«Зарево свеаборга и кронштадта...»

1

В июне 1905 года заболела Софья Андреевна. Лев Николаевич пригласил в Ясную Поляну профессора Сне­гирева. Владимир Федорович приехал с ассистентом Алек­синским, назначил лечение. Днем Толстой сходил с про­фессором на речку Воронку, провел его по парку.

Потом, сидя на веранде, много говорили о последних событиях, о том, что крестьяне жгут барские усадьбы, о выступлениях рабочих.

Алексинский сказал:

• Необходима свобода печати, тогда многое можно будет разъяснить...

• Это вас касается, а 120 миллионов народа?.. — спросил Лев Николаевич, пронзительно взглянув на Алексинскою.

Снегирев рассказал о том, почему застрелился Моро­зов.

• Он гордился, что его рабочие не бастуют. Наобе­щал всяких уступок. Другие фабриканты пришли к ма­тери с жалобами — сказали, что если они пойдут па та­кие уступки, то разорятся. Часть фабрики принадлежа­ла матери, и она воспретила уступки. Савва Тимофеевич застрелился потому, что не смог выполнить обещанного...

Потом речь зашла о фабричных рабочих за границей. Лев Николаевич с юмором передал рассказ своего зна­комого крестьянина Антона Щербака о Калифорнии: климат мягкий, вода хорошая, жилища удобные, люди не задиры, лошади кроткие, собаки не кусаются, но от ску­ки — только повеситься.

Вечером за чаем Лев Николаевич читал вслух «Опро­кинутую телегу» и «Ягоды».

• Вот если бы была свобода печати! — было похо­же, что Алексинский считал, что случись такое, все остальные проблемы разрешились сами собой.

«— Кони говорил, что в сентябре будет свобода пе­чати, — откликнулась Софья Андреевна. — Он, бывший либерал среди консерваторов, оказался теперь консерва­тором среди либералов. Он хотел хоть цензуру нравст­венности сохранить, указывал на заграничные непри­личные открытки — такие продаются теперь и на Нев­ском. Отвергли. Сказали, что свобода выше нравствен­ности.

21*

323

• Кони мне говорил: есть один самостоятельный че­ловек — Лев Николаевич, — сказал Снегирев...»

Кони — Толстому. 12 сентября 1905 года. Петербург.

«Дорогой Лев Николаевич,

Постараюсь сделать все возможное для меня отно­сительно Гончаренко, но боюсь, что ничего не достигну, так как в военном министерстве «человека не имам». По­пробую обратиться к бывшему главному военному про­курору Маслову, ныне члену Государственного совета. Постучусь и в некоторые другие двери.

Собирался я к Вам всю осень, с августа, но задержа­ло меня заседание комиссии Кобеко о печати и нездо­ровье...»

Именно эту комиссию под председательством директора Публичной библиотеки, члена Государственного совета Дмитрия Фомича Кобеко и имела в виду Софья Андреев­на Толстая, когда рассказывала о том, как Анатолий Фе­дорович из либералов попал в консерваторы. Комиссия, или как официально она называлась — «Особое совеща­ние для составления нового устава по печати», была уч­реждена постановлением комитета министров 12 декабря 1904 года и начала работу 10 февраля 1905 года. Был подготовлен проект устава по печати, но он так и остал­ся проектом — революция 1905 года заставила Нико­лая II издать «Манифест 17 октября», в котором была обещана и свобода слова.

Заседания «Особого совещания» проходили в тягучих, длительных спорах.

Всю свою жизнь Анатолий Федорович был сторон­ником свободы печати. В тех редких случаях, когда ему, как судье или обер-прокурору, приходилось решать кон­кретные дела о привлечении редакторов к ответственно­сти за якобы нарушение закона о цензуре, он вставал на сторону «нарушителя». В 1871 году цензурный коми­тет обратился в прокуратуру с просьбой привлечь жур­нал «Искра» за сатирические стихи, в которых употреб­лены священные слова. Кони ответил: «...не нахожу воз­можным согласиться с взглядом цензурного комитета на безусловную необходимость возбуждения по поводу сих стихотворений, судебного против «Искры» преследова­ния».

В комиссии Кобеко большинство высказалось за пол­ную отмену всякой цензуры. Причем, предчувствуя на­зревающие революционные события, требовали полной

324

бесконтрольности даже те участники заседаний, которые в прошлом выступали как ревностные стражи «порядка» в печати. Так, либерал Кони оказался в «ретроградах», или, как сказала Софья Андреевна Толстая, «консерва­тором среди либералов».

Первого января 1905 года Анатолий Федорович писал одному из своих знакомых:

«Я очень устал от работы в совещании по делам пе­чати — ив состоящей под моим председательством юри­дической комиссии о том же. Отсутствие нравственной дисциплины и сознания своего долга перед будущим своей родины сказывается и в наших русских законода­тельных работах. К сожалению, надо признать, что поня­тие о свободе у нас до крайности неясно. Большинство на­ходит, что свобода состоит в следующей формуле: «Я де­лаю, что хочу, а другим препятствую делать то, чего я не хочу». Отсюда под флагом свободы всякого рода на­силия...»

Пойдя против течения, он высказал недюжинную сме­лость и государственный ум. Выступая на заседаниях комиссии за отмену цензуры, он привел целый ряд при­меров поразительного лицемерия власти, запрещающей печатать те или иные книги и сообщения.

«...Можно отметить и случаи, вызывающие скорбное чувство за те немногие предметы непререкаемой народ­ной славы и гордости, о которых, однако, воспрещалось говорить. Достаточно указать на запрещение не только обсуждать определение святейшего синода о духовной каре, постигшей графа Л. Н. Толстого, в то время, как на него сыпалась печатная брань и прямые проклятия, но даже говорить о пятидесятилетием литературном юби­лее «великого писателя земли русской»...

• Статья сто сороковая цензурного устава, — гово­рил Анатолий Федорович, — дающая право единолично решать судьбу печатного слова, не может и не должна су­ществовать, если условием ее приложения, и притом строжайшим образом соблюдаемым, не будет поставлено точное соблюдение... указаний на вопросы государствен­ной важности, признаваемой в чрезвычайных случаях не одним министром, а высшим правительством, причем каждый раз должно быть установлено, что оглашение вопроса угрожает вредом или опасностью для государ­ства.

И он уточнял, что за вопросы государственной важ­ности имеются в виду: план мобилизации, оборонитель­

325