпытать у крестьянина все его сокровенные мысли) и проповедь (внушить нужное). Антагонизм между классами, сословиями, социальными группами вносил дополнительную напряженность в повседневную жизнь средневекового общества. Отмеченный выше корпоративный характер общественного сознания в средневековую эпоху был порождением этой самой эпохи.

Средневековая цивилизация формировалась в атмосфере постоянного физического страха человека перед постоянной угрозой, исходившей от окружающего мира. Практически не было места и момента в жизни, когда бы он чувствовал себя в полной безопасности. Помимо врагов зримых (феодал для крестьянина, разбойники, бродяги, дикие звери, природные катаклизмы) его повсеместно подстерегали враги незримые: духи, лешие, ведьмы... Рядом с миром зримым, в общем-то понятным, существовал мир незримый, мир таинственный, который дышал, двигался, витал, подсматривал, подстерегал, строил козни, западни, заманивал, соблазнял. колдовал, перевоплощался, вредил. Если к этому добавить изолированность селений – отдельных маленьких мирков, бездорожье, медленное распространение информации, знаний, порождающее самые невероятные слухи и вымыслы, то не вызовет удивления, что люди той эпохи постоянно находились в состоянии повышенной возбудимости. Им была свойственна быстрая смена настроений, состояние аффекта, потрясающее легковерие и суеверие. Человек был постоянно насторожен, чуток. Литература той эпохи буквально заполнена моментами, когда тому или иному герою вдруг послышались какие-то «голоса», среди белого дня к ним являются видения, одолевают невероятные образы. Одним словом, люди столь часто сталкивались с «чудесным», «чарующим», колдовством и колдунами, что были твердо убеждены в существовании рядом, по соседству, другого мира – мира сверхъестественного, колдовского, сатанинского... Все отмеченное приводило к тому, что постоянным спутником человека в его жизни было чувство страха. Оно, наверное, и заставляло его искать общества себе подобных, оно и порождало то самое корпоративное мышление, свойственное средневековому человеку. Средневековое общество было корпоративным сверху донизу. Союзы вассалов, рыцарские ордена и объединения, городские коммуны, ремесленные цехи, гильдии купцов, религиозные братства, различные защитные объединения, сельские общины, кровнородственные союзы и пр. – это лишь неполный перечень разного рода объединений людей той эпохи. Эти коллективы людей сплачивали индивидов в тесные микромирки с присущими им взаимопомощью, обязательствами, поддержкой и т. п.

В любой группе существовал свой регламент, устав, статут, кодекс поведения писаный или устный, но всегда строго обязательный для каждого человека. Корпорация отвергала любое нестандартное поведение своих членов, таковых просто изгоняли. Отмеченный регламент не давался сверху, он вырабатывался самой этой группой. Корпоративность общественной жизни в средневековой Европе препятствовала развитию человеческой индивидуальности, сковывала ее инициативу, лишала возможности искать новые пути в жизни, подчиняла сознание личности коллективному сознанию группы. У корпоративности была и другая сторона. Неравноправные между собой корпорации феодального общества основывались на принципе равенства своих сочленов. В корпоративную группу объединялись не только люди одной профессии или рода занятий, но и люди равного социального статуса. В рамках такой группы не было отношений господства и подчинения. Здесь господствовал принцип равенства. Таким образом, люди в феодальном обществе были одновременно несвободны по вертикали (вышестоящие и нижестоящие корпорации, например, рыцарское объединение и крестьянская община) и свободны по горизонтали (члены одной корпорации). Трактовка статуса человеческой личности в средневековом праве имела сильнейшую религиозную окраску и была весьма противоречива. Учение о равенстве всех перед Богом и искупительной жертве Христа, знаменовавшей духовное освобождение людей, сочеталось с признанием церковью фактического неравенства людей на Земле как следствие грехопадения. Феодальная действительность не отрицала свободы человека. Но права его не были его индивидуальными правами. Пользоваться своими правами индивид мог лишь как член сословной группы, корпорации, от которой он получал права и защиту от посягательств извне. Оказываясь вне социальной группы, человек переставал быть членом общества, становясь бесправным и незащищенным изгоем.

Тема № 5