Тема 10. Источники и значение терминов «мифологический реализм», «магический реализм», «мифореставрация»

«Мифологический реализм», «магический реализм» – термины, активно использующиеся в современном отечественном литературоведении.

Необходимо различать употребление термина «мифологический реализм» в широком и узком значениях. В широком значении термин «мифологический реализм» подразумевает, как отмечалось при рассмотрении темы 9, не противоречащую реалистическому освоению действительности и специфике художественной литературы сосредоточенность автора на раскрытии глубинных, субстанциальных основ жизни, восходящих к мифологическим архетипическим образцам. Использование термина «мифологический реализм» в узком значении связано с усилением во второй половине XX века интереса многих зарубежных и части российских писателей к народной мифологии. Обострённое внимание писателей в XX веке к мифологическим сюжетам, мотивам и образам хронологически совпадает с активизацией национального самосознания различных этносов в разных точках земного шара после второй мировой войны и им отчасти объясняется. На волне роста национального самосознания переживают «второе рождение» целые литературы, например – колумбийская, аргентинская, бразильская в Латинской Америке, киргизская, грузинская, армянская – в России, и этот ряд может быть продолжен. В названных литературах мифологическое начало проявляется наиболее отчетливо. Причем, обращение к народной мифологии, шире – народной устной традиции, обрядам, обычаям и нравам, проистекающим из народного мифологического сознания, даёт авторам возможность ставить в своих произведениях целый ряд важных духовно-нравственных вопросов. Среди них особое место занимают проблемы «человек и природа», «человек и время», «человек и слово», «человек в земном и духовном мирах».

Термин «магический реализм» первоначально использовался немецким критиком Францем Рохом для описания картины, которая изображала изменённую реальность. Применительно к литературе этот термин впервые был предложен французским критиком Эдмоном Жалу в 1931 г.: «Роль магического реализма состоит в отыскании в реальности того, что есть в ней странного, лирического и даже фантастического – тех элементов, благодаря которым повседневная жизнь становится доступной поэтическим, сюрреалистическим и даже символическим преображениям» [153, с. 229]. Позже этот термин был использован венесуэльцем Артуро Услар-Петри для описания работ некоторых латино-американских писателей. Кубинский писатель Алехо Карпентьер (друг Услара-Петри) использовал термин «lo real maravilloso» («чудесная реальность») в предисловии к своей повести «Царство земное» (1949), имея ввиду описание реальности, в которой могут появляться выглядящие странно элементы чудесного. В этом значении термин закрепился в современном литературоведении, означая художественный метод, в котором магические элементы включены в реалистическую картину мира.

В отечественном литературоведении термин «магический реализм» стал активно использоваться в 1970-х–начале 1980-х В. Кутейщиковой, Л. Осповатом, И. Тертерян, В. Земсковым – исследователями литератур стран Латинской Америки. Затем в дискуссии, развернутой на страницах журнала «Латинская Америка» в 1983 и еще раз через десять лет в 1993 г., термин «магический реализм» был перенесён на творчество киргизского прозаика Ч. Айтматова. Правомерность применения этого термина подтверждается не только произведениями Ч. Айтматова, такими, как «Белый пароход (После сказки)», «Пегий пес, бегущий краем моря», «Плаха», но и высказываниями писателя.

Термин «магический реализм» также употребляется в литературоведении для характеристики творческого метода писателей, представляющих «этнические» литературы – новые литературы, которые сформировались к 1960 годам и принадлежат малочисленным народам, в какой-то мере ещё сохранившим традиционный культурный уклад. К этническим литературоведы относят, в первую очередь, индейскую, афро-американскую, мексикано-американскую и азиато-американскую литературы в США, нивхскую, эвенкийскую, чукотскую, удэгейскую, нанайскую, хантыйскую, мансийскую – в России. В частности, о реалистическом и магическом способах видения мира как о характерных чертах творческого метода Р. Анайи в отечественном литературоведении пишут А. В. Ващенко [19], один из первых исследователей и популяризаторов названных литератур в России, и Т. В. Воронченко [27], автор первой отечественной монографии о мексикано-американской литературе (литературе чиканос). Следует отметить, что с 1994 г. в МГУ (Москва) и ЗабГГПУ (Чита) под руководством профессоров А. В. Ващенко и Т. В. Воронченко действуют лаборатории по сравнительному изучению этнических литератур США и России.

С конца ХХ в. в отечественном литературоведении стал использоваться ещё один термин для обозначения мифологизма в литературе – «мифореставрация». Он был введён С. М. Телегиным и представлен в ряде работ этого автора, вышедших в Твери и Москве, в основном в 1990-е гг. Исследователь называет три пути литературной мифореставрации: заимствование писателем мифологических сюжетов и образов, создание собственной системы мифов, реконструкция мифологического сознания [130, с. 94]. С. М. Телегин также называет мифореставрацией особый метод литературоведческого исследования: «Метод мифореставрации основывается на лучших достижениях и традициях мифологической школы в анализе художественного произведения, аккумулируя идеи религиозно-философского, этнокультурологического, эволюционистского, сравнительно-лингвистического и других направлений» [130, с. 115].

К настоящему времени в отечественном литературоведении сложилась школа мифореставрации (Телегин С. М., Е. А. Абрашова, Т. А. Алпатова, Н. В. Журавкина, М. И. Кирин, Н. С. Прокурова, Р. Л. Шмараков и др.) [101]. Заметим, что наряду с мифоархетипическими образами и сюжетными мотивами, в одном ряду с ними, представители школы мифореставрации часто рассматривают в литературных произведениях христианские архетипы. Сказанное относится, в частности, к работам С. М. Телегина – основателя школы мифореставрации [128–130]. Отношение к христианским архетипам как разновидности мифологических архетипов характерно для целого ряда отечественных литературоведческих работ последних двух десятилетий, например для диссертационных исследований Н. Г. Медведевой [93], А. А. Богатырёва [12], Т. Н. Денисовой [42], И. И. Самойленко [118], В. Б. Шаминой [152], Н. А. Шогенцуковой [159], монографий Е. Н. Корниловой [61], Т. А. Новичковой [107] и др.

Одной из причин отсутствия в науке чёткого разграничения мифологических и христианских архетипов может служить то, что разработчик учения об архетипах К. Г. Юнг рассматривал как проявление архетипичности человеческого сознания мифологию коренных американцев и африканцев, герметизм и гностицизм, спиритизм и алхимию, митраизм и тибетский буддизм, тантрическую и ламаистскую йогу, кундалини-йогу и йогу китайских даосов в одном ряду с христианством.

Значимую роль в оформлении точки зрения на христианские архетипы как на разновидность мифологических архетипов сыграла мифологическая школа критики христианства. Её основоположники (французские учёные-атеисты эпохи Просвещения – историк, член французской Академии наук Константин Франсуа Вольней и философ, профессор риторики Шарль Франсуа Дюпюи) отрицали реальность личности Иисуса Христа, считая её, как и другие события христианской истории, мифом. В XIX в. эту идею отстаивал немецкий теолог и историк Бруно Бауэр. В начале ХХ в. мифологическую концепцию происхождения христианства защищал немецкий философ Артур Древс в книгах «Миф о Христе», «Жил ли Христос?», «Миф о Деве Марии», «Отрицание историчности Иисуса в прошлом и настоящем» и др. Мифологическая теория возникновения христианства оказала воздействие на многие поколения учёных, например на Дж. Фрэзера, автора монографии «Фольклор в Ветхом Завете» [146]. В советской науке она была единственной официально признанной до 1950–60-х гг.

Важно отметить: концепция мифологического происхождения христианства вступает в противоречие с археологическими и естественно-научными открытиями [14; 26], а также письменными историческими свидетельствами, в том числе трудами авторитетных историков древности – Плиния Младшего, Тацита, Светония, Иосифа Флавия [52; 103; 109], которые дают серьёзные основания для утверждения, что Евангелия от Матфея, Марка, Луки, Иоанна воспроизводят реальные исторические события, а не являются плодом мифологического вымысла.

Литература для чтения

Ващенко А. В. Реализм и магия Рудольфо Анайи // Литературная учеба. 1989. № 4. с. 171–173.

Воронченко Т. В. На перекрестке миров: мексикано-американский феномен в литературе США. Чита: Изд-во Забайкальс. гос. пед. ун-та, 1998. 203 с.

Кутейщикова В. Н., Осповат Л. М. Новый латиноамериканский роман. 50–70-е г. г. 2-е изд., доп. М.: Сов. писатель, 1983. 424 с.

Телегин С. М. Философия мифа. Введение в метод мифореставрации. М.: Община, 1994. 144 с.

Тертерян И. Латиноамериканский роман и развитие реалистической формы // Новые художественные тенденции в развитии реализма на Западе. 70-е гг. / ред. И. А. Тертерян. М.: Наука, 1982. 320 с.

Контрольное задание

Для систематизации материала темы 10 заполните таблицу.

Термины	Значение термина	Время появле-ния термина	В связи с чем появился термин	Кто из учёных использовал/ использует термин	К каким писателям и произведе-ниям термин может применяться
Мифологический реализм (в широком значении)
Мифологический реализм (в узком значении)
Магический реализм
Мифореставрация