Глава V структурно-семантический каталог

§ 1. Подход к проблеме

Образ культуры в любой её точке стереометричен. Всё отражается во всём, и каждый феномен как бы растворяется в бесчисленном коли­честве разнонаправленных связей и отношений. Любые аналитические процедуры мышления, в силу своего линейного характера, способ­ны лишь к выделению отдельных плоских проекций неуловимого сте­реометрического целого, которое никоим образом не желает сводиться к механической сумме этих отдельных аналитических проекций. Сте­реометрическое целое культурного феномена отличается от своего понятийного образа, сконструированного из частных аспектов, как орга­низм от механизма. Однако сам линейно-последовательный характер направленного во времени потока мышления не позволяет нам выр­ваться за пределы аналитически-проекционного способа моделирова­ния наших представлений. Даже если обратиться к интуитивно-симультанным формам восприятия реальности, известным как наитие, откровение или инсайт, то всё равно любой дискурсивный способ полу­ченного в результате знания будет неизбежно носить всё тот же линей­но-последовательный характер. Интуитивный способ понимания более адекватен предмету, ибо онтологически параллелен самой целостной природе феномена. Но при этом полученный опыт не может быть адек­ватно транслирован вовне, не подвергаясь линейно-аналитическому пе­реводу в дискурсивные формы той или иной языковой системы. Таким образом, этот опыт, при всей его экзистенциальной значимости и пережи­ваемой субъектом императивной безусловности, остаётся опытом индиви­дуальным и не может быть адекватно преобразован в опыт социальный.

Далее, прежде чем поставить вопрос о том, что можно предпринять в подобной ситуации, следует определить свою позицию по отношению к вечному и проклятому вопросу: рационален или иррационален окру­жающий нас мир. Причём речь идёт не о решении этого вопроса — как свидетельствует многовековой опыт, доказательного решения здесь не существует, — а именно об определении позиции. Из наблюдения за последовательным крушением всяческих рационально объясняющих мир систем всегда можно сделать два различных вывода. Один прово­цирует очередную волну иррационализма, как правило сопровождае­мую мазохистским самоуничижением человеческого духа и “похорона­ми бога”. Другой вывод, напротив, связан с констатацией ограниченности знания, а кризис парадигм и методологий рассматривается в контексте недостаточной рациональности самого мышления, при том что сама эта рациональность как таковая признаётся неотъемлемым качеством реаль­ности. Есть и третий вариант. Мир признаётся частично рацио­нальным. В “неклассической” картине мира этот самый мир как целое не существует. Есть фрагменты, локусы, срезы и аспекты, для ориен­тирования в которых мышление строит всякий раз особую “региональ­ную онтологию”.

Здесь не место затевать длительную дискуссию. Ограничимся лишь одним штрихом. Если мир дезинтегрирован и не существует как целое, то не существует как целое и параллельно ему дезинтегрированное мышление. Это нельзя не признать, если считать, что мышление само является частью реальности и единосущно ей, а не созерцает эту реаль­ность из какого-то запредельного пространства. Иначе говоря, призна­вая рациональность установок и инструментов мышления, мы обязаны признать соответствующую рациональность самоорганизации внешней реальности. В противном случае, откуда бы взялась рациональность мышления, если мир как таковой иррационален? С другой стороны, как бы ни было дезинтегрировано научно-аналитическое сознание постмодернистских мыслителей, их мышление тем не менее остаётся вполне определённым образом интегрировано в рамках личности как целого, что в случае необходимости может быть подтверждено психиатриче­ской экспертизой. И что с того, что характер этой интегративной связи, как правило, не осознаётся самим субъектом? То же можно, на наш взгляд, сказать и о культуре в целом. По нашему мнению, интегративные связи между различными “региональными онтологиями” существуют, иначе культурный универсум распался бы на изолированные фрагменты не теоретически, но и практически, а этого все же не происходит. Некие нерефлектируемые (или по крайней мере труднорефлектируемые) прин­ципы смыслополагания, группирующие “смысловые облака” вокруг сквозных семантических инвариантов, продолжают связывать бесконечно дробящиеся, умножающиеся и разбегающиеся линии культурной фено­менологии.

Далее, если мы осмелимся признать, что недостатком рациональ­ности страдает всё-таки наше сознание, а не сама культурная реаль­ность, то возникает вопрос — не менее вечный и проклятый, — что при­нять за то всеобщее основание, из которого можно было бы вывести всё пугающее многообразие культурной реальности? Осознавая всю риско­ванность постановки самой задачи, мы всё же, хотя бы в рабочем поряд­ке, выдвигаем системно-культурологическую гипотезу, где всеобщим принципом является смыслообразование, основанное на типологии струк­тур, образуемых бинарными расчленениями первоначальных синкрети­ческих целостностей и возникающими между этими структурами отно­шениями. Из предшествующих разделов становятся ясны как сами содержательные грани концепции, так и её методологические основа­ния, не сводимые к одним лишь структуралистским методам, но опираю­щиеся также и на классическую диалектику, и на разнообразные “диа­логические” представления гуманитарной мысли XX в.

Любые объясняющие теории, построенные на принципе бинарных оппозиций, от спекулятивистской диалектики Гегеля до классического структурализма или юнгианства, рано или поздно подвергались жесто­кой и обоснованной критике. Но, критикуя системы, никто не опроверг самого принципа бинарных расчленений — метакода культу­ры как целого. Всеобще-оппозитную сущность культуры можно просто не замечать. Это с успехом получалось у Ветхого Адама, погру­женного в архаическую нерасчленённость. Но с утратой интеллектуаль­ной девственности игнорировать тотальный дуализм, объединяющий объективную самоорганизацию внешнего мира и упорядочивающие механизмы мышления, становится всё труднее. Изощрённый интеллект склонен скорее делать вид, что не замечает этого дуализма. Строя нео­синкретические модели с неоппозитными отношениями и табуируя то тот то другой вид расчленяющих процедур, неклассический дискурс за­гоняет этот дуализм вглубь, как бы затеняя его и придавая ему скры­тую форму. Дуализм, который можно лишь весьма ограниченным обра­зом завуалировать на понятийно-содержательном уровне и совершенно невозможно ни в малой степени исключить из самого языка, подспудно присутствует даже в самых “текучих”, самых “амбивалентных”, самых “интерсубъективных” моделях, выстраиваемых постструктуралистами и деконструктивистами в рамках неклассических парадигм.

Признавая безусловную эвристическую ценность данных парадигм, мы всё же не склонны бежать от бинарной структурности в стремлении слиться с тотальной текучестью смысла. Тем более, что убежать от него, как нам представляется, невозможно. Впрочем, мы знаем только три способа: вернуться в утробу матери, вернуться в природное (докультурное) состояние или достичь божественности, в которой снимается весь опыт культуры со всеми её расчленениями. Пока ни один из этих путей не представляется реализуемым, остаётся совершать интуитивные трансцендирующие “скачки” и постигать мир в симультанном откровении, примиряясь с тем, что это постижение не выходит за пределы индиви­дуального экзистенциально-духовного опыта, — на такой путь настав­ляют нас различные мистические, оккультные, восточные (в широком смысле магические или неомагические) традиции. В ином случае остает­ся идти путём рационалистического дискурса, где принцип линейной последовательности форм сознания и языка сочетается с дуалистиче­ским изоморфизмом этого сознания (и шире, ментальности вообще) и самих структур внешнего мира.

Соединение принципа структурной дуализации с принципом ли­нейно-аналитической последовательности и составляет дискурсивно-методологическую основу интерпретации культурных феноменов, кото­рую мы называем принципом структурно-семанти­ческого каталога (ССК).