абстрактной живописи, потому что ее смысл надо разгадывать, но ему еще никогда не удавалось разгадать его ...

Японские художники слишком серьезно относятся к художе­ ственному творчеству, к искусству, чтобы рассматривать его как эстетскую игру форм, как самовыражение индиви­ дуальности автора. Для знатоков искусство — средство про­ никновения в сущность вещей и явлений, средство познания и раскрытия окружающей реальности. Желание понять при­ роду вещей, стремление постичь сложные явления и про­ цессы жизни породило у них средства и образы символизма, привело к условностям в искусстве.

— Мне хотелось лишь отметить, что тщательное изуче­ ние древнего мира, искусства прошлых эпох, мой опыт и, позвольте заметить, личный инстинкт приводят меня к убеж­ дению, что истинные мастера прошлого, неустанно совер­ шенствуя свое искусство, отнюдь не ограничивались одно­ образным копированием. Их зрелость измерялась не тем, насколько скрупулезно они следовали своим предшественни­ кам, но тем, каково их творческое участие в непосредствен­ ном обогащении искусства, его жанров, стилей, почерков, умножение его выразительных средств. Именно в этом смысле — позвольте подчеркнуть — одних традиций недо­ статочно, как бы они велики ни были.

ЗА ЯПОНСКОЙ МАСКОЙ

Иероглифические пиктограммы помогают нам понять, что корни прекрасного генеалогически уходят в эстетическое восприятие человеком окружающей природы в процессе его труда- И творчество по законам прекрасного есть сущность выявления в предмете его естественных свойств.

— И если сравнить японскую национальную архитек­ туру, особенно принципы интерьера, — говорит Охара сэн­ сэй в свою очередь, — с заморской, в частности американ­ ской, современной архитектурой, то здесь, на мой взгляд, зияет бескрайняя пропасть. Вообще говоря, с американцами японцы живут на противоположных берегах не только в смысле физическом или географическом. В океане вечноте­ кущей жизни Япония и Америка развивались в неодинако­ вых исторических плоскостях, в их общечеловеческом дви­ жении пролетали различные параметры времени; различны, конечно, их традиции и в мире интеллектуальном . . .

70

—Вы говорите с позиции прошлого, имея в виду пути, которыми шли страны, народы Японии и Америки. Но разве

внаши дни положение не изменилось, разве в сегодняшней жизни японцев не наблюдается явлений нового характера, фактов американизации?

—Со дэс нэ, послевоенный период ознаменовался для Японии весьма существенными переменами в различных сферах, особенно разительными в области материального производства, индустриального развития. Американское вли­ яние и даже участие здесь бесспорно. Для всех очевидно также не наблюдавшееся ранее вторжение американских воззрений в различные сферы социальных интересов япон­ ского общества. Однако, в отличие от материального произ­ водства, проникновение американских концепций в мир ду­ ховных взглядов японцев нельзя признать сколько-нибудь глубоким или органическим. Оно скорее носит внешний, по­ верхностный характер, представляет своего рода налет. Аме­ риканская цивилизация, позвольте заметить, в основе своей не идет далее ограниченного прагматизма. Она, насколько мы ее осознаем, лишена глубины, философских корней, вы­

соких духовных идеалов, свойственных иным культурам. У нее нет, с моей личной точки зрения, крайне важного фактора — исторического и интеллектуального наследия, ко­ торым обладают древние народы. Иными словами, речь идет о преобладании своего рода ущербной структуры — амери­ канского провинциализма, — для которой в большой мере характерно отсутствие самобытных традиций — историче­ ских, культурных, эстетических. Отсюда, на мой взгляд, про­ истекает ограниченность в массе американцев интеллекту­ альных интересов, неразвитость художественного вкуса, пре­ валирование дурных образцов в области этических норм и принципов.

— Но явления отрицательные могут влиять на других не в меньшей степени, чем факторы положительные. «Когда пересаживают старое дерево, с ним пересаживают и его болезни», — гласит японская поговорка. И разве японцы не испытывают их воздействия на себе?

— Со дэс нэ, — продолжает Охара, — примеры пагубного влияния «американского пути жизни» в Японии слишком многочисленны, чтобы их игнорировать или недооценивать опасность их последствий. Страна наводнена весьма низко­ разрядной американской печатной продукцией, убогими ко­ миксами и детективами, в которых проповедуется эротика,

71

порнография, садизм, гангстерство; с телевизионных экранов не сходят бесконечные серии пошлых и тупых голливудских фильмов, где с поразительной одержимостью утверждается мир чудовищных преступлений, социальной патологии, кро­ вавых кошмаров, психология бандитизма, возведенного в степень национальной мании, истерии ...

— Факты, — замечаю я, — поистине восстают, со всей силой вопиют сами за себя... И ведь, как известно, «только слепые не опасаются змей» ...

И здесь автор позволяет себе привлечь внимание читате­ ля к тому, что мутный процесс «культурной экспансии» не прекращается. И мы видели, как множится число тех, кто возвышает свой голос в защиту японской национальной культуры. Характерна в этом смысле статья руководителя Ассоциации новой японской литературы, писателя Накано Сигэхару «Американская культура «оккупирует» Японию». Общеизвестно также, что «оккупация» осуществляется от­ нюдь не невидимыми путями. Весьма активно действуют раз­ ного рода институты и организации. Многомиллионные ас­ сигнования выделяются фондами Рокфеллера и Форда для осуществления «Программы изучения японо-американских отношений», изучения дальневосточных проблем и т. п. Ис­ тинные замыслы «цивилизаторской филантропии» американ­ ских миллиардеров, разумеется, никого не могут обмануть. Фудзино Наохико в статье «Японо-американское сотрудни­ чество в изучении Азии и долг ученых», опубликованной в августовском журнале «Бунка хёрон»*, указывает на стрем­ ление американцев к созданию под своей эгидой недоброй славы «сферы совместного процветания Великой Восточной Азии». Интерес в этой связи представляет и выступление Корэхито Курахара, опубликовавшего статью «Националь­ ная независимость и национальная культура». В ней указы­ вается, в частности, что «с тех пор, как Япония оказалась оккупирована американским империализмом, в нашу страну беспрепятственно проникает американский образ жизни и образ мышления, реакционная империалистическая идеоло­ гия, растленная буржуазная культура ... Погибают выдаю­ щиеся культурные ценности, веками создававшиеся япон­ ским народом... Национальная культура Японии стоит пе­ ред лицом серьезнейшего кризиса. Вместе с тем историче­

* «Бунка хёрон» («Культурное обозрение»), Токио, 1962, № 8.

72

ский опыт учит, что без самостоятельной национальной культуры невозможна национальная независимость. Народы, не сумевшие отстоять национальную культуру своей страны от разрушения ее захватчиками, на долгие столетия попадали в рабство, тогда как народы, которым удалось сохранить са­ мобытную культуру своей страны, рано или поздно добива­ лись национальной независимости . . , Именно поэтому столь велико значение борьбы за сохранение и развитие нацио­ нальной культуры, которую ведет теперь японский на­ род .. .»*

Со всем этим, разумеется, невозможно примириться, и многосложная борьба здесь не прекращается во всех сферах жизни: в обществе, в семье, в каждом японце. И все же, если смотреть на вещи углубленно и говорить откровенно, во мне преобладает оптимистический взгляд, хотя это и звучит несколько парадоксально. Во мне живет уверенность в том, что лучшие моральные традиции японского народа, испытан­ ные временем, обладают необыкновенной жизнестойкостью, защищены здоровым иммунитетом. И в этом смысле, как у нас принято говорить, «морю пыль не страшна». Народ Япо­ нии является нацией древней, многовековой цивилизации, старинных духовных традиций. Об этом красноречиво сви­ детельствуют многочисленные исторические и литературные источники. Достаточно вспомнить, что первый памятник кси­ лографической печати появился на японской земле тысячу двести лет назад. Всеобщее восхищение вызывают памятники японской национальной архитектуры — неповторимые по самобытности замки, средневековые дворцы, уникальные храмы с их изумительными образцами скульптурного твор­ чества. Мы гордимся тем, что японцы дали миру талантли­ вейших живописцев — Сэссю, Хокусай, Утамаро, Хиросигэ, Тэссай. Это бесценное наследие создавалось и формирова­ лось в условиях неустанной борьбы многочисленных поко­ лений японцев, в неравном и тяжком единоборстве с необуз­ данными силами стихий, которые беспощадно обрушива­ лись на них в лике грозных морских тайфунов, чудовищных наводнений, вулканических извержений с их смертоносной лавой, обращавшей в мертвый пепел всякую жизнь на своем пути... Японский архипелаг едва ли не каждодневно вздра­ гивает от фантастических подземных толчков, которые не­ редко приводят к неисчислимым жертвам.

* «Бунка хёрон», Токио, 1962, № 7.

73

Условия жизни японцев поистине суровы, повсюду им угрожают злобные силы природы. На земле их часто проис­ ходят чудовищные извержения вулканов, подземные толчки сотрясают города, на них обрушиваются катастрофические потоки цунами и тайфунов, которые приносят невероятные несчастья народу. И свирепые бедствия эти нередко воспри­ нимаются японцами, особенно старшим поколением, не как буйство стихийных сил: они нередко осознаются ими как проявление злой воли богов и враждебных духов, умило­ стивить которых могут лишь заклинания жрецов в храмах

инепрестанные жертвоприношения.

Вмоем дневнике сохранились листки с беглыми замет­ ками. Вечером 26 сентября 1959 года остановились поезда во всей центральной части Японии. Внезапно погас свет, замерли города в мрачном ожидании нашествия стихии. Плотным мас­ сивом стремительно надвигался океанский тайфун. С неве­ роятной силой он обрушился на японский архипелаг. Это был самый опустошительный тайфун за последнюю четверть столетия. Велики были несчастья, которые принес он япон­ цам. В дикой ярости океанские волны мгновенно смыли дамбы, захватив в свои объятия многочисленные города, де­ ревни, не оставив следа от прибрежных рыбацких поселений. Свыше полутора миллионов лишилось очагов. Тайфун отнял жизни у четырех тысяч пятисот человек, погибших под раз­ валинами домов или утонувших при наводнении. Около во­ семнадцати тысяч японцев получили различные травмы.

Особенно трагическими были последствия тайфуна в На­ гоя, третьем по величине городе в Японии. Он весь оказался под разбушевавшейся водой, шквалы которой разрушили тысячи промышленных предприятий текстильной, керамиче­ ской, машиностроительной, лесообрабатывающей промыш­ ленности. Десятки тысяч людей были обречены на голод. Бедствие охватило крестьян окрестных районов. Залитые морской соленой водой поля потребуют многих лет для их очистки и получения урожая. Погибли все запасы продо­

вольствия. Вспыхнули эпидемические болезни.

Вдни, когда писались эти строки, стихия принесла бед­ ствие на юге Японии. 24 марта 1964 года в префектуре Ка­ госима произошло сильнейшее извержение вулкана Сакурадзима, один за другим возникли два могучих взрыва, кото­ рые выбросили из кратера град огромных камней. Клубы пепла с лавой поднялись на высоту двух тысяч метров.

Вяпонском языке есть классическая поговорка, глубоко

74

характерная для жизни этой страны. Она состоит из четырех слов — наименований того, что считается самым грозным: «землетрясение, гром, пожар, отец». На первом месте стоит землетрясение. В июне 1964 года Японию постигло ката­ строфическое землетрясение, которое особенно разруши­ тельным оказалось в префектурах Нийгата, Ямагата и Акита, прилегающих к побережью Японского моря. Гигантской силы подземные толчки сотрясали города, разрушили шоссейные магистрали и железные дороги, сломали 55 мостов, разва­ лили 10 600 зданий. Вслед за подземными взрывами на берег обрушились шквалы чудовищных морских волн цунами. В результате наводнения было затоплено 13 530 зданий.

Почти одновременно с цунами стали взрываться огром­ ные резервуары с горючим. Страшной силы огненные смер­ чи, полыхавшие в девяноста эпицентрах — резервуарах с нефтью и бензином, не унимались около двух суток и по­ глотили четыреста тысяч тонн нефтепродуктов. Ущерб от землетрясения, вызванного им наводнения и пожара в пре­ фектуре Ниигата составил двести пятьдесят миллиардов иен.

Июньские бедствия были самыми трагическими со вре­ мени великого землетрясения 1923 года. Подземные удары потрясали тогда пять восточных префектур с эпицентром в токийской зоне. Первого сентября 1923 года в этих пре­ фектурах внезапно вздулась земля, а на побережье Кама­ кура, Дзуси, Кодзу с невиданной силой обрушился шквал океанских волн в десятки метров вышиной. Землю лихора­ дило, ломало, судорожно трясло. Сейсмологи зафиксировали с полудня первого сентября по полдень второго сентября во­ семьсот пятьдесят шесть толчков, а со второго по третье сентября еще двести восемьдесят девять ударов. Обезумев­ шие подземные силы вызвали пламя пожаров в городах, осо­ бенно яростные — в Токио и Йокогаме. В японской столице сгорело заживо 56 774 человека, утонуло при наводнении 11 222 человека и погибло под обломками домов 3608 человек. Целые города были превращены в груды руин. Япония лиши­ лась тогда около двадцатой части всего национального бо­ гатства страны.

—Несмотря на колоссальные жертвы в гигантской битве

сбунтующими стихиями, — слышу я голос своего собесед­ ника, — японцы оказались в состоянии отстоять существо­ вание на своих столь же суровых, сколько и прекрасных островах. Японцы любят свою землю, которая в литературе воспета как «Лотосовые острова». И быть может, оттого

75

наиболее просветленные люди Японии цель жизни усматривали в нравственном совершенствовании — личном и обще­ ственном, в создании идеалов внутреннего духовного мира. Земное существование человека они рассматривали как под­ линную цель нравственного совершенствования людей и общества в соответствии со своим пониманием и идеалами древней старины. В итоге прошлой, самой мучительной для Японии войны, в которой священная императорская армия впервые за всю историю своего оружия потерпела жесто­ чайшее поражение, японцы вобрали в себя и новый опыт — достаточно величественный, достаточно трагичный.

Мысли Охара сэнсэй напомнили мне выступление в пе­ чати Кэндзюро Янагида, известного японского ученого, фило­ софа, который долгие годы был философом-идеалистом и в 1950 году публично порвал с философским идеализмом, перей­ дя на позиции марксистского материализма. На своем горь­ ком историческом опыте, заявил Янагида, японский народ понял, насколько варварски враждебно культуре империали­ стическое государство. Отрицание культуры у нас станови­ лось все более явным, по мере того как наращивались воору­ жения и усиливалось господство военщины над политикой. Наука, мораль, искусство .. . Все это или начисто отрицали, или уродовали. Могла ли научная мысль развиваться в стра­ не, объявленной «божественной», со своим «живым богом» — императором, в стране, где государственной властью запре­ щалось пользоваться юлианским календарем, а официальная пропаганда внедряла ложь о самостоятельном летосчисле­ нии Японии, якобы берущем свое начало две тысячи шесть­ сот лет назад. Милитаристы усиленно насаждали так назы­ ваемый «японский дух», иначе говоря — эгоистический и гру­ бый буржуазный шовинизм. В философском плане этими словами прикрывался субъективно-идеалистический спири­ туализм, полностью игнорирующий научное понимание мира. В то время было опасно пользоваться словом «сякай», ибо за ним могло последовать и другое — «сюги», а от этого соче­ тания наливались кровью глаза военщины*. Людям пришлось отказаться от слова «правда», не говоря уже о других сло­ вах: «свобода», «равенство», «демократия», «человеческое достоинство». Люди опасались друг друга, боялись быть искренними.

* «С я к а й» — общество; «с ю г и» — доктрина, учение; « с я к а й с ю - г и» — социализм.

76

Вэтом обществе, подчеркивал Янагида, мораль сводилась

ктому, чтобы, пресмыкаясь перед властью, размахивать го­ сударственным флагом и кричать: «Да здравствует импера­

тор!» Даже мысль о том, что народ вправе сам распоря­ жаться своей судьбой, считалась тягчайшим преступлением.

Музыкой назывались тогда только дикие военные песни вроде «Спасибо тебе, солдат» и т. д. Нельзя было создать ни одного произведения литературы, живописи, театра или кино, которое имело бы художественную ценность. С этой точки зрения история милитаристской Японии была историей средневекового варварства.

—Японцы вобрали в себя опыт, — замечаю я в связи

свысказыванием Охара сэнсэй, — не только опыт в пора­ жении японского оружия, но и в нелегком сражении с чер­ ными силами милитаризма, царившего в Японии, феодальной инквизицией, самурайским фанатизмом, возведенным в со­

циальную доблесть! Здесь мы встречаемся не только с об­ щими закономерностями борьбы за существование и исто­ рического движения. Перед нами многосложный механизм действия социологических законов в конкретных условиях, где активно выступает и субъективный фактор — деятель­ ность людей в историческом процессе, борьба сил в обще­ стве. И разве мы не являемся теперь свидетелями глубокого конфликта между идеалами революционных перемен и фео­ дальными пережитками, столь укоренившимися в сознании многих японцев; конфликта между великими демократиче­ скими целями и полицейскими репрессиями, между лозун­ гами и свирепостью реакции?

— Со дэс н э ... Разумеется, своеобразные исторические закономерности во многом раскрываются при анализе взаи­ модействия естественных, материальных и идеологических процессов в общественной жизни японцев, как и других на­ родов. Было время успехов и многосложных испытаний для Японии, когда она осознавала себя несокрушимой миро­ вой державой, не допускавшей сомнения в том, что ей пред­ начертано самой волей небес занимать ведущее место в мире. Неблаговидна также роль великодержавной авантю­ ристической дипломатии, которая стремилась замаскировать неудачи во внешней политике. Японский генералитет и тай­ ная дипломатия употребляли в свое благо расположение им­ ператора и его окружения. В своей необузданной национа­ листической гордости они с недоверием и ненавистью смот* рели на носителей просвещения, прогресса, культуры. Все

77