три-четыре тому назад — здесь на берегу нежданно, све­тел и ясен, как солнечный луч, явился Анатолий Федо­рович! И на земле засверкали звезды — женские глаза, раздались смехи их, все поморье ожило и все мы воспле­скали. Но недолго радовал он нас: и полорхал здесь все­го дней десяток — и исчез, в Кисснген говорит он, а пожалуй очутится на Финистерре, у подошвы Монблана, не то так в Champs Elysés ', этот «коварный друг, но сердцу милый!»

19. августа 1880 года Гончаров, получив от Кони ко­пию его «Политической ааписки» наследнику престола, будущему императору Александру III, пишет Анатолию Федоровичу:

«■Скажу прежде всего, что она написана с тою ясно­стью, трезвостью взгляда, словом логикой, которой я удивляюеь... в вас; и притом с завидной краткостью, вы­сказано иного без многословия...»

Дело евгения к.

1

Он предвидел это несчастье. Еще в июне 1869 года — шутка ли, дочти за десять лет! — писал Наденьке Мо­рошкиной из богемского курорта Фрагщенсбада, куда за­гнала Анатолия Федоровича болезнь: «Я много рассказы­вал тебе о своем брате, о его способностях, талантах и отличном сердце. Он давно уже стал на ложную дорогу и в Варшаве я убедился, что почти невозможно его с нея сдвинуть. Отвычка от труда, отсутствие серьезных инте­ресов, какая-то эгоистическая беспечность, шаткость во­ли, доведенная до крайних пределов, и стремление во всем себя оправдывать — вот те печальные свойства, ко­торые, кажется, способны будут затушить в нем боль­шую часть его добрых начатков». И дальше следует уди­вительное признание. Удивительное потому, что биогра­фы Кони не раз обращали внимание на то, что в пе­реписке его родителей можно найти интересные рассуж­дения по поводу воспитания сыновей. Но, как известно, никого еще не удалось воспитать одною лишь теорией, «...всего больней в этом то, что я с горечью могу и имею право упрекнуть во многом, что портит Евгения, моих стариков...»

¹ Елисейские Поля (франц ).

183