4. Упадок папства в период позднего Средневековья (XIV–XV вв.). Великая схизма и «Соборное движение»

Упадок папства начинается с понтификата папы Бонифация VIII (1294–1303). Своеобразный кризис церкви и папства явился одной из составляющих тех социально-экономических, политических и идеологических процессов, которые наблюдаются к началу XIV в. и позволяют говорить об этом времени, как рубеже между классическим и поздним Средневековьем. В политическом плане церковь начинает явно проигрывать в борьбе с централизующейся королевской властью. В экономическом – ее хозяйство оказывается в той же ситуации, что и хозяйство светских сеньоров (см. тему № 3). Кроме этого, не все было гладко и в сфере церковной идеологии. Ярким показателем этого явилось раннее реформационное движение в Англии в конце XIV в. (выступление Джона Уиклифа, лолларды) и реформационное движение в Чехии в первой четверти XV в., возглавленное Яном Гусом.

Бонифаций VIII явно переусердствовал в стремлении укрепить власть пап. Он, например, объявил себя вселенским арбитром и судьей, обещал отпущение грехов всем, кто посетит Рим и инициировал активную торговлю индульгенциями. После гибели Бонифация VIII в столкновении с французским королем Филиппом IV Красивым, начинается длительный период полной зависимости пап от королевской власти («Авиньонское пленение пап» с 1309 по 1377 гг.).

Период 1378–1417 гг. получил название «Великой схизмы». К проблемам внутри церкви добавляется вмешательство в ее дела европейских монархов, неприкрытая борьба за папский трон. Было время, когда одновременно правили два и три папы. Авторитет Римской католической церкви и пап непреклонно падает. Поиска выхода из ситуации реализуется в так называемом «Соборном движении», инициированном высшим духовенством и поддержанном рядом светских государей. Основными задачами движения (идеологи – профессора Парижского университета Пьер д΄Айи и Жан Жерсон, позже – Николай Кузанский) являлись: поставить папу под контроль регулярно созываемых церковных соборов и провести реформу церкви. Эти задачи попытался решить Собор в Констанце 1414–1418 гг., на котором был избран новый папа и намечены меры по «оздоровлению»церкви. Однако новый папа препятствует ограничению своих прав, реформы не проводятся. Новый собор в Базеле 1431–1449 гг. подтвердил верховенство собора над папой, отменил ряд платежей в папскую казну, утвердил регулярность созыва поместных соборов. Папа Евгений III, не согласившись с решениями Базельского собора, созывает свой – в Ферраре – Флоренции (1438–1445 гг.), где осуждает соборное движение в целом. Борьба обостряется. В 1460 г. появляется папская булла, запрещающая апелляцию к Вселенскому собору и подтверждающая единовластие папы. Проблемы реформирования церкви в этот период времени так и не были решены, что станет важнейшим сюжетом эпохи Реформации.

5. Религиозные представления и религиозная практика средневекового человека

Религиозные представления человека Средневековья являются важнейшей (а во многом и определяющей) составляющей его менталитета. Возможно, это была наиболее консервативная сторона человеческого сознания. Религиозное сознание большинства европейского населения почти не претерпевает существенных изменений на протяжении развитого и позднего Средневековья.

Говоря о религиозных представлениях человека Средневековья, мы не ставим задачу подробно рассмотреть основы христианской религии и весь объем религиозных знаний, представлений, практики. Наша цель более узкая: познакомиться с религиозными представлениями и религиозной практикой людей Средневековья. В частности, с тем, как человек той эпохи представлял себе Бога и Божественный мир, как рассматривал Библию, насколько ее установки соответствовали поведенческой практике, находили отражение в повседневной жизни человека, его мыслях, делах, чаяниях?

Бог, Божество, Божественное – как представлял себе эти основополагающие категории христианской религии человек той эпохи? Несмотря на старания церкви и ученых теологов утвердить в сознании людей положение о духовном, бестелесном характере Бога, христиане чаще представляли себе Бога конкретно, в антропоморфном виде.

Для основной же массы христиан, Бог существует телесно. Это представление о Боге, как о некоем высшем антропоморфном существе, опиралось, по-видимому, на Библию, где сказано, что Бог создал человека «по подобию своему». Преобладание конкретного образа мышления у людей той эпохи явилось причиной конкретного, буквального восприятия данной информации Библии (в то время, как слова «по подобию своему», скорее всего, означают создание человека не столько похожего на Создателя внешне, сколько внутренне, т. е., обладающего разумом и определенными способностями высшего существа). Традиция христианской иконографии, унаследовавшей человеческий образ Бога от иудаизма, закрепляла данное представление христиан о Боге. Разумеется, Бога никто не видел, это не дано людям. Вспомним из «Ветхого завета»: «Лица моего не можно тебе увидеть, – говорит Бог Моисею, – потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых». Позднее, особенно после Никейского собора (325 г.), христианская церковь представляла Бога в трех лицах – Святую Троицу. Три лика Троицы соответствовали трем путям и трем средствам духовного очищения христиан на пути к Богу. Так, Бог-отец ведет дорогой памяти, Бог-сын – дорогой разума, а Дух Святой – дорогой любви. Догмат о троичности Бога был понятен и принят в основном в среде ученых богословов, духовенства, в среде простых верующих он был не очень понятен. Народная религиозность колебалась между чисто монотеистическим видением Бога и дуалистическим образом Бога-отца и Бога-сына.

Сначала в раннехристианской иконографии Бога-отца не изображали, рисовалась лишь рука, указующая с небес. Христос изображался в виде ягненка, держащего крест или знамя с распятием. В этом опять-таки сказалось буквальное понимание текста Библии, где Иоанн Креститель, указывая на Христа, говорит: «Вот Агнец Божий». Лишь где-то на рубеже XII–XIII вв. Христа стали изображать как человека. В средневековой литературе, сообразно средневековому иерархиизированному образу мышления, Бога-отца часто представляли как высшего сеньора (Dominus – господин). Кроме изображения Бога феодальным сеньором, его часто представляли монархом, восседающим на троне с царскими атрибутами власти, окруженного придворными – ангелами. Это видение Божества активно поддерживали земные короли и императоры, в отличие от феодалов, которым была ближе идея Бога-сеньора, т. е. старшего среди равных. Где-то к X столетию на передний план в христианском мировоззрении выходит Иисус Христос в роли наставника и Спасителя рода людского. Именно с именем Христа в сознании средневекового человека ассоциировалась идея спасения, именно вера в него, любовь к нему могли привести к Богу. Иисус Христос, как Богочеловек, был понятнее, ближе. Поэтому именно к нему чаще стали обращать свои мысли и чувства. С XIII в. Христос становится как бы вратами, открывающими путь к Откровению и Спасению.

В XII в. утверждается культ Христа-младенца. Христос еще более приблизился к человеку. Культ Христа-младенца был неразрывно связан с культом Девы Марии, которая воспринималась как заступница людей перед Всевышним. При этом Христос все более становится Христом-страдальцем. Он все чаще изображается на распятии. Сам крест становится символом страдания и смирения. Почитание Христа страждущего создало и новые символы, новые объекты благочестия. К XIII в. появляется культ орудий страстей Господних. Христос все чаще изображается в терновом венце, с ранами, истекающий кровью. Религиозные чувства верующих обостряются. Наконец, с XIII в. возрастает интерес к Христу как к человеку. Появляются реалистические произведения искусства, повествующие об основных событиях его жизни от Благовещения до Вознесения (см., например, серию фресок Джотто, написанных для капеллы дель-Арена в Падуе в 1304–1306 гг.). Кстати, в появляющемся в это время жанре портрета первым был портрет Иисуса Христа.

В религиозных верованиях и чувствах людей Средневековья особо важным было то, что верующие были убеждены в абсолютных, непререкаемых возможностях высших сил, прежде всего Бога, который «все видит, все слышит, все знает и все может». Это делало религию важным регулятором поведенческой практики людей. Человек постоянно ощущал над собой контроль этого «всевидящего ока», старался не прогневить Бога, жить и поступать сообразно его установкам. Если же ему не всегда это удавалось, он каялся, просил у Господа прощения, стремился «добрыми делами» искупить свои грехи.

Богу противостоял и спорил с ним за власть на Небе и на Земле Дьявол. Дьявол или Сатана в роли одного из первых планов христианской религии, в роли обвиняемого, утверждается где-то около XI в. В феодальном обществе он олицетворял вместе со своей опорой - восставшими ангелами – тип предателя, вероломного вассала. Бог и Дьявол – два начала, две противоположные стороны жизни во всех ее проявлениях и деталях. Сам Сатана, согласно христианской догматики, не ровня Богу, он его творение, падший ангел (в отличие от манихейства – ереси, где признавалось изначальное существование Бога и Дьявола, как двух противоположных основ мира – Бог Добра и Бог Зла). Однако, несмотря на непримиримую борьбу ортодоксальной церкви с манихейством, оно, осознанно или нет, жило в сознании и поведении людей Средневековья. Для них всегда и везде по одну сторону был Бог, по другую – Дьявол. Это великое разделение господствовало в моральной, социальной и политической жизни. Человек как бы раздирался этими двумя силами, не знавшими компромиссов. Добрый поступок исходил от Бога, дурной – от Дьявола. И в день Страшного суда праведники пойдут в Рай, грешники – в Ад. Черное и белое – середины для средневекового человека не было. Он был как бы яблоком раздора в борьбе между Богом и Дьяволом. Сатана в иконографии принимал разные образы – от змия-искусителя, до человека. По мнению людей Средневековья, он всегда был рядом и появлялся в основном в двух ипостасях – соблазнителя и преследователя.

Человек, как объект постоянного препирательства между Богом и Дьяволом на Земле, после смерти становится ставкой в их последнем и решающем споре. Средневековое искусство насыщено изображениями финальной сцены земного существования, когда душа умершего раздирается между Сатаной и архангелом Михаилом, прежде чем победитель уведет ее в Рай или в Ад (архангел Михаил, а не сам Бог, потому что Сатана, как уже отмечалось, не ровня Богу, и последний не может опуститься до уровня непосредственной борьбы с ним). В своем отношении к Дьяволу человек Средневековья исходил из того, что он не всесилен и не всемогущ, как Господь-Бог, с ним можно спорить и его можно одолеть. И люди той эпохи хорошо знали и использовали различные способы борьбы с Дьяволом и другими темными силами. Это крепкая вера в Бога, различные молитвы и обряды, поддержка духовных лиц и святых заступников, а также личная смелость и уверенность в себе.

Большую роль в земной жизни человека играли, по мнению средневековых людей, ангелы. Ангелы были олицетворением светлых небесных сил и противостояли демонам - представителям Сатаны. Ангелы призваны помогать людям, оберегать их от происков Дьявола. Ангелы, как и сам Бог, представлялись средневековому человеку антропоморфными существами (в иконографии они чаще всего изображаются в виде детей с крыльями за спиной). Церковь утверждала, что после обряда крещения, каждый христианин обретает своего персонального ангела-хранителя. Именно у него просили люди помощи и содействия в сложном и опасном деле, на него надеялись в трудную минуту.

Таким образом, боязнь козней Дьявола, надежда на помощь Бога и ангелов сопровождали человека всю его жизнь. Для него мир небесный был столь же реален, как и мир земной. Они составляли единое целое, запутанное, сложное. Это обстоятельство в значительной мере сковывало волю людей, надежда на высшие силы мешала активно действовать на Земле.

Одним из важнейших в христианском учении и в религиозных представлениях людей Средневековья являлся сюжет о конце мира и проблема спасения. Эта проблема занимала умы людей на протяжении всей их жизни, об этом регулярно напоминала церковь, об этом говорили родители детям, наставляя их на путь истинный. Конец мира мыслился как конец земного существования рода человеческого. Дальнейшее место пребывания – в Раю или в Аду – зависело от образа жизни и поведения каждого человека в отдельности. Каждый человек индивидуально будет отвечать перед Богом за свои земные дела. Естественно, подавляющая часть христиан надеялись на Божью милость, на спасение. Для этого молились, соблюдали предписанные церковью обряды и образ поведения, старались не грешить, а если Дьявол оказывался сильнее – каялись и замаливали грехи. При этом крайней формой подготовки к Страшному суду и спасению являлось отшельничество. Отшельничество было ничем иным, как бегством от бренного, порочного мира, средством приближения к Богу. Отшельник являлся образцом справедливости, прибежищем христианских идеалов, исповедником и наставником. Не случайно образ отшельника, к которому идут за советом или отпущением грехов, был постоянным в большинстве средневековых литературных памятников. Отшельники были как живущие в уединенных местах, так и странствующие (нередко являясь переносчиками ересей и возмутителями спокойствия). Покидали мир представители разных сословий. Особо частым же в литературных произведениях эпохи был сюжет удаления рыцаря от мира в пустыню. Люди Средневековья были одержимы жаждой спасения и страхом перед Адом – это важнейшая сторона их ментальности. Только учитывая это, можно объяснить чрезвычайную мобильность состояний в ту эпоху. Даже самые алчные до земных благ в конце концов выражали презрение к миру и богатству. Хотя бы перед смертью многие феодалы, купцы, ростовщики раздавали нажитые богатства. Церковь всецело поощряла подобные поступки, считая это важным средством спасения души. Такие дарения или завещания (чаще той же церкви и монастырям) сами дарители воспринимали не иначе как пропуск на небеса.

Как уже отмечалось, жизнь средневекового человека целиком и полностью была проникнута, всесторонне насыщена религиозными представлениями. Не было ни одной вещи, ни одного суждения, которые не приводились бы постоянно в связь с Христом, с христианской верой. Все окружающее – и в природе, и в обществе – воспринималось исключительно через призму христианской веры. Жизнь была проникнута религией до такой степени, что возникала постоянная угроза исчезновения расстояния между земным и духовным, возникала опасность фамильярного отношения к Богу и всему святому. Причем к непосредственности, с которой люди ежедневно обращались к Богу, следует относиться двояко. С одной стороны, такое отношение является безусловным свидетельством прочной и непосредственной веры, с другой, здесь возникала постоянная угроза профанации веры.

Важным элементом общественной жизни являлось посещение церкви. При этом люди как бы выполняли две функции - религиозную (месса, причастие, исповедь, венчание, крещение, проповеди, отпевание) и светскую. Во втором случае церковь становилась как бы местом общения людей (особенно в сельской местности, где других мест для проведения массовых мероприятий просто не было). Это постоянно вызывало недовольство и протест у духовенства и писателей-моралистов, которые видели в непочтительном отношении к церкви упадок нравов и обычаев.

Бывало, в прежние года

Во храм вступали неизменно

Со благочестьем, – и всегда

Пред алтарем встав на колено

И обнажив главу смиренно;

А ныне, что скотина, всяк

Прет к алтарю, обыкновенно

Не снявши шапку иль колпак.

Святые, почитание святых, культ святых. Какое место, значимость имели святые в религиозном сознании людей Средневековья? Если самые высокие чувства и мысли людей обращались к Богу, Иисусу Христу, Деве Марии, то в бесхитростной каждодневной жизни люди надеялись на помощь и поддержку святых. Они совершенно конкретно как бы становились соучастниками той или иной стороны жизни и деятельности человека. Святые являлись материальными и привычными персонажами повседневной религиозной жизни. Все знали и облик, и жизнь, и атрибуты каждого святого. Людям были известны их подвиги на поприще служения Господу, их страшные мучения и удивительные чудеса, являвшиеся важным аргументом их святости. Бог был далеко и его сущность была не очень понятна обладающему конкретным образом мышления человеку эпохи, а святые были близки людям, т. к. ничем почти не отличались от них. Они служили человеку и при жизни, и после смерти. Живые святые – люди, по-видимому, обладавшие какими-то особыми способностями, особым даром (экстрасенсорика, ясновидение, способности биоэнергетического лечебного воздействия на человека и т. п.), набожные и мудрые, помогали людям советами, утешали, лечили (см. многочисленные сюжеты литературных произведений разных эпох и стран, где говорится о том или ином отшельнике, прорицателе, старце, к которому идет герой за советом и помощью). Их праведная жизнь являлась примером для подражания. Чаще христиане почитали и обращались за помощью к святым умершим, т. е. лицам, канонизированным после смерти. При этом особо почитались останки святых, которые бережно хранились и оберегались как святая реликвия. В этом нередко почитатели доходили до крайностей. Например, около 1000 г. народ в горах Умбрии хотел убить отшельника святого Ромуальда, чтобы только не упустить случая завладеть его останками. Монахи монастыря Фоссануова, где умер Фома Аквинский, из страха, что от них может ускользнуть бесценная реликвия, буквально консервируют тело учителя: обезглавливают, вываривают, препарируют. До того, как тело скончавшейся св. Елизаветы Тюрингской было предано земле, толпа ее почитателей не только отрывала и отрезала частички плата, которым было покрыто ее лицо; у нее отрезали волосы, ногти и даже кусочки ушей и соски. По случаю некоего торжественного празднества Карл VI раздает ребра своего предка святого Людовика Пьеру де Айи и двум своим дядям – герцогам Беррийскому и Бургундскому; несколько прелатов получают ногу, чтобы разделить ее между собой, за что они и принимаются после пиршества.

Для понимания феномена почитания святых важно учитывать психологический фактор. Как уже отмечалось, святые – это пример служения Господу и стойкости перед соблазнами Дьявола. В конкретной сложной ситуации, в состоянии страха и растерянности, человек обращался к образу святого, к его примеру, стремился подражать ему – «ведь он смог это преодолеть, смог выстоять, победить, значит, это возможно!». Обращение к святому придавало силы, укрепляло веру в себя, являлось условием психологического преодоления страха. Когорта святых была строго индивидуализирована и иерархиизирована. Т. е. каждый святой был строго индивидуален и внешне, и своей жизнью, и страданиями. Каждый святой как бы «специализировался» на той или иной стезе: помощь бедным, лечение от той или иной болезни, изгнание бесов и т. д. Так, св. Антоний исцелял кожные болезни, святые Себастьян, Рох, Эгидий, Христофор, Валентин – чуму. В Средневековье особо почитались святые, имевшие касательство к чуме и другим эпидемическим болезням. В честь них устраивались шествия, службы - своего рода духовное страхование от этих болезней.

На фоне отмеченного почитания святых формируется такая характерная черта религиозной жизни средневекового европейца как романтика святости. Романтика святости, основанная на подражании святым, чаще увлекала натуры страстные и небезгрешные, стремящиеся неординарным поступком (ограничениями, самобичеванием) очистить свою душу, приблизиться к Богу. Примеры проявления такой романтики святости можно обнаружить в любой период средневековой истории. Например, всем было известно имя короля Неаполитанского Иакова Бурбонского, отрешившегося от мира под влиянием святой Колетты. Оливье де ла Марш повествует о его торжественном въезде: «В убогой одежде он велел тянуть себя в помойном корыте.., позади следовали сиятельные придворные. И слышал я, – говорит де ла Марш, – как говорили и пересказывали, что во всех городах, куда он вступал, из уничижения вел себя подобным же образом». Некий Петр Фома, ближайший друг и духовный учитель Филиппа де Мезьера, чувствуя приближение смертного часа, просит завернуть его в мешок, завязать на шее веревку и положить на землю. В этом он подчеркнуто подражает примеру Франциска Ассизского, который, умирая, тоже велел положить себя прямо на землю. «Похороните меня, – говорит Перт Фома, – при входе на хоры, чтобы все наступали на мое тело, даже коза или собака, ежели они забредут в церковь».

Романтику святости можно поставить в один ряд с романтикой рыцарства, настолько схожи их цели. И та, и другая обнаруживают потребность в том, чтобы четкие идеальные представления об определенных формах жизненного поведения увидеть воплощенными в людях или в литературе.

Весьма специфичным и противоречивым в рассматриваемую эпоху было отношение к духовенству. С одной стороны – его почитали, с другой, наоборот, – презирали. Почитали потому, что этому учила и требовала церковь. Кроме того, заслуживала уважения образованность духовных лиц, их праведный образ жизни (во всяком случае, большинства), наставническая деятельность. Презрительное отношение к духовенству было также обусловлено рядом причин. Среди них – постоянный процесс обмирщения высшего духовенства и деклассирование низшего. Кроме того, на всем протяжении Средневековья в народной среде были живучи старые языческие инстинкты. И в народном, и в рыцарском восприятии духовенства никогда не исчезала неприязнь к тем, кто не умеет держать в руках оружие и обязан соблюдать целомудрие, т. е. почти биологическая неприязнь к неполноценным мужчинам. Вырождение духовенства довершало картину. Не удивительно, что и в высшем, и в низшем сословиях всегда вызывала насмешки фигура распутного, жирного монаха (хотя он мог быть не более распутным и невоздержанным в еде, чем, скажем, горожанин или рыцарь, но духовный сан не позволял ему то, что считалось обычным у представителей других сословий).

В повседневной религиозной жизни людей Средневековья большую роль играли проповеди и проповедники. Из многочисленных источников видно, с каким вниманием, почтением и жадностью слушали люди проповеди. С одной стороны, по-видимому, причина этого кроется в особо резкой религиозной впечатлительности средневекового человека, с другой – в том, что проповедь являлась в то время для многих почти единственным источником знаний, побудителем к размышлению (в ситуации всеобщей безграмотности, отсутствия книг, газет и других средств информации, которыми мы пользуемся сейчас). Наконец, в этом море безграмотности и низкой образованности огромное воздействие имело живое слово проповедника – профессионала, специалиста в своем деле.

Следующий сюжет – грех и греховное в представлениях средневековых людей. Здесь следует отметить, что человек той эпохи четко различал греховную жизнь от праведной, т. е. хорошо знал, что такое хорошо и что такое плохо. И в этом ему помогала церковь. Низовой, первичной ячейкой структуры церкви являлся церковный приход, т. е. территория, опекаемая местной церковью. В приходе осуществлялся идеологический и нравственный контроль над местным населением. Человек принадлежал своему приходу: здесь он получал крещение после рождения (т. е. из существа биологического превращался в существо социальное, нравственное), посещал церковь, слушал молитвы и проповеди, присутствовал при отправлении культа, исповедовался, вступал в брак, здесь же он получал и последнее отпущение грехов. Не покидал он своего прихода и после смерти, поскольку погребение допускалось только в его пределах. Приходские церкви, как уже отмечалось, являлись не только центрами религиозной жизни, в немалой степени в них протекала и гражданская жизнь (здесь заключались сделки, устраивались пиры, их помещения использовались для хранения зерна, для игр и т. п.). Прихожанам разрешалось общаться только со своим приходским священником, что ставило их под его постоянный контроль. И вообще жизнь людей в приходе протекала на глазах у каждого, все всё знали друг о друге, следили друг за другом. Принадлежность человека своему приходу имела, естественно, и глубокие психологические корни. Это был микромир, где жили и похоронены его предки, где будет похоронен и он сам. Так что о своих грехах знал не только он сам, но и приходской священник, и все окружающие.

Основным источником, позволяющим судить о градации грехов в ту эпоху, являются пенитенциалии – «покаянные книги», по существу, являвшиеся пособием по исповедальной практике, которыми пользовались католические священники. Основные – «смертные грехи» – определены в «Нагорной проповеди Христа»: «Не убий, не укради, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй, не клянись, не противься злому, возлюби ближнего и врага своего, не суди, да судим не будешь, не гневайся, просящему дай не требуя ничего». Эти установки определяли и морально-этическую сторону жизни средневекового человека. Другие действия, отмеченные в пенитенциалиях как греховные: пьянство и обжорство, употребление нечистой и испорченной пищи, употребление крови животных, считавшееся пережитком язычества, грехи на сексуальной почве, особенно кровосмешение, прелюбодеяние, связи с несовершеннолетними, изнасилования, содомия и т. п. В период классического и позднего Средневековья появляется такая форма прегрешения, как «божба» – ругательства, включающие имя Бога и Богоматери. И. Хейзинга не без основания считает, что это является показателем того, что религия в ту эпоху пронизывала все стороны жизни феодального общества, ибо «только сознание того, что проклятие есть действительный вызов небесам, делает такое проклятие греховно-прельстительным». Ругань в XIV–XV вв. являлась чем-то сродни благородному спорту. Ее позволяли себе лишь люди знатные. Так, читаем в одном из произведений XV в.: «Что это ты, – говорит дворянин крестьянину, – не дворянин, а возводишь хулу на Бога и сулишь дьяволу свою душу?». Уже цитируемый поэт XIV в. Дешан отмечает, что «божба опускается уже до уровня людей самого низкого звания: «Всяк мужик на то горазд – Бога, Мать его хулить...». Особое место среди прегрешений, отмеченных в пенитенциалиях, занимает магия и все с нею связанное. Она осуждается церковью как один из пережитков язычества. Магические знания носили как эмпирический, так и эзотерический (внеземной, мистический) характер. Несмотря на свою глубокую религиозность и предупреждения духовенства о греховной природе магии, люди Средневековья в своей повседневной жизни обращались к ней довольно часто. Это касается, прежде всего, так называемой лечебной и производственной магии. Это и понятно, если иметь в виду неразвитость в ту эпоху медицины (в городах было мало лекарей, в деревнях их практически не было совсем) и полную зависимость человека от природы. В рамках лечебной магии, практиковавшие ее пользовались различными наговорами, снадобьями и т. п. Интересно, что церковь не возражала против лечения людей с использованием целебных трав, если лечение сопровождалось молитвой «Credo» и «Pater noster». Производственная магия – это, прежде всего, магические действия, связанные с попыткой обеспечить урожай (воздействие на погоду, почву и т. п.).

Особо живучими были магические действия, направленные на воздействие на человека. Это так называемая любовная магия, гадания и предсказания, магические действия, нередко направленные во вред человеку («сглаз», «порча», разного рода проклятия). С исключительной наглядностью в «Покаянных книгах» изображается так называемая «Черная магия». Здесь и шабаш ведьм, и ночные полеты женщин, спутавшихся с нечистой силой, и всевозможное, зловредное колдовство. Церковь активно боролась со всевозможными фактами черной магии. Решающая роль при этом отводилась святой инквизиции. Однако до начала XIV в. борьба с так называемыми «ведьмами» носила эпизодический характер. Повальная же охота на ведьм начнется во второй половине XV в. и будет продолжаться на всем протяжении XVI–XVII вв. (что указывает на глубокие корни и живучесть магических верований и практики в народе).

Ограничившись данным перечнем грехов и греховного в сознании средневекового человека, подчеркнем следующее; люди той эпохи были в большинстве своем абсолютно убеждены в неизбежности наказания за их прегрешения, и об этом им постоянно напоминала церковь. Важнейшим средством искупления грехов считалось покаяние. Человек, осознавший греховность своего поступка, должен был обязательно исповедоваться перед своим священником, покаяться в содеянном. В свою очередь, священник назначал наказание за тот или иной грех – определенное число специальных молитв, дней поста и т. п. Крайними формами покаяния были уже отмеченные ранее паломничества к святым местам, отшельничество, самоистязания.

Хотя мы и имеем основание говорить о чрезмерной набожности людей Средневековья, не следует ее абсолютизировать. Естественно, далеко не у всех вера была крепкой и внутренне осознанной, многие и много грешили, немало было таких, кто не верил вообще, сведениями о таких пестрят средневековые документы и литературные памятники.

Тема № 7.