Резюме к главе IV

Вышеприведённый раздел посвящен системно-культурологическим коррективам к современным семиотическим представлениям. Необ­ходимость таких коррективов диктуется прежде всего знаковой приро­дой самих культурных смыслов во всём их необозримом многообра­зии. С другой стороны, необходимо было отметить разницу в подходах к материалу, каковым являются эти самые смыслы, между собственно семиотической наукой и системной культурологией. Разница, однако, не носит полемического характера, а вырастает из сопоставления раз­личных углов зрения, где сами методологические установки, лежащие в основе той или иной семиотической концепции, начиная от “отцов-осно­вателей” Пирса и Соссюра до постструктуралистов и деконструктивистов Деррида и Лакана, становятся предметом культурологи­ческого анализа и рассматриваются как феномен, возникающий в определённом и конкретном культурном контексте.

Чрезвычайно важным с культурологической точки зрения (кото­рую можно, впрочем, считать и философской) является введение в ана­лиз процесса семиозиса нового понятия — объект-медиатор.

Объект-медиатор — это предмет или представление, то есть мате­риальная или идеальная структура, который, выступая объектом для я, есть в то же время и объект для отчужденного нечто. Сущностная функ­ция объекта-медиатора заключается в том, что он служит средством преодоления субъектно-объектного отчуждения между я и нечто. Он­тология предмета-медиатора располагается как бы на полпути между бессознательно реализуемым в потоке витального континуума экзис­тенциальным я и отчуждённым прафеноменом — нечто. Объект-ме­диатор снимает в себе онтологическую антитезу я и нечто, адаптируя прафеномен (нечто) к партисипационной рецепции субъектом (природнение, освоение, прагматическое использование и т. д.).

Объектами-медиаторами выступали первичные элементы культу­ры: орудия труда и технологические приспособления, одежда и предметы быта. В области идеальных и в конечном счете гораздо более значимых структур это первичные языковые морфемы и образованные из них лингвистические конструкты, в особенности имена, табу и нор­мы, тотемистические образы, формулы ритуальной практики. Объект-медиатор возникает всякий раз в результате особого и неповторимого духовно-энергетического акта и специфического партисипационного переживания. В то же время он есть результат онтологического диалога между субъектом и отчуждённым прафеноменом, выступающий в качестве опредмеченной формы пре­одоления этого отчуждения. Объект-медиатор, формирующийся на гра­нице субъектно-объектного взаимодействия, всегда обладает своеобразной самостностью, не сводимой к значениям и функциям, которыми его на­деляет субъект.

Собственно говоря, рождение объекта-медиатора знаменует рожде­ние культуры, поскольку именно они, объекты-медиаторы, “вклинив­шись” или став своеобразной “прокладкой”-мостом в расширяющейся пропасти отчуждения между прафеноменом и переживающим я, озна­меновали начало разворачивания культурного способа бытия как фор­мы преодоления этого отчуждения. Объект-медиатор — искусст­венный феномен. Его генеральная функция — субъектно-объектная медиация по тому или иному прагматическому поводу. Но природа не только глубоко синкретична, она знакова, поскольку искусствен­ный феномен в любом случае, в отличие от природного прафеномена, выступает знаком трансцендентных принци­пов упорядочения, единичным “застывшим слепком” которых он является. Можно сказать, что знаковость здесь продуцируется неравенством культурного (искусственного) феномена самому себе в смысле несводимости его к сумме внешних эмпирических характеристик или прагматических функций.

Далее, выделяя наиболее значимые коррекции к семиотическим концепциям, мы акцентируем внимание на том, что знаковые структу­ры были максимально сращены с базовыми для них мыслеформами лишь на самых ранних стадиях становления культуры. Само это ста­новление выражается, в частности, в постепенной замене первичного изоморфно-изофункционального тождества все более и более опосре­дованной корреляцией. Всякая знаковая структура, определившись в границах значения, начинает жить автономно от генетической цепочки породивших ее мыслеформ. Поэтому, говоря о более поздних эпохах, необходимо проводить специальную работу по выявлению и описанию тех мыслительных процедур, посредством которых этот изначально чисто когнитивный процесс переводится в конкретные знаковые формы.

Для предварительного определения важнейшего вопроса о статусе базисного смысла (значения, по Пирсу, наиболее близкого к общеупотребительному) мы сочли возможным условно разделить все потенциаль­ные смысловые позиции по отношению к данному феномену на две группы. Первая группа — сумма значений ассоциативных. Они спонтанны, произвольны и релятивны, а также субъективны и необяза­тельны. Вторую группу представляют значения, которые можно назвать функциональными. Они вырастают из того первичного смыс­лового субстрата, который как необходимость опредметился в данном феномене. В рамках конкретной культурной традиции этот смысловой субстрат задаёт круг безусловных функциональных значений. Последние составляют как бы своеобразные эйдетические ниши в предметно-смысловом пространстве культуры, функ­ционально онтологизующие заполняющие их феномены, которые хра­нят пути генетизации цепи мыслеформ, восходящих к первосмыслам и первообразам. Наконец, эйдетические ниши смысловых субстратов, опредмеченные эмпирическими феноменами, эманируют (испускают из себя) расходящееся облако рассеивающегося смысла.

Рассеивание или отпадение производных смыслов происходит кру­гами. Сначала безусловная связь феномена и его семиотическо­го образа заменяется условной (например, посредством символи­ки: аллегории, метафоры, эмблемы и др. конвенциональные фигуры), а затем принудительной. А далее уже начинается сфера значе­ний ассоциативных, т. е. произвольных и необязательных.

Существенной культурологической коррекцией к семиотическим теориям является фиксация важнейшего и универсального процесса смещения партисипационного переживания от самого исходного прафеномена к замещающей его знаковой конструкции. Смыслообразующая энергия переживания “делегируется” из мира прямых проявлений континуаль­ного природного психизма в мир их дискретных знаково-инобытийственных, т. е. собственно культурных, репрезентаций (семиотических эквивалентов). Вторичная рефлексия и порождаемая ею прогрессия производных расчленений с соответствующим образованием “знаков знаков” и “образов образов” разворачивается уже в автономном пространстве культурного смыслеобразования. По прохождении этой отправной точки сознание включает­ся в партисипационные отношения не с прафеноменом, а со знаковым конструктом, входя в пространство связанных с ним значений. Это пространство значений, окружающее эйдетическую нишу, сложившуюся вокруг прафеномена, можно назвать гравитацион­ным полем прафеноменального эйдоса.

Для культурологического подхода важно определить, где пролегает граница адекватного соотношения знака и означаемого в рамках продуктивно функционирующей феноменологической ниши, а где начинается поле дурной бесконечности вторичного и третичного знакотворчества по поводу базового значения. Замыкаясь в себе, язык не просто начинает жить самостоятельной жизнью — он начинает от­рицать тот прафеноменальный материал, на котором взрастает и инобытийственным выраже­нием которого являете я. В этом случае базовое значение теряет безусловность и становится одним из возможных в ряду других.

Наблюдая за движением фронта рефлексии, можно в общем виде описать основные фазисы семиотического цикл а, в полном или редуцированном виде протекающего как в макрокультурных исто­рических образованиях, так и в локальных культурных традициях.

Семиотический код, соответствующий новообразованному смыслу, находится и устанавливается не сразу. Изначально полагается более широкая семиотическая сфера. В ней смысловой феномен получает не­собственные, замещенные номинации, данные как отпадения от уже имеющихся в культуре устойчиво конституированных смысловых кон­струкций. Далее изначально размытая сфера производных значений какой-либо внешней (иноположенной ей) смысловой структуры посте­пенно сужается, вычленяясь из “родового” синкрезиса. Феномен послойно отчуждается от обобщённо-коннотативных значений и обретает наконец своё собственное завершенное инобытие в виде адекватного и автономного семиотического конструкта. За рабочий критерий адек­ватности здесь можно принять сам факт установления устойчиво зак­репляемой в культуре стандартной связи между феноменом и его семио­тическим эквивалентом. И, с другой стороны, замещение во вторичной рефлексии партисипации к самому феномену партисипацией к его знаковой ипостаси. Таким образом, семиозис всегда догоняет. Действительно, всякий феномен получает имя в культуре значительно позже, чем обнаруживаются его реальные фе­номенологические проявления.

Обобщённо перечисляя фазисы семиотического цикла, мы выделяем следующие.

1. Целостное нерасчленённое апофатическое переживание.

2. Распад партисипационного единства под действием отчуждаю­щей рефлексии.

3. Первичная семиотизация в замещенной форме.

4. Обретение адекватного кода.

5. Окончательное смещение партисипационного переживания к знаковой структуре.

6. Замыкание знаковой структуры полностью в себе.

Таковы вкратце основные моменты, наиболее значимые для прояс­нения проблем семиозиса в контексте нашей системно-культурологи­ческой концепции.