ОБРАЗЫ ЯПОНОК

Бережно развернув календарный свиток, Тосио сан кладет его на стоящий передо мной низкий полированный столик с резными, сильно изогнутыми ножками в виде чешуйча­ того дракона. Утонченность вкуса наглядно сказывается у японцев даже на самых простых предметах повседневного обихода. Мягкий свет лампы сквозь матовую бумагу падает на первый лист альбома Утамаро — «О-сёгацу» — «Празд­ ник Нового года». И перед моими глазами возникает пре­ красное: целый мир страстей, надежд, желаний. Художник извлек из сердцевины красок и света дивный образ японки и подарил его времени, подарил его нам, неведомым и да­ леким потомкам, движимым такой же, как и он, жаждой вечно живого, прекрасного.

— Этот портрет, — поясняет Тосио сан, — взят нами из серии рисунков Утамаро под названием «Семь женщин за туалетом». Сюжет картины поражает своей простой повсе­ дневностью. Женщина в кимоно строгого рисунка смот­ рится в зеркало, заботясь об изысканности своей прически. Но эта тематическая незатейливость, как очевидно, позво­ ляет художнику запечатлеть один из тех моментов, когда наиболее непосредственно обнаруживается женственность японки, непринужденное ее обаяние. При этом художник великолепно выразил прекрасные черты лице, в двух пла­ нах — фронтально, через отражение в зеркале, и анфас, со­ здав таким образом интересную и необыкновенную ком­ позицию. Для творчества Утамаро весьма характерна по­ разительная зоркость глаза, способность проницательного, цветового видения. Именно этим в значительной степени обусловлено создание им портретов выразительной психо­ логической и художественной формы.

Тосио сан продолжает свой рассказ о большой силе эмо­ ционального воздействия портретного искусства Утамаро, отмечая в нем и присутствие мысли, и своеобразие средств выражения, и пластичность формы. Он подчеркивает, что Утамаро стремился не вырисовывать, не изображать, а во­ площать, выражать. Перед нами раскрывается физическая красота человека, конкретные особенности его состояния, бо­ гатства движения. Глядя на гравюры Утамаро, мы как бы испытываем внутреннее желание психологически доосмыслить образ, созданный художником, глубже понять его нравственный смысл. И краски и бумага гравюры в твор-

174

честве Утамаро — это, конечно, не просто сырье, над кото­ рым он трудился; это раньше всего органическая комму­ никативная взаимосвязь художника с жизнью, эцохой, на­ родом.

— Чувство непереносимой горечи и отчаяния, терпели­ вая кротость, выраженные в глазах юной красавицы, — про­ должает Тосио сан, показывая цветную гравюру, созданную Утамаро по мотивам драматических баллад, — символиче­ ски раскрываются художником с помощью черного и белого тонов капюшонов, покрывающих головы героев. Влюблен­ ные, под гнетом необходимости приучившие себя к одино­ честву и своеобразной нелюдимости, гонимы жестокостью семейного домостроя. У них нет выбора. Осталось одно — под покровом ночи навсегда покончить с собой, как только будут одновременно загашены бумажные фонари «Одаваратётин» девушкой и ее возлюбленным.

А рядом с гравюрой на желтом фоне выписаны черной тушью поэтические строки. Они чем-то напомнили мне слова поэта уже нашего времени:

Внезапный крик, исполненный печали, Бездушной птицы из осенней дали, —

Ты знаешь ли? Жемчужину, скользящую на дне

В предутренней нахлынувшей волне, — Ты знаешь ли?

Звезду, скользящую в глубинах мрака, Где не найти ни образа, ни знака, —

Ты знаешь ли?

И первый звук в нетронутой тиши, Дрожанье струн девической души, —

Ты знаешь ли его?*

Нередко произведения японской поэзии сочетаются с каллиграфической живописью, выраженной в артистически исполненной иероглифической вязи. Иногда поэт одновре­ менно выступает и в роли каллиграфа, но часто каллигра­ фическое выполнение поэтического произведения принадле­ жит другому лицу. Известны классические образцы масте­ ров иероглифической живописи, которые представляют со­ бой не меньшую художественную ценность, чем бессмерт­ ные поэтические творения. Сочетание поэтических строк и

* С и м а д з а к и Т о с о н (1872—1943). Из «Песен	труда».	Перевод
Марковой. Сб. «Восточный Альманах», вып. 2, ГИХЛ,	1958, стр.	394.

175

иероглифической живописи — одна из самобытных черт японского художественного творчества.

Надпись на гравюре сделана скорописным стилем, в виде вертикальных иероглифических строк и выдержана в древ­ ней традиции каллиграфической живописи. Это создает за­ конченный и совершенный ансамбль творческого многооб­ разия. Здесь нашло свое вдохновенное выражение авторское содружество своеобразного триумвирата: художника, поэта, каллиграфа. И таким образом, если содержание стихотво­ рения ассоциируется с сюжетом картины, представляя со­ бой как бы поэтический комментарий, то каллиграфическое мастерство великолепно гармонирует с графическим искус­ ством ксилографии.

Едва ли в художественной жизни какой-либо страны, по­ мимо Китая, взаимосвязь литературного и изобразительного творчества, поэзии и живописи проявилась столь органи­ чески и с такой глубокой взаимной проникновенностью, как это мы наблюдаем в Японии. В этом специфика и особая притягательность японского художественного творчества.

Подлинно поэтические произведения выдающихся япон­ ских художников слова воспринимаются подобно картин­ ному изображению, но без зримых форм, а живопись — как поэзия с видимыми формами. Художественная литература вместе с тем призвана изображать по преимуществу дейст­ вие, развитие, процесс, тогда как средствами живописи должны воплощаться различные состояния или положения предметов и явлений окружающей жизни. «Литератор ... не только пишет пером, — но — рисует словами, и рисует не как мастер живописи, изображающий человека неподвиж­ ным, а пытается изобразить людей в непрерывном движе­ нии, в действии, в бесконечных столкновениях между со­ бою, в борьбе классов, групп, единиц»*. При этом явления и предметы осваиваются в литературном творчестве не не­ посредственно, не прямолинейно, а через соответствующее восприятие, действие. И разве не примечательно, что в поэ­ тическом арсенале присутствуют все непременные состав­ ные элементы живописи?

Характерна стремительная сила и выразительность ли­ нии каллиграфической надписи. Она столь же насыщенна, свободна и размашиста, как и линия гравюры, несущая осо­ бую эмоциональную нагрузку, конструктивно участвующая

* М. Г о р ь к и й . О литературе, 3-е изд. М., 1937, стр. 344.

176

в создании художественного образа. Она исполнена той же динамичности, ритма, движения, живой атмосферы. Линия каллиграфической живописи, в сущности, заложена в пер­ вооснову графической техники, в самую сердцевину япон­ ского искусства Укиё-э. Взаимосвязь живописи и каллигра­ фического творчества, истоки которого восходят к глубокой древности и которое развивалось вместе с формирова­ нием иероглифической письменности, является, быть может, как ни в какой зарубежной графике, глубоко органической, нерасторжимой.

Вглядываясь в изображенные на гравюре лица, в их цве­ товую интерпретацию, я чувствую какое-то необыкновен­ ное сочетание реальности и условности. В этом как бы об­ наруживается эстетический идеал Утамаро, который видел его в воплощении красоты. Это сочетание реального и условного создает в картинах нечто непостижимое, магиче­ ское. И вместе с тем портрет вызывает ощущение цветного равновесия, непринужденной, живой интонации.

— Цвет в портретной гравюре Утамаро, — замечает То­ сио сан, будто разгадывая мое раздумье, — это волшебство, чародейство. Одаренный от природы умом тонким и прони­ цательным, он не знал усталости в постоянном труде в по­ исках источников вдохновения и творчества. Едва ли до него кто-либо придавал такое значение свету и цвету. Цвет у него в синтезе с линией может образовать бесконечное мно­ гообразие оттенков, придавая его работам сказочное оча­ рование. Цвет в гравюрах Утамаро дает представление про­ странства, объема, глубины. Цвет способен служить маги­ ческим украшением, декоративностью. Но в каждом портрете краски он применял крайне скупо, передавая цвет как твор­ ческую силу, создающую новое воображение, новые пред­ ставления и ассоциации. Цвет постоянно несет в картинах Утамаро настроение поэтической мечтательности, интимно­ сти, романтики...

Своим высоким мастерством художник, сумевший так приблизить свое творчество к жизни, показывает нам, что подлинное искусство для него основано на лучших традициях прошлого, на усвоении опыта древних, у которых главное — не краски, а линия, изысканность линии. Краски не занимали в их работах первостепенного места, им отво­ дилась подчиненная роль. Утамаро усматривал для себя со­ вершенный образец в работах древних мастеров, которые неизменно подчеркивали и культивировали благородную

177