4. Скандинавские страны в XV в.

Исход борьбы за и против Кальмарской унии и в Швеции, и Норвегии не был одинаков. Норвегии не удалось в это время достигнуть каких-либо успехов в этой борьбе. Причины этого кроются в том, что норвежское бюргерство оставалось слабым и оттесненным от предпринимательской деятельности купцами Любека, Ростока и других городов. Слабым было и норвежское дворянство, не сумевшее возглавить освободительное движение против унии. Норвегия потеряла в этот период Оркнейские и Шетландские острова, перешедшие под власть королей Шотландии. В Исландии, где феодализация почти вовсе не развивалась, в конце XIV в. установилось господство датчан, сменившее власть норвежского короля. Свертывание мореходства и торговли привело к прекращению связей между Норвегией и Гренландией; скандинавские поселения в Гренландии исчезли.

В Швеции сложилась иная ситуация. Здесь борьба за разрыв унии была вместе с тем борьбой различных социальных сил между собой. Часть дворянства и высшего духовенства искала помощи в Дании. Обладание землям в обоих государствах делало многих дворян приверженцами унии. Против унии выступала другая часть дворянства, нашедшая поддержку у бюргерства и крестьян. Опираясь на освободительное движение, крупный шведский феодал Карл Кнутссон захватил престол (он правил с перерывами с 1448 по 1470 г.). В 1471 г. бюргеры и крестьяне под руководством представителя шведской знати нанесли при Брункеберге поражение войскам датского короля. Эта битва послужила толчком для дальнейшего патриотического подъема.

В течение XV века в Дании также выросло влиятельное бюргерство. Копенгаген стал резиденцией короля. Привилегии ганзейцев были уничтожены. Торговля сельскохозяйственными продуктами, перешедшая в руки датских феодалов, связывала Данию в экономическом отношении со Шлезвигом, Гольштинией и Северной Германией, что облегчило и политическое сближение. Королю Кристиану I (1448–1481) удалось добиться своего избрания герцогом Шлезвига и Гольштинии (1460), тем самым он стал имперским князем.

Тема № 13

История византии Во второй половине XI – середине XV вв.

1. Эпоха Комнинов. Особенности социально-экономического и политического развития Византии в XI–XII вв.

2. Поздневизантийский феодализм. Никейская империя.

3. Византия во второй половине XIII–XIV вв.

4. Византия в период позднего Средневековья. Падение Византии.

1. Эпоха Комнинов. Особенности социально-экономического и политического развития Византии в XI–XII вв.

Начало классического Средневековья для Византии ознаменовалось глубоким кризисом, связанным с внутриполитическими неурядицами и внешними факторами – захватом турками-сельджуками почти всех малоазийских территорий Византии, а также экспансией арабов и норманнов юга Италии.

Однако к эпохе правления династии Комнинов (1081–1180) относится неожиданный новый взлет могущества Византии. В течение почти столетия она вновь находилась в ряду мировых держав. В начале своего правления первый представитель этой династии Алексей Комнин (1081–1118) мог из окон своего дворца рассматривать владения турок-сельджуков. Норманны, овладевшие в 1081 г. Диррахием, закреплявшиеся в Северной Греции и на Пелопон­несе, рвались к Фессалонике и Константинополю. С севера почти до его стен докатывались волны печенежских вторжений. Пределы империи неумолимо сокращались, и кольцо вокруг ее столицы постепенно сжималось. Противоборствующие с Византией силы начинали смыкаться. Запад все более осознавал стремительно приближавшуюся возможность поставить Византию на колени. Идея крестового похода и надежды на его успех все более подогревались расчетами на то, что ослабленная Византия покорно включится в его осуществление в качестве своего рода духовного вассала римских пап, а объединенная под их властью христианская церковь станет надежным инструментом утверждения их гегемонии на христианском Востоке. Бесконечные мятежи византийских феодалов, мощные взрывы народного недовольства в форме возрожденного и укрепленного болгарским богомильством павликианства начинали угрожающе объединять крестьянство и армию. Внутренние трудности казались непрерывно нарастающими и непреодолимыми.

То, что произошло, было византийским феноменом. За 10 лет (1081–1091) как внутреннее, так и внешнее положение империи прочно стабилизировалось. Она была чрезвычайно ослабленной, но внутренне готовой к переходу в наступление. В критическую для Византии минуту, когда очень многое зависело от собственной инициативы, решительности императорской власти, у кормила правления оказался Алексей Комнин – талантливый полководец, гибкий, но в то же время решительный политик, тонкий и дальновидный дипломат.

К началу 90-х гг. XI в. византийцам удалось отбить натиск норманнов, сельджуков и печенегов, жестоко подавить народные движения и фактически преодолеть крупные феодальные распри. С началом первого крестового похода (1096–1099) нужно было «поставить» крестоносцев «на место». В Константинополе их вожди во многом оценили реалии. Многие из них стали вассалами Алексея, хотя и не отказались полностью от своих первоначальных планов. Дальнейшее зависело от развития событий. Взятием Никеи и утверждением византийской власти в западной Малой Азии совместные действия Византии и крестоносцев, по существу, и ограничились. Вопреки ожиданиям Алексея, в битве под Дорилеем крестоносцы одержали блестящую победу, что не только отдавало в руки византийцев основные области Малой Азии, но и обеспечивало крестоносцам их продвижение на Восток. Они взяли Антиохию. На территории Северной Сирии стали возникать первые крестоносные княжества. В 1099 г. пал Иерусалим. Началась история крестоносцев на Востоке.

Экономика Византии в XI в. находилась на подъеме. Кризис XI в. был кризисом ее социально-политической структуры, кризисом старой формы византийской государственности. Именно поэтому Византия смогла так быстро его преодолеть. Выход из кризиса был подготовлен всей эволюцией второй половины XI в. – ростом феодального землевладения, превращением основной массы крестьянства в феодально-эксплуатируемое сословие, консолидацией господствующего класса. Противоречия между гражданской знатью и провинциальной военно-служилой, несмотря на ожесточенную борьбу за политическое господство в XI в., имели известную тенденцию к смягчению. Чиновная знать в течение XI в. сама достаточно интенсивно превращалась в феодальных землевладельцев. Возникала основа для компромисса, которая к тому же стимулировалась реальной военной угрозой, угрозой потери как земельных владений, так и источников доходов. Рост недовольства крестьянства также начинал приобретать угрожающие размеры. Крестьянская часть войска – разорявшиеся стратиоты – не была серьезной военной силой даже в сочета­нии с ударными феодальными отрядами и наемниками. Она становилась обузой в военных действиях и к тому же была все более ненадежной, что придавало решающую роль полководцам и верхушке армии, открывало дорогу для их мятежей и восстаний.

Алексей Комнин решительно порвал со старой политикой. Угрожающая военная ситуация заставила дискредитировавшую себя гражданскую знать уступить. Он извлек все возможные выгоды из создавшейся ситуации. С Алексеем Комнином к власти пришла не просто династия, род Комнинов. К власти пришел целый клан военно-аристократических фамилий, уже с XI в. связанных родственными и дружественными узами (около 25 фамилий). Комниновский клан оттеснил от управления страной гражданскую знать. Управление все больше сосредоточивалось во дворце, при дворе. Роль синклита как главного органа концентрации знати и гражданского управления упала. Функции последнего стали чисто исполнительскими. Родовитость стала средством замыкания, изоляции комниновского клана как привилегированной руководящей элиты общества. Родовитость выдвигается на первый план, в то время как у гражданской знати в XI в. она воспринималась как благородство достоинства, положение по службе. С возрастанием роли дворца-двора государственная организация империи, таким образом, значительно феодализировалась. Аристократизация государственной стала фактом.

Реально обострение противоречий было ослаблено внутри господствующего класса тем, что правительство стало на путь довольно широкой раздачи проний. Правда, Комнины ограничивали тенденции к превращению проний в наследственную собственность, рассматривая их первоначально, как дарение преимущественно невещных прав, т. е. права получения доходов с тех или иных владений пожизненно или на два поколения. Государство сохраняло за собой права как на извлечение части доходов, так и административно-фискального контроля, судебные функции.

Раздача проний позволяла не только укрепить, упрочить господство комниновского клана. Прониями была удовлетворена часть гражданской знати. С развитием института проний государство создало фактически уже чисто феодальную армию. Таким путем была достигнута относительная консолидация верхушки господствующего класса, ставшая причиной, как военных, так и прочих успехов Комнинов.

Самостоятельность патриархов, пытавшихся в XI в. выступать в качестве своего рода «третьей силы», была подавлена. Аристократизация высшего слоя духовенства и монашества более тесно сомкнула их со светской знатью и двором. В качестве основы своей мощи императоры все больше опирались на свое частное землевладение, которое старательно расширяли. Двор приобретал характер личного двора императора, а присяга государственных служащих - характер присяги личной верности.

Феодальное хозяйство в Византии переживает подъем. В XII в. оно стало полностью господствующим в экономике страны. Причем уже в этом столетии наметился перевес частновладельческих форм эксплуатации над государственными – централизованными. Феодальное хозяйство давало все больше товарной продукции (урожайность – сам-пятнадцать, сам-двадцать), расширяло объем своего вывоза в Италию, где бурно росли города, нуждавшиеся в зерне, вине, масле, овощах и фруктах. Византийский провинциальный город переживает подъем. Объем товарно-денежных отношений возрос в XII в. в 5 раз по сравнению с IX в.

Правительство Комнинов ослабило монополию Константинополя. В крупных провинциальных центрах развивались производства аналогичные константинопольским (Афины, Коринф, Никея, Смирна, Эфес), что больно ударило по столичному производству. Провинциальные города выходили на прямые связи с итальянским купечеством. Но к XII в. Византия уже теряет монополию торговли не только в западной, но и в восточной части Средиземноморья. Государство в XII в. получило немалые доходы от оживления городской жизни. Византийское казначейство не испытывало, несмотря на активнейшую внешнюю политику и огромные военные расходы, а также затраты на содержание пышного двора, острой нужды в деньгах на протяжении значительной части XII столетия. Помимо организации дорогостоящих экспедиций, императоры XII в. вели большое военное строительство, имели неплохой флот (1000 кораблей).

Подъем византийских городов в XII в. оказался кратковременным и незавершенным. Главную причину этого следует видеть в особенностях становления феодального хозяйства в Византии. Подъем феодальной экономики в условиях сохранения мелкого, раздробленного крестьянского хозяйства, состояние которого в принципе мало интересовало феодала, не сопровождался сколько-нибудь существенным прогрессом в агрикультуре, технике обработки земли. Возрастал лишь ложившийся на крестьянское хозяйство гнет. Государство, дававшее феодалам те или иные льготы и привилегии, увеличивавшие их власть над крестьянами, фактически не стремилось к существенному сокращению государственных поборов.

Все это не могло не сказываться на состоянии внутреннего, городского рынка. Его развитие во второй половине XII в. начинает замедляться в связи со снижением покупательной способности крестьян. Это обрекало многие ремесла массовых профессий на застой. Отсюда – ограниченные возможности консолидации объединений типа цехов.

Усилившаяся в последней четверти XII в. пауперизация и люмпен-пролетаризация части городского населения особенно остро проявлялась в Константинополе. Уже в это время начинает сказываться на его положении усиливавшийся ввоз в Византию более дешевых итальянских товаров массового спроса. Все это накаляло социальную обстановку в Константинополе, приводило к массовым антилатинским, антиитальянским выступлениям.

В провинциальных городах к концу XII в. также начинают проявляться черты известного их экономического упадка. В городе XI–XII вв. не сложилось торгово-ремесленных объединений типа западноевропейских цехов. Торгово-ремесленные объединения массовых профессий не играли самостоятельной роли в общественной жизни города. Они не выделялись и на общих «сходках» горожан. Вероятно, поэтому подъем провинциальных городов не заложил сколько-нибудь существенных предпосылок для зарождения элементов собственно городского самоуправления. Недовольство городского населения было использовано феодалами для закрепления своего господства в политической жизни города. Поэтому те элементы самоуправления или автономии, которых добиваются и которые получают в XII в. города, были результатом устремлений и достижений феодалов, местной феодальной знати и церкви.

В целом к византийским городам вряд ли применимы термины «самоуправление» и «автономия», ибо они в первую очередь подразумевают административную автономию (в грамотах византийских императоров речь идет о податных и отчасти судебных привилегиях, в принципе учитывающих интересы не всей городской общины, а лишь отдельных групп ее населения). Неизвестно боролось ли городское торгово-ремесленное население за «свою» собственную автономию отдельно от феодалов, но факт остается фактом – те элементы ее, которые укрепились в Византии, ставили во главе их феодалов. Если в Византии XI–XII вв. и намечались какие-либо тенденций к возникновению элементов городского (бюргерского) самоуправления, то во второй половине – конце XII в. они оказались прерванными и прерванными навсегда.

Таким образом, в итоге развития византийского города в XI–XII вв. в Византии, в отличие от Западной Европы, не сложилось ни крепкой городской общины, ни мощного самостоятельного движения горожан, ни соответственно развитого городского самоуправления, даже его элементов. Византийские ремесленники и купцы были отстранены от какого-либо участия в официальной политической жизни и в городском управлении.

Падение могущества Византии в последней четверти XII в. было неразрывно связано с углублением процессов укрепления византийского феодализма, в частности, с формированием местного рынка. В этих условиях неизбежно усиливалась борьба тенденций децентрализации и централизации, нарастание которой характеризует эволюцию политических отношений в Византии XII столетия. Комнины весьма решительно стали на путь развития условного феодального землевладения, не забывая и о своем собственном семейном феодальном могуществе. Они раздавали феодалам податные и судебные привилегии, тем самым, увеличивая объем частновладельческой эксплуатации крестьян и их реальную зависимость от феодалов. Однако стоявший у власти клан отнюдь не желал отказываться и от централизованных доходов. Поэтому с сокращением централизованных доходов государственный податной гнет усиливался, что вызывало резкое недовольство крестьянства. Комнины не поддерживали тенденций по превращению проний в условные, но наследственные владения, к чему активно стремилась все возраставшая часть прониариев.

Клубок противоречий, усиливавшихся в Византии в 70-90-е гг., был во многом итогом той эволюции, которую претерпело византийское общество и его господствующий класс на протяжении этого столетия. Силы гражданской знати были в достаточной степени подорваны в XI–XII вв., но она нашла себе опору среди недовольных политикой Комнинов, засильем комниновского клана на местах.

Отсюда, требования усилить центральную власть, упорядочить государственное управление. Это способствовало приходу к власти Андроника Комнина. Оппозиция Комнинам находила все большую поддержку как в столице, так и в провинциях, где ситуация была сложнее. В социальной структуре и составе господствующего класса в течение XII в. произошли некоторые изменения. Если в XI в. феодальная аристократия провинций была в основном представлена крупными военными фамилиями, крупной раннефеодальной знатью провинций, то в течение XII в., по-видимому, выросла достаточно мощная провинциальная феодальная прослойка «средней руки». Она не была связана с комниновским кланом, который, наоборот, стремился превратить местный государственный аппарат в орудие своих интересов. Она активно участвовала в городском самоуправлении; постепенно прибирала к своим рукам власть на местах, и борьба за ослабление власти правительства в провинциях становилась одной из ее задач. Она сплачивала в этой борьбе вокруг себя местные силы, опиралась на города. У нее не было военных сил, но ее орудием становились местные военные командиры. Причем речь идет не о старых аристократических фамилиях, располагавших огромными собственными силами и могуществом, а о тех, кто мог действовать только при их поддержке. В Византии конца XII в. стали нередкими сепаратистские выступления, отложение целых областей.

Таким образом, можно говорить о несомненном расширении византийского феодального класса в XII в. Если в XI в. узкий круг крупнейших феодальных магнатов страны боролся за центральную власть и был с ней неразрывно связан, то в течение XII в. вырос мощный слой провинциальных архонтов-феодалов, становившийся важным фактором действительно феодальной децентрализации.

Комниновская эпоха сложила устойчивую военно-чиновную элиту, рассматривающую страну как своего рода «поместье» Константинополя и привыкшую не считаться с интересами ее населения. Доходы растрачивались на пышное строительство и дорогостоящие заморские кампании, а собственные границы оказывались слабо защищенными. Комнины окончательно ликвидировали остатки фемного войска, фемной организации. Они создали боеспособную феодальную армию, способную одерживать крупные победы. Они ликвидировали остатки фемных флотов и создали боеспособный центральный флот. Но защита областей все более зависела теперь от центральных сил. Комнины сознательно обеспечивали в византийском войске высокий процент иностранного рыцарства, они столь же сознательно тормозили превращение проний в наследственную собственность. Правительству на новой основе пришлось частично возродить элементы региональной военной организации, отчасти подчинить местным стратигам гражданскую администрацию. Вокруг них стала сплачиваться местная знать со своими локальными интересами, прониары и архонты, стремившиеся упрочить право собственности на свои владения, городское население, стремившееся защитить свои интересы. В итоге начинают проявляться мощные тенденции к феодальной децентрализации страны. Они выразились в нараставших «отпадениях», появлении самостоятельных или полусамостоятельных образований на территории империи, особенно на ее окраинах, обеспечивающих защиту локальных интересов и лишь номинально подчинявшихся константинопольскому правительству. Таким стал Кипр под властью Исаака Комнина, области центральной Греции под властью Каматира и Льва Сгура, западной Малой Азии. Шел процесс постепенного отделения областей Понта-Трапезунда, где укреплялась власть Гавров-Таронитов, объединивших вокруг себя местных феодалов и торгово-купеческие круги. Это стало реальной основой будущей Трапезундской империи Великих Комнинов (1204–1461), превратившейся с захватом крестоносцами Константинополя в самостоятельное государство.

Растущая изоляция столицы была во многом учтена крестоносцами и венецианцами, видевшими реальную возможность превратить Константинополь в центр своего господства в Восточном Средиземноморье. Разрыв провинций с Константинополем стал свершившимся фактом. Провинции не пришли на помощь. Неразумная политика константинопольского правительства накануне падения парализовала даже торгово-купеческие круги. Обедневшая масса населения ненавидела богатую и высокомерную знать. 10–15 тысяч крестоносцев 13 апреля 1204 г. без труда овладели городом, и измученная беспросветной нуждой беднота вместе с ними громила и грабила дворцы и дома знати. Началось знаменитое «константинопольское опустошение», после которого столица империи уже не могла оправиться. На Запад хлынула «священная константинопольская добыча», но огромная часть культурного наследия Византии оказалась безвозвратно утраченной. Падение Константинополя и распад Византии не были закономерным следствием одних лишь объективных тенденций развития. Во многом это было и прямым результатом «константинопольской политики».