1 См.: Mahdi m. Ibn Khaldun's philosophy of history. London:

George Alien and Unwin, 1957; Historical Essays. London:

Macmillan, 1957. В этих публикациях содержатся исключительно

глубокие комментарии, подготовленные X. Р. Тревором-Роупером.

заканчивается неудачей, фактически оборачиваясь

трансисторической бессмыслицей.

Короче говоря,релевантностьисторш1 сама подчинена принципу

исторической определенности. Конечно, о любом явлении ложно

сказать, что оно "вышло из прошлого", но смысл этой фразы как

раз и является проблематичным. В мире иногда происходят

совершенно новые события, в некотором смысле история и

повторяется, и не повторяется. Это зависит от того, историю

какой социальной структуры и какой эпохи мы изучаем1.

1 Хочу сослаться на подтверждающее данный тезис рассуждение из

превосходного описания исторических типов Уолтером Галенсоном:

"Предельный доход от обработки старых земель остается

небольшим... при отсутствии... необходимых новых материалов...

Но это не является единственным оправданием, чтобы

сосредоточиваться на более поздних событиях. Современное рабочее

движение отличается от рабочего движения тридцатилетней давности

не только количественно, но и качественно. До тридцатых годов

оно было по своему характеру замкнутым на себя, его решения не

имели большого влияния на экономику, и оно больше было занято

своими узкими внутренними проблемами, чем проблемами

национальной политики". (Galenson W. Reflections on the writing

of labor history // Industrial and Labor Relations Review. Oct.

1957). В антропологии спор между "функциональным" и "историче

ским" объяснениями имеет давнюю историю. Антропологам чаще при

водилось быть функционалистами, так как им негде было брать исто

рические материалы по исследуемым "культурам". Они действительно

Должны стараться объяснять настоящее из настоящего, находя объяс

нения в значимых переплетениях различных характеристик современ

ного им общества. Недавнее обсуждение этого вопроса см. в кн.:

Gell-ner E. Time and theory in social anthropology // Mind.

April. 1958.

То, что этот социологический принцип можно применить сегодня к

Соединенным Штатам, что наше общество, возможно, переживает

такой период, для которого историческое объяснение менее

существенно, чем для других обществ и других исторических эпох,

по моему мнению, имеет далеко идущие последствия и может помочь

нам понять некоторые важные характеристики американской

общественной науки в целом. Во-первых, мы поймем причину того,

что многие обществоведы, изучающие только современные западные

общества, или даже еще уже, только Соединенные Штаты, считают

историю малополезной для своей работы. Во-вторых, становится

ясно, почему некоторые историки начинают говорить, и, по-моему,

все чаще, о "Научной истории" и пытаются использовать в работе

крайне формальные, даже откровенно антиисторические методы. В-

третьих, мы объясним то, что историки другой категории довольно

часто дают понять, особенно в воскресных приложениях, что

история на самом деле чепуха, что историки занимаются

производством мифов о прошлом для достижения сиюминутных

идеологических целей, как либеральных так и консервативных.

Прошлое Соединенных Штатов и в самом деле является прекрасным

источником для счастливых образов, и, если мое мнение о

бесполезности большей части истории для понимания современности

верно, то сам этот факт еще больше облегчает идеологическое

использование истории.

Значение исторического исследования для задач и перспектив

общественной науки, конечно, не сводится к "историческому объ

яснению" одного "американского типа" социальной структуры. Более

того, само представление об исключительной важности историче

ского объяснения является идеей, которая должна обсуждаться и

проверяться на соответствующих данных. Даже рассматривая один

тип современного общества, отрицая роль исторического материала

можно зайти слишком далеко. Только на основе сравнительных

исследований мы можем убедиться в том, что отсутствие опреде

ленных исторических фаз у общества оказывается зачастую совер

шенно необходимым для понимания его современного состояния.

Отсутствие эпохи феодализма является неотъемлемым условием

формирования многих черт американского общества, в том числе

таких, как характер элиты и исключительная подвижность ее ста

туса, которую часто смешивают с отсутствием классовой структуры

и "отсутствием классового самосознания". Обществоведы могут

попытаться отказаться, а фактически многие и отказываются, от

истории посредством чрезмерной формализации "Концепта" и ме

тодики. Но для этого им необходимо принять такие базовые допу

щения о природе истории и общества, которые не являются ни

плодотворными, ни истинными. Такой отход от истории в лучшем

случае позволит понять самые новейшие черты этого одного об

щества, являющегося одной из исторических структур, надеяться на

понимание которой мы не можем, если не будем руководствоваться

социологическим принципом конкретно-исторической определенности.

4.

Самыми интригующими сегодня во многих отношениях являются

проблемы социальной и исторической психологии. Именно в этой

области происходит поразительное слияние главных традиционных

интеллектуальных направлений нашего времени, точнее,

формирование западной цивилизации. Именно в области психологии

"природа человеческой натуры" и унаследованный от Просвещения

образ человека подверглись сомнению в связи с появлением

тоталитарных режимов, этнографическим релятивизмом, открытием

большого потенциала иррационального в человеке и самой быстротой

происходящей прямо на глазах исторической трансформации людей.

Мы уже видели, что биографии мужчин и женщин, разнообразные

индивидуальные типы, к которым они принадлежат, нельзя понять

без связи с социальными структурами, организующими их

повседневную жизнь. Исторические трансформации влияют не только

на образ жизни индивида, но и на сам характер, на пределы и

возможности человеческого существа. Как субъект истории ди

намичное национальное государство, кроме того, представляет со

бой такое образование, внутри которого происходит отбор и фор

мирование всего разнообразия мужчин и женщин, свободных и

угнетенных. Национальное государство является также образова

нием, производящим людей. В этом заключается причина того,

почему борьба между странами и военно-политическими блоками

является еще и борьбой за тот тип личности, который будет преоб

ладать на Ближнем Востоке, в Индии, Китае, Соединенных Штатах.

Вот почему сегодня культура и политика так тесно связаны между

собой. И именно поэтому существует столь настоятельная

необходимость в социологическом воображении. Ибо мы не можем

адекватно понять "человека" как изолированное биологическое су

щество, как сплетение рефлексов и набор инстинктов, как "объект

познания" или как систему. Независимо от того, каким может быть

человек, он является социально-историческим актором, которого,

если и должно постигать, то только в тесном и непосредственном

взаимодействии с социальными и историческими структурами.

Конечно, можно бесконечно долго говорить об отношениях между

психологией и общественными науками. Большая часть рассуждений

представляет собой формальную попытку интегрировать различные

идеи о "личности" и "группе". Без всякого сомнения, все они так

или иначе кому-то полезны; к счастью, в нашей попытке

сформулировать предметную область общественной науки их

затрагивать не нужно. Однако психологи могут определить для себя

сферу исследований, а экономисты, социологи, политологи,

антропологи и историки в своих исследованиях человеческого об

щества должны исходить из предварительных допущений о "чело

веческой природе". Эти допущения в настоящее время попадают в

область социальной психологии.

Интерес к этой области растет, потому что психология, как и

история, является настолько фундаментальной для общественно-

научных исследований, что, поскольку психологи не обращаются к

этим проблемам, обществоведы сами становятся "психологами".

Экономисты, наиболее "формализованные" из обществоведов, со

образили, что традиционный "экономический человек", расчетливый

гедонист, больше не может служить психологическим основанием для

адекватного изучения ими экономических институтов. В

антропологии в последнее время появился интерес к "личности и

культуре", для социологии, как и для психологии, "социальная

психология" стала новым полем для исследований.

В ответ на эти интеллектуальные течения некоторые психологи

opedophmkh ряд различных работ в области "социальной пси

хологии", другие самыми разными способами попытались дать новое

определение границ психологии с тем, чтобы оградить себя от

изучения факторов, имеющих явную социальную природу, а третьи

ограничили свою деятельность физиологией человека. Я не хочу

сейчас анализировать все академические специализации внутри

сильно раздробленной в настоящее время психологии и, тем более,

судить о них критически.

Существует один стиль психологических размышлений, который

академическими психологами открыто не используется, но тем не

менее оказывает на них влияние, также, впрочем, как и на нашу

интеллектуальную жизнь в целом. В психоанализе, особенно в

работах самого Фрейда, проблема человеческой природы ставится

предельно широко. Если подвести итог, то становится ясно, что на

протяжении последнего поколения менее ортодоксальные пси

хоаналитики и их последователи сделали два шага вперед.

Во-первых, они преодолели рамки физиологии индивидуального

организма и стали изучать те малые семейные группы, в которых и

происходят жуткие мелодрамы. Можно сказать, что Фрейд подошел к

анализу индивида внутри родительской семьи с неожиданной,

медицинской точки зрения. Конечно "влияние" семьи на человека

было замечено давно. Новым оказалось то, что, как социальный

институт, семья, в соответствии с воззрениями Фрейда, оказалась

ответственной за характер и жизненную судьбу человека.

Во-вторых, социальный элемент в объективе психоанализа был

существенно расширен особенно в результате включения, так ска

зать, социологической проработки суперэго. В Америке к психо

аналитической традиции присоединилась другая, имеющая совершенно

иное происхождение и получившая развитие в социальном

бихевиоризме Дж.Г.Мида. Но затем в исследованиях наступила

полоса ограниченности и нерешительности. Непосредственный фон

"межличностных отношений" сейчас изучен хорошо, но более широкий

контекст, в котором размещаются сами эти отношения, а

следовательно, и сам индивид, не просматриваются. Конечно, есть

исключения, например Эрих Фромм, который прослеживал связь между

экономическими и религиозными институтами и определял их

воздействие на людей разных типов. Одной из причин общей

нерешительности этого направления является ограниченность со

циальной роли психоаналитика. Его деятельность и научные пер

спективы исследований в силу профессии ограничены отдельным

пациентом, и специфическими условиями своей практики. К не

счастью, психоанализ до сих пор еще не завоевал себе прочного

места в академической науке1.