§ 3. Исторические судьбы цивилизации индивида в последующие эпохи

3.1. Отдельно следует остановиться на перипетиях цивилизации индивида с той поры, когда последняя утратила монополию и вынужде­на была существовать на фоне цивилизации паллиата, а затем и лично­сти. Цивилизация индивида становится локусом в рамках более широ­ких целостностей, основанных на иных жизнестроительных принципах. Как уже говорилось выше, экзистенциальные ориентации индивида, человека иерархически-родовой структуры со свойственным ему объект­но-субъектным режимом партисипации и трансцендирования, принци­пиально не изменились. Вообще экзистенциальные ориентации отно­сятся к культурно-антропологическим характеристикам. Другое дело, что такой человек способен до определенной степени ассимилировать свойства, нормы, установки, способствующие его адаптации и взаимодействию с другими цивилизационными парадигмами. Так, сельский мир может идти на компромисс с государством, признавать перед ним какие-то обязательства, но до тех пор, пока государство не разрушает основ родового уклада.

Вообще говоря, границы адаптации, с одной стороны, существенно шире, а с другой, эфемернее, нежели это может показаться рационализо­ванному сознанию. В монографии С. Лурье “Метаморфозы традицион­ного сознания” приводится рассуждение исследователей Рудольфа и Феликса Киссингов, которые фиксируют, что за какие-то десять лет па­пуас может “полностью отойти от представлений о космосе, принятых в его племени”. Миссионер убеждает его в том, что источником могуще­ства белого человека является Библия. А через пять лет он узнает о высадке на Луну, которую еще недавно воспринимал как тотемное боже­ство. Авторы поражаются тому, как человек может справиться с такими хаотическими сдвигами в области сознания и не сойти с ума. Между тем в сознании папуаса Луна как тотемное божество свободно уживает­ся с Луной, на которую “летают”. (Иванушка ведь ходил к бабе-яге в царство мертвых, и ничего.) Идея небесного тела в сознании Киссингов существенно далека от аналогичной идеи в сознании папуаса. Причем идея Луны как небесного тела отбрасывается без всякого ущерба для архаического субъекта.

Именно поэтому адаптивные буферы для цивилизационного сим­биоза отпадают и сбрасываются при первой возможности. Как только исчезает необходимость, родовая модель стремится освободиться от не­органичных ей напластований. Если, как уже отмечалось, овладение теми или иными достижениями технологии, системами передачи и усвоения знания не затрагивает экзистенциальных ориентации субъекта, то не­трудно догадаться, почему индивид, с его архаическим ментальным суб­стратом, получающий в руки современные высокие технологии, становится опаснейшим врагом цивилизации как таковой.

Разумеется, у всякого нормального человека имеются ценностные привязки к близким и родным, то есть тем, кто представляет род. Эти ориентации никогда не бывают устранимы до конца. Однако у индиви­да такие ориентации нормативны и неотменяемы. Никаких более зна­чимых ценностей для него не существует, что бы он ни утверждал по этому поводу. Ради них он может отказаться от ценностей любых дру­гих уровней. Субъект с другой доминантой также не чужд этих ориен­тации, но они для него не являются последними опорами существова­ния. Так, во имя борьбы с мировым злом манихей, в отличие от родового человека, может уничтожить любого родича.

Процесс постепенного схождения цивилизации индивида с истори­ческой арены видится нам следующим образом.

Цивилизация индивида была сметена нашествием народов моря. Новообразованные после этого государства во многом включали в себя иной этнический материал и, воспроизводя на первый взгляд традицион­ные формы социальности, тем не менее перешли к осуществлению сле­дующей цивилизационной парадигмы. В нашей терминологии она на­зывается паллиативной.

Технологические открытия, а именно переход к железу, в котором часто видят причину глобальных цивилизационных изменений, по на­шему убеждению, являются следствием фундаментальных изменений ментальности. Технология обработки железа возникает тогда, когда в этом появилась необходимость, а необходимость возникает по причи­нам, к железу как таковому отношения не имеющим.

Если в форме этнокультурных целостностей цивилизация индиви­да маргинализуется и оттесняется на дальнюю периферию, то в струк­турном смысле индивидская родовая парадигма, как и база ментально­сти, лежащая в ее основе, хотя и оттесняется в глубь слоев культурной памяти, но при этом дает богатую палитру вариантов. По сей день клас­сический индивид представлен в аграрных локусах. Индивид может быть дисперсно растворен и в городской среде. Причем родовая пара­дигма индивида, как неотменяемый базис ментальности любого субъек­та культуры, способна актуализоваться и ситуативно занимать домини­рующее положение. Это происходит в те моменты, когда наслаивающиеся формы социализации и мировидения разрушаются и родовая парадиг­ма оказывается не только оптимальной, но единственной формой вписания человека в реальность. Как правило такое случается в моменты цивилизационных сломов и фазовых переходов, когда в результате сброса и расчистки семантических слоев ментальности и, соответственно, пред­метного тела культуры (такой процесс обычно воспринимается совре­менниками как раскультуривание и гибель упорядоченного космоса) обнажаются первичные и наиболее архаичные основания человеческой бытийственности, где индивид оказывается до известной степени в своей стихии.

Индивид является наиболее социально манипулируемым персона­жем. Однако возможности такого манипулирования лежат в пределах, которые не разрушают родового космоса. И внутри этой системы, и вне ее, в стадиально иных контекстах.